Сергей Кулик - Приключения капитана Кузнецова

• Название: Приключения капитана Кузнецова
• Автор: Сергей Кулик
• Издательство: Алконост
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2016

Приключенческая повесть военного летчика потерпевшего крушение своего самолета над сибирской тайгой, и долгие месяцы выживания в дикой природе на пути возвращения к людям.

---

Вдруг осеняет догадка: меня спасет вода! Да, да. Только она! Ведь вся трудность выбраться из болота в том, что мое место не может заменить воздух. Его можно заполнить водой. Надо заставить бурую жижу оказать помощь!..

Шестом и руками делаю углубления у тела и заполняю их водой. Болото отказывается принять в свое лоно непрошенную гостью, выталкивает вверх, но надежда на успех прибавляет силы, и я продолжаю работать. Вот грязь уже до колен стала теплее и жиже, но ступни еще крепко зажаты в зубах болота. Опять подвожу воду с ближайших лужиц и с помощью шеста помогаю ей забраться под брюки в штанины. По голеням вниз медленно ползут теплые змейки. Устраиваю шест концами на кочки и изо всех сил выжимаюсь «на турнике». Опять хруст в суставах, но на этот раз ноги оторвались от мерзлой подошвы и повисли в болоте. Напрягаю все силы… Внизу что-то противно чавкнуло и я ткнулся головой в мягкую кочку… Еще не веря в спасение, оглядываю покрытые грязью голые ноги (сшитые из кожи косули летние ичиги остались в болоте). Передохнув, подтягиваю шестом рюкзак и пистолет и еле плетусь до ближайшего кустика ракиты.

Отогрев на солнце закоченевшие ступни, опять подбираюсь к страшному месту с охапкой веток. Обложив «провал» подстилкой, без труда вынимаю брюки, шест с надписью ставлю у провала и возвращаюсь на свой пятачок. И уже не верится, что эта тихая равнина лишь час назад угрожала смертью

Теперь ясно, что самолет погрузился в самом центре мохового зыбуна, по которому в летнее время с шестами и палками не пройти.

Вся эта равнина — постепенно высохшее и заболоченное озеро. В центре еще остался не тронутый процессом заболачивания и, по-видимому, очень глубокий водоем. Здесь природа наступала, на него по-иному. Затягивая теплую поверхность воды плавучими зелеными мхами, она десятилетие за десятилетием сужала зеркало и наконец совсем спрятала озеро под мягким ковром. Из отмирающих мхов на поверхности воды постепенно накопился слой торфа, и для зеленых мхов вода стала недоступной. Тогда на смену пришли сфагновые мхи, получающие воду и пищу из воздуха в виде росы, дождя и пыли. Вода полностью погребена под слоем торфа, образовавшего шаткий, непроходимый зыбун. Если из болота можно было выбраться, то провал через толщу торфа в скрытую водную пучину, где не живут даже самые неприхотливые рыбы, будет роковым. На ее дне лежит сейчас мой самолет.

Отжимаю брюки. Они пластырем липнут к телу, сковывают движения. Но сушить их нет времени. Надо бежать из страшного болота. Опять прыгаю по кочкам, отмечая свой путь срезанными в кустах ветками. Босыми ногами чувствую малейшую неровность почвы. Даже травинки вызывают боль.

После каждой остановки усиливается слабость, тело ноет как от ушибов, в ушах комариный писк и перезвон, а в голове сумбур. Ноги с трудом тащат изнуренное тело.

А вот и лес. Он встретил бодрящим запахом распаренной смолы и хвои. Обнимаю первый ствол корявой лиственницы и, не разжимая рук, опускаюсь на теплую твердую душистую землю; с жадностью гляжу в спокойную синь безоблачного неба. Окружающий мир кажется так дорог, что хочется обнять его весь и крепко прижать к груди.

Длинная прохладная тень деревьев напоминает об исходе дня. По звериной тропе пробираюсь к озеру. После шатких болотных кочек тропа кажется удобной гладкой дорогой. Через час наклоняюсь над гладью озера, чтобы утолить давно мучившую жажду. Из воды на меня глядит измученное, страшное, чужое лицо, с облепленной грязью длинной черной бородой. Секунду знакомлюсь с этим лицом, закрываю глаза и припадаю к воде. Вода кажется теплой, горькой, неприятно пахнет тиной. Но я пью и пью без конца, с небольшими передышками, не чувствуя облегчения. Потом переплываю к пещере, снимаю одежду и прыгаю в воду. Все тело пронизывает холодными иголками, и я с недоумением выскакиваю на берег. Наспех мою брюки, развожу костер.

Подбородок и руки дрожат от холода, подкашиваются ноги. От развешанной одежды валит пар, а тело совсем не чувствует тепла костра, словно костер нарисован на холсте. Не согревает и сухая одежда. Пришла страшная догадка — заболел!..

Уже поздней ночью с трудом добираюсь до шалаша и падаю на мягкий мох. Скорее бы уснуть и забыть невзгоды двух прошедших дней, но ослабевшее тело охватывает лихорадочный озноб, и сон совсем не приходит. Натягиваю медвежью шкуру и под ее тяжестью стремительно падаю в фантастическое царство кошмаров.

СВЕТЛАНА

Пытаюсь вспомнить, какое сегодня число, подсчитать, сколько дней лежу, но ничего не выходит: в голове пустота, как после