Андрей Зберовский - Сократ и афинская демократия

• Название: Сократ и афинская демократия
• Автор: Андрей Зберовский
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94617-096-3

Монография представляет собой социально-философское исследование причин конфликта афинского демократического общества V века до н. э. и знаменитого философа Сократа.

В ней преодолевается однобокое восприятие Сократа как выдающегося философа-этика, рассматривается общественно-политическая составляющая деятельности и мировоззрения этого выдающегося афинского мыслителя.

Прежде всего идеологическая направленность многих его идей и рассуждений, соотносимость или несоотносимоть их как с господствующей идеологией правящего в демократических Афинах демоса, так и с оппозиционной идеологией средних и зажиточных страт афинского общества.

Книга будет интересна не только специалистам по социальной философии, истории философии и антиковедению, но и самому широкому кругу читателей, интересующихся личностью выдающегося афинского философа Сократа.

---

В ответ на эту реплику Сократ обращается к присутствующему при разговоре Менону и говорит: «Мне кажется, Менон, что Анит рассердился. Да я и не удивляюсь; он, во–первых, считает, что я порочу всех этих людей, а во- вторых полагает, что и сам относится к их числу». И ниже, в конце диалога, даже добавляет, что ему, Сократу, до того, что Анит злится на него, мало заботы» [4].

Так выглядит официальная версия конфликта Анита и Сократа. Однако у Платона и Ксенофонта также содержится информация и о том, что еще одной (и судя по всему, гораздо более весомой!) причиной ссоры Анита и Сократа явилось то, что активно проталкиваемый отцом в афинскую политику, сын Анита вдруг на какое–то время попадает под влияние Сократа и наслушивается там развращающих и вредоносных, по мнению отца–демократа, мыслей. Причем, судя по контексту сообщений, суть этой вредоносности заключалась в том, что Сократ советовал сыну Анита, если он на самом деле желает стать профессиональным политиком–управленцем, бросить ремесленные традиции отца и заниматься только избранным делом. В противном случае, Сократ предсказывал сыну Анита грустный итог — остаться при том рабском занятии, к которому предназначил его отец [5].

Представляется, что тем самым Сократ, как говорится, «наступил Аниту на больную мозоль», задел его очень лично. Дело в том, что владелец кожевенной мастерской Анит, обычный афинянин–середняк, сам сделавший себя зажиточным человеком благодаря военным заказам Пелопоннесской войны, всю свою жизнь безуспешно пытался стать в Афинах политически влиятельным человеком. Так, Аристотель сообщает нам, что в 409 году до н. э. Аниту поручили возглавить военный отряд, отправленный на помощь афинскому гарнизону в крепости Пилос. Поход Анита закончился неудачей, он был даже привлечен к суду, однако сумел оправдаться. Причем, по словам Аристотеля, благодаря взяткам и подкупу судей [6].

Тем не менее, карьера Анита на этом не закончилась. Ксенофонт и Аристотель называют его среди тех граждан, кто бежали от тирании Тридцати и присоединились к тому отряду демократа Фрасибула, что впоследствии и свергли тиранию [7].

Несмотря на данный героический эпизод, говорить о взлете политической карьеры Анита не приходится. В имеющихся у нас источниках, в качестве авторитетного политика или магистрата, его имя нигде не фигурирует. Таким образом, можно уверенно говорить о том, что Анит был все–таки человеком известным в среде демоса, но так и сумевшим себя политически реализовать, действительно состояться как политик. Что, судя по всему, и объясняет ту ревнивость по отношению к афинскому политическому строю, и ту чрезмерную раздражительность, которая так точно была передана Платоном.

Обида за свою политическую неудачливость неизбежно должна была искать выход в агрессивности по отношению к представителям иных социальных и политических сил. И эта агрессивность только усиливалась от того, что Анит, не реализовавшись в политике в должной мере сам и стремившийся продвинуть хотя бы собственного родного сына, вдруг узнает о том, что последний попадает в кружок Сократа, а тот учит его, что добродетель не передается от отца к сыну по наследству, да и сам отец его не сможет ничему научить, так как он явно не относится к политически успешным профессионалам.

Задетое самолюбие политика, в сумме с отцовской тревогой за судьбу сына, приводят Анита ровно к той реакции, что так подробно была описана в «Облаках» Аристофана, когда отец, обиженный тем, что он больше для сына не авторитет, и сын слушается только Сократа, оказывается готов даже убить Сократа. Действительно, Аристофан оказался истинным провидцем: выведенный им в «Облаках» виртуальный убийца Сократа Стрепсиад оказался как нельзя точнее похож на Анита, ставшего виновником гибели Сократа уже в реальности. И можно вполне согласиться с И. Н. Осинским в том, что для духовно ограниченного Анита одних иронических замечаний Сократа было вполне достаточно, чтобы он воспользовался своим статусом политически активного человека, чтобы раз и навсегда покончить с чересчур ироничным и социально чуждым ему философом [8].

