Виталий Поликарпов - История нравов России

• Название: История нравов России
• Автор: Виталий Поликарпов
• Издательство: издательство "Феникс"
• Жанр: История
• Год: 1995

---

И действительно и Мюрат, и Бернадот, и Лефевр и другие звезды генералитета начинали свою службу с низших чинов.

Наполеон находился в окружении созвездия блестяще одаренных военных людей. «Они были не похожи друг на друга во всем, кроме одной черты, — подчеркивает Е. Тарле, — они все обладали, хоть и в неодинаковой степени, быстротой соображения, пониманием условий обстановки, умением принимать быстрые решения, военным чутьем, указывавшим внезапно выход из безвыходного положения, упорством там, где оно нужно, а главное — Наполеон приучил их с полуслова понимать его мысль и развивать ее дальше уже самостоятельно. Стратегический талант Наполеона делал маршалов точнейшими исполнителями его воли и в то же время не убивал в них самостоятельности на поле сражения» (264, 147–148). Добродушный Лефевр, холодный Даву, лихой Мюрат, рассудительный Бернадот, методичный Массена, сдержанный Мармон обладали большой инициативой и были недюжинными тактиками. Само собой, считалось совершенно обязательным личное бесстрашие, и у них выработалась совсем особая военная доблесть.

О господствовавших нравах в армии Наполеона свидетельствует существование особо авторитетного института — товарищеского суда. Он не был нигде обозначен в законах, однако был введен в великой армии с молчаливого согласия императора. Е. Тарле пишет: «Вот что по этому поводу говорят очевидцы. Произошло сражение. В роте заметили, что двух солдат никто во время боя не видал. Они явились к концу и объяснили свое отсутствие. Рота, убежденная, что виновники просто спрятались со страха, сейчас же выбирает трех судей (из солдат). Они выслушивают обвиняемых, приговаривают их к смертной казни и тут же, на месте, расстреливают. Начальство все это знает, но не вмешивается. На том дело и кончается» (264, 147). Никто из офицеров, по меньшей мере официально, ничего об этом не знает и не должен участвовать в самом суде.

Во французской армии немало нравов были веселыми, особенно, когда она находилась за границей. Во время похода, в Ломбардию (1796 г.) офицеры повально увлекались миланскими красавицами. Генералу А. Бертье пыталась вскружить голову красавица княгиня Висконти, что увенчалось успехом, и страсть длилась девятнадцать лет. «Вскоре пошли толки о сотнях других увлечений, менее длительных, — пишет в «Воспоминаниях о Наполеоне» Стендаль, — но столь же страстных. Напомним еще раз, что в ту пору никто в армии не был одержим честолюбием; я видел офицеров, которые отказывались от повышения, лишь бы не расстаться со своим полком или со своей возлюбленной. Как сильно мы изменились: где теперь та женщина, которая могла бы притязать хотя бы на минутное колебание?» (258, 293).

Однако постепенно дух и нравы армии и офицерского корпуса изменялись, так как армия из суровой, республиканской и героической (такой она была при Маренго) превратилась в монархическую и эгоистическую. По мере того как шитье на мундирах офицеров становилось все богаче, а орденов на них все прибавлялось, сердца их все больше черствели. Те из генералов, кто выполнял свои обязанности с энтузиазмом (например, генерал Дезэ), были удалены из армии либо отодвинуты на задний план. Стендаль пишет: «Восторжествовали интриганы, и с них император не решался взыскивать за проступки. Один полковник, который обращался в бегство или прятался где–нибудь во рву всякий раз, когда его полк шел в атаку, был произведен в бригадные генералы и назначен в одну из внутренних областей Франции. Ко времени похода в Россию армия уже до такой степени прониклась эгоизмом и развратилась, что готова была ставить условия своему полководцу» (257, 129–130). С каждым годом ослабевали дисциплина, готовность повиноваться, выдержка; и если некоторые маршалы (Даву или Сюше) еще имели власть над своими корпусами, то другие высшие офицеры, казалось, сами насаждали беспорядок. Очевидно, это внесло определенный вклад в поражение наполеоновской армии в России и окончательный ее разгром вооруженными силами коалиции во главе с Россией.

Иные нравы были присущи армии Османской (Турецкой) империи в силу ряда обстоятельств, существенными среди которых являлись восточные обычаи и ислам. Известно арабское выражение, произнесенное самим пророком: «Всемогущий Аллах говорит: «Имею армию, которой дал имя «турки»: когда люди вызывают у меня гнев, тогда насылаю на них моих турков»». Эта репутация турецкой армии — «правой руки» султана — основывается прежде всего на традициях беспримерной отваги и абсолютного послушания. Эти две добродетели были общи таким, на первый взгляд, противоположным категориям ее солдат и офицеров, как свободные мусульмане (феодальные землевладельцы) и имеющие статус невольников христиане «по рождению» янычарам. Феодальный армейский корпус состоял из кавалеристов — сипахов, — которые имели в ленном владении землю; эту землю обрабатывали крестьяне, для которых они были сеньорами и с которых они получали дань. Взамен этого они обязаны были служить в армии — некоторый срок в мирное время, и всегда в военное время, и, кроме того, должны были выставлять одного или нескольких полностью экипированных всадников. При этом численность сопровождающей его свиты зависела от их ранга и размеров имения. В мирное время некоторая часть сипахов несла полицейскую службу (340).

Ни один из этих сипахов не проходил регулярной военной подготовки, однако все они были смелыми наездниками, с детства знающими толк в военном ремесле. Во время войны один из десяти сипахов оставался в стране для поддержания порядка, а входе военных кампаний, когда отряды находились на зимних квартирах, им разрешались отъезды домой, чтобы собрать десятину и иные виды доходов с крестьян. Ведь это единственный источник их доходов и основа жизни как в мирное время, так и при прохождении военной службы. Помимо сипахов в феодальном армейском корпусе служило определенное число добровольцев; одни из них воевали исключительно с целью захвата добычи, однако встречались и христиане–ренегаты, которые перешли в ислам, и, воюя под его знаменами, получали награды и продвижение по лестнице военной иерархии. Нередко также, благодаря способностям и непримиримой враждебности к христианству, они достигали высоких должностей. Не менее двадцати предводителей сухопутных армий и четыре самых знаменитых в истории империи предводителей флота были старыми христианскими сол–датами, которые приняли ислам и перешли на службу в армию, где не обращалось внимание на происхождение и имелись шансы для неограниченного продвижения по службе.

Совершенно особое место в армии Османской империи занимали янычары — отобранные из христиан юноши, которых из–за их физической силы и психического здоровья считали добротным «материалом» для формирования воина. «Всех пленных юношей — неверных — надо зачислять в наше войско», — такой совет дал султану Орхану визирь и воинский судья Аллаэдин. Эта идея была осуществлена при султане Мураде I (1360–1389 гг.). Перед распростертыми на земле юношами возвышалась фигура известного дервиша шейха Бекташа. Подойдя к тому их них, кто находился поближе, дервиш поднял руку над его головой, осеняя ее рукавом своего халата, и произнес: «Да будете вы ены черы». Так было положено начало особому корпусу янычар (от «ены черы» — «новое войско»). От остальных военнослужащих их отличал головной убор — белый войлочный колпак с висящим сзади куском материи, напоминающим по форме рукав халата Бекташа. Вооружение янычар составляли копья, сабли и кинжалы, а роль знамени исполнял котел для приготовления пищи. Некоторые воинские звания в янычарском корпусе также были заимствованы из «кухонного» лексикона, например, полковник назывался «чорбаджи», т. е. «кашевар».

Значительная часть янычаров (кроме меньшей, занятой в осуществлении административных функций имперских органов) образовывала корпус на условиях платы (корпус профессионалов). Этот корпус представлял собою приватное и сильнейшее оружие в руках султана. Им командовал ага, который одновременно исполнял должность начальника полиции Стамбула и заседал вместе с министрами в диване. На войне он сопровождал султана и командовал его отрядами, в чем ему помогал совет из пяти наивысших офицеров. Янычарский корпус насчитывал несколько дивизий, каждая из которых располагалась в собственных казармах, а во время войны — в больших шатрах. Смысл существования янычар, оторванных в детстве от родителей, которым нельзя было ни жениться, ни заниматься каким–либо ремеслом (к тому же у них не было к этому никаких навыков), ограничивался участием в битвах во время войны и поддержанием порядка в мирное время.

Янычары больше были привязаны к своим товарищам, чем к султану, а еще большая близость возникала между янычарами одной и той же казармы, которые приносили друг другу присягу на мисочке соли, Коране и мече. Еще большей опекой, нежели войсковые знамена, они окружали большие медные котлы, коих приходилось два или три на казарму (в них они готовили себе рис и вокруг них проводили все вечера). Если хотя бы один из этих котлов терялся в битве, то все офицеры из опозоренной казармы увольнялись; в случае поступления вновь на военную службу их никогда не принимали в то же подразделение.