Анна Йоль - Травница

• Название: Травница
• Автор: Анна Йоль
• Жанр: Юмористическая фантастика

Девятнадцатилетняя студентка Елена, после страшной аварии просыпается невредимой, но в новом мире. Что же произойдет с веселой, ироничной, двадцатилетней студенткой Еленой в новом мире без привычных «фэнтезийных» сил и очарования. Что она будет делать без «волшебных сил и способностей»? Её ждут: незнакомые обычаи, удивительные существа и многочисленные опасности, порой смертельные. А всё что у неё есть: загруженная в голову энциклопедия «С травами на Ты», кривые руки и дюжина подозрительных попутчиков и злопыхателей. Помогут ли приобретенные знания, выжить Елене и найти свою дорогу? А если любовь? Она же, вообще-то, домой хотела — где душ и цивилизация..

Какие приключения доведется ей повидать и сможет ли «попаданка» найти дорогу домой?

---

Труда — одна из таких и она сидела у меня в печёнках ещё с середины весны. Её вечные обсуждения за глаза, причитания и сплетни — убивали. От неё, откровенно, тошнило. Вот говорят: муж и жена — одна сатана. И я ошибалась, что Халвен и Труда противоположности — они просто идеально вписывались в эту мудрость. Оба завистливы, алчные и злые. Есть такой тип людей, которые для себя идеальные и просто прекрасные, а все вокруг фу и виноваты во всех бедах. Что пирог у неё не вышел? Упал? Конечно, виновата соседка, та её сглазила, а то и хуже порчу новела. То, что она просто забыла за него не в счёт. Что?! Староста отказал Халвену в притязании на участок земли? Да этот ужасный староста просто его ненавидит и завидует. Упускаем то, что тот клочок земли оставлен вдове с двумя сиротам.

Я была на распутье: мечтала поскорее съехать и втайне копила деньги, но во мне также тлела благодарность за то, что не бросили и приютили. Совесть или комфорт? Выбрать было сложно.

И пока я решила помалкивать и не обострять отношения.

Душа радовалась, когда Труда уходила продавать мои мази на ярмарку. Это означала, что она как минимум задержится до позднего вечера, и я смогу морально отдохнуть. То, что она темнила — не осталось незамеченным: делила она не поровну и мне доставалась даже не треть. Ещё одна галочка к желанию переехать, но эта благодарность…

Время в её отсутствие я посвящала себе и домовому. Мы читали, убирали дом или просто ходили гулять.

Отвёл он меня как-то к озеру, на солнышке понежится: «а то бледнющая как упырица». Эти деньки я буду хранить, как одни из приятных сердцу воспоминаний! Мои эмоции хоть и были весьма блёклые из-за чая, но тогда я впервые за последнее время по-настоящему веселилась и радовалась. Да, чай вошёл в привычку: внутри меня завелась давящая мысль, что без него я попросту не справлюсь и сломаюсь…

Так вот, в тот день Укко рассказывал мне смешные истории: свои и те, что услышал от других домовых, а я наслаждалась отдыхом.

Мой словарный запас пополнялся такими словами, как ветрогонка, волочайка, раструперда, божедурье и тд.

Озеро было совсем недалеко от деревни, я часто сюда приходила за травами, которые растут лишь у воды. И вот в такие свободные расслабленные минуты, осознаешь как оно прекрасно! Большое, гладкое и чистое-чистое, как зеркало отражало небосвод и казалось, что ты не в воде, а плывёшь по облакам. Рядом, на серебристом песке, росли высокие грустные ивы. Роскошные, они укутывали тебя в свою тень, пряча от палящего летнего зноя.

Вигт ворчал, ругался и пытался меня вытащить на солнце:

— Ты белее песка, девка. То в тени, то из озера не вылезаешь, точно тот вуморт.

— Не белее твоей бороды. — весело передразнивала его я. — И кто такие вуморты?

— Какая говорунья! Как привяжу за волосянки к Иве.

— Если допрыгнешь. — Показываю ему язык.

За нашими привычными и так любимыми мной перепалками, не замечаем, как со стороны деревни навстречу шёл гном. Промелькнула шальная мысль, что это Халвен. Но Укко недовольно нахмурился и впился взглядом в незнакомца, но потом хитрюще покосился на меня:

— Смотри кто идёт…

Светловолосого, краснощёкого парня с россыпью веснушек и янтарными глазами — Ярима, сын одного из местных купцов. Их тут много…

Про таких, как Ярима говорят — парень хоть куда! Работящий, добрый и богатый — завидный жених, по словам Труды. Приметила я его ещё в том месяце, часто он встречаться мне начал. И взгляд его постоянно чувствовала на себе, а как посмотрю в ответ — так он быстро отвернётся и делает вид, что ни при чём. Вот я и поинтересовалась у Труды про него.

Парень остановился в паре метров от меня: стоял, мялся, переступал с ноги на ногу и явно волновался.

— Привет. — Нарушила я первая молчание, сбоку раздалось ехидный хмык. Угадаете чей?

Парень резко дёрнулся, словно от кнута и перепугано уставился на меня. Атмосфера стала давящей и неловкой, так что я решила подойти к нему. Но тот, заметив мои манипуляции, резко поставил корзину на песок:

— Тебе. — Буркнул и след его простыл.

Я так и застыла, не успев понять, что произошло. Укко же деловито направился к корзинке и начал осматривать её содержимое.

— А-а-а что это было? — неуверенно обратилась я к нему.