Тем не менее, было бы совершенно ощибочно видеть во всем этом просто некий бытовой конфликт между скандальным отцом ученика и просто учителем, следует все–таки обратить внимание на социальный подтекст этой ссоры. Дело в том, что, начав общаться с сыном кожевника Анита, Сократ стал общаться с юношей из другой, не привычной для философа социальной средой. Если до этого (при всей кажущейся демократичности Сократа) его слушатели происходили все–таки из аристократических и богатых семей, благосклонно относившихся, к тому что их дети занимаются именно интеллектуальным самосовершенством, а не физическим трудом, то Анит был явно взбешен тем, что, во–первых, его сын занимается сущей ерундой, а не приобретением навыков торговца и ремесленника, а, во–вторых, он учится у того человека, который уже выучил тех самых тиранов, в борьбе с которыми сам Анит вполне мог бы и погибнуть.

Так, реакция Анита на активное общение с юношеством того человека, который теоретически мог считаться «духовным отцом» свежесвергнутой тирании, может считаться не только реакцией отца, взбешенного выходом из- под контроля собственного сына, но и общей реакцией части низов афинского демоса на то, что этот пресловутый учитель Крития и Хармида имеет наглость по–прежнему совершенно свободно сбивать с толку, говоря тогдашним языком, «развращать», демократическое юношество. И, как нам представляется, именно такое понимание ситуации будет наиболее адекватным сложившейся ситуации.

Что касается двух других обвинителей Сократа, поэта Мелета и ритора Ликона, то здесь следует заметить следующее: так же, как и Анита, их обоих также можно относить к афинским неудачникам, каждый из которых так и не смог ничего добиться в избранной собой сфере. Мелет был не просто никудышный молодой поэт, но даже потомственный никудышный поэт, так как в своей комедии «Лягушки», поставленной Аристофаном в 405 году до н. э., герой комедии Эсхил (якобы великий трагик прошлого) так негативно оценивает поэтический талант Мелета–старшего:

«Прекрасное собрал я из прекрасного В единое искусство, чтобы Фриниха Не истоптать Харитами любимый луг.

А он, как шлюха, натаскал со всех сторон Мелета прибаутки, песни Кариев,

Заплачки, плясы, все он обобрал, и все Сейчас разоблачу я. Дайте лиру мне!» [9].

Можно также предполагать, что Мелет мог завидовать поэтической известности такого же, как и он сам, молодого Платона, являвшегося близким учеником Сократа. И потому участие в деле, подобном делу Сократа, когда обвиняемый был очень известным человеком, могло рассматриваться Мелетом как возможность вполне успешного «пиара», эффективного рекламного хода.

Кроме того, известно, что во время правления в Афинах «тридцати тиранов» Мелет вел себя по отношению к ним вполне лояльно и даже пару раз выполнял возложенные на него поручения. В частности, по сообщению оратора Андокида, он участвовал в подготовке той самой казни Леонта Саламинского, когда Сократ отказался участвовать в столь грязном деле [10]. Поэтому активное участие в процессе против подозреваемого в критике победившего демократического строя, наверняка, рассматривалось им как возможность своей политической реабилитации, удачный шаг, который поможет затереть в памяти людей его недостойное поведение при тирании.

Что же касается ритора Ликона, то это был давнишний знакомый Сократа, выведенный еще в «Пире» Ксенофонта, когда и он и Сократ вместе праздновали у Каллия. Сам Ликон не блистал речами и был больше известен своей бедностью, что служило верным признаком отсутствия большого ораторского таланта и заказов со стороны клиентов. Благодаря диалогу Платона «Ион» мы также знаем, как иронически относился Сократ к той публике, что пыталась зарабатывать себе хлеб на пафосном цитировании произведений эллинских классиков и написании судебных речей за деньги. А успехи Сократа в разгроме различных риторов Диоген Лаэрций отразил как то, что современники оценивали Сократа как «очарователя Эллады, искуснейшего в доводах тонких, с полуаттической солью всех риторов перешутившего» [11]. Поэтому, вполне возможно, что данный процесс также являлся для ритора Ликона возможностью впервые громко заявить о себе, так сказать пройти публичный тест на професиональную пригодность. Да еще и отомстить тому, что был значительно профессиональнее его самого в речах.

Тот факт, что все три обвинителя знали Сократа лично, не имеет большого значения: в не таком уж большом гражданском коллективе Афин (тем более сильно поредевшем во время войны), да еще при общительности Сократа, это было вполне нормально. Примечательно другое: то, что все три обвинителя Сократа, хотя и происходили из различных социальных страт, все- таки относились именно к демосу, а не к аристократии или богатым слоям афинского общества. Кроме того, то, что все они являлись агрессивными неудачниками, как нельзя лучше обозначает именно социальный подтекст «дела Сократа»: успешный философ с мировым именем вызывал искреннюю злобу, социальную зависть у тех, кто не состоялся как личность и профессионал, кто мог успешно выживать не как индивидуальность, а только в коллективе, паразитирующем на деньгах союзников и обирающем богатых людей. Три не очень уважаемых человека из в целом неуспешной социальной среды пошли на открытый конфликт со вполне успешным Сократом, который осмелился критиковать как раз то, что являлось для них средством выживания — факт управления большого богатого города как раз социальными неудачниками. Пошли, судя по всему, рассчитывая на социальную солидарность того состава суда, что был близок им по классовому духу.