— Хахаль это твой был.

— Я серьёзно…

— Дурында, совсем не поняла, да? — привычно забурчал на меня вигт, но в этот раз были слышны довольные нотки. — Хлопец гостинцы принёс, видать к сердцу припала. Вон как хороши.

Я молчала — слов не было, а домовой продолжал:

— И баранки, и пряники и леденцы. Видать знает какая ты прожорливая.

— ЭЙ!

— А что не так?

— Мы договорились не распространяться об этом!

На это вигт закатил глаза — у меня научился.

— Ты-то носом не вороти! Жених-то хорош, купчий сын и внук старосты.

— Он-то хорош — на две головы ниже. — и правда корзина была полна сладостей. Моих любимых. Ах, я иногда так скучала за разнообразными «земными» конфетами. Сахарные, карамельные, с кислинкой, с горчинкой — выбор на любой вкус. А тут в основном пряники да мёд, леденцы уже роскошь и праздник.

— Это просто ты расщеколда длинная.

— Он младше на пять лет. В нашем мире это не законно. — Привожу контраргумент.

— Ну да, ты права — как-то быстро согласился Укко, но потом гаденько добавил: — он может и помоложе себе найти.

И противный же этот домовой!

* * *

— Ну что? Я же говорила, что будет от неё толк! — доказывала Труда. — А ты все хотел её в поле оставить. Мол, на вуморта похожа — проблем не оберёмся. Вон как оно вышло.

— Ну говорила, ну хотел. — Холодно отвечал ей Халвен.

Наступил самый жаркий месяц лета, и я отвоевала себе пару выходных от работы, чтобы не загнуться в поле. Блондинка продолжала надоедливо брюзжать: «Совсем расслабилась, а кто настойки делать будет? На что ты жить собралась?». Справедливости ради: я работала с рассвета до утра в последний месяц, словно конвейер, штамповала припарки и отвары. А ей было все мало. Вот и не стала её слушать, а просто взяла себе отгул и забила — хотя бы руки отдохнут. Ушла я спозаранку, оставив записку, что буду к вечеру. Но новые ботинки через пару часов натёрли ноги в кровь. С неохотой я развернулась обратно к «Дому».

Вот тут, только поднявшись по ступенькам, у двери — услышала этот диалог. Подслушивать мерзко, и неправильно, но интуиция так и кричала «ОСТАНСЯ!». А ей лучше доверять — не раз из передряг выручала, и разговор был явно про меня:

— Но только хлопот от этой ветрогонки не меньше!

Ветрогонка?! Козел этот Халвен.

— Ой, ну какие хлопоты, миленький! — елейным голоском лепетала женщина. — Комната все равно пустовала, а времени на втолковывание немного ушло. Зато, какие деньжища мы на ней заработали.

— Могли бы и больше заработать! Говорил же тебе — нужно было оставить себе золотые! Сколько на её прокорм ушло!

Ой, да иди ты куда подальше! За еду я платила!

— Мы и так только треть отдали! — Мне полагалось 90 золотых? Вот же загребущие руки.

— А могли и ничего не отдавать! Покуда ей знать, что полагается! Ах не трепи, ты, своим языком, баба…

— Ну будет тебе милый. — Все так же сладко успокаивала блондинистая лицемерка. — Знаешь, сколько я за её мази да отвары выручаю? По золоту за каждое! — а мне она отдавала полсребреника. Так, на минуточку, одна золотая это 10 сребреников. — И они так хороши, что с других деревень съезжаются.

Ответа ей не последовало, но она словно воспламенилась и с большим рвением продолжала:

— Да с ней мы самыми заможными станем на деревне! Все завидовать нам будут! А ещё я птицу Илкею послала, племяннику своему! На днях его ожидаем! Поженим их, понесёт и никуда не денется. Парень-то видный, а девка недалёкая, ничего и не поймёт.

И вот глупая девка сейчас стоит тут, словно громом поражённая. Нет, я особо не удивлена, что они оба скользкие и двуличные я подозревала, просто не осознавала насколько.

В доме послышался сдавленный писк Труды и хихиканье, а потом отчётливые звуки поцелуев. Отвратительно. Сил терпеть это больше не было. Не ощущая боли в ноге, я развернулась и ушла.

* * *

Солнце медленно уплывало в закат, окрашивая все в кровь. А я как бродяжка сидела под вишней в чьем-то дворе на околице деревни. Мысли мои вихрились из крайности в крайность. Нет я не сокрушалась и не сравнивала красный закат со своей раной в сердце и тому подобное: ах ох, как я разочарована в людях. Не маленькая и не раз встречала подобных им людей. Да и в чём смысл? Считай, вышла сухой из воды: крышу над головой дали, обучили основам, что я не загнусь на второй день самостоятельной жизни. Сделали из меня полноценную ячейку здешнего общества. Так что я не печалилась. Я злилась!

Вот зря, я решила вновь пожить без чая, ой зря! Зависимость к чему-либо — плохо, но «эффект отмены» от этой настойки был просто ужасающим. Отвыкнув от яркости чувств меня, бросало из крайности в крайность. То трясло от злости так, что зубами скрипела, то смеялась — думала лёгкие выплюну и, конечно, бросалась в рыдания от любой грустной мысли. И вот сейчас гнев рокотал в глотке, хотелось вернуться и избить их. Этих коротышек я бы за шкирку могла поднять и встряхнуть как нашкодивших котов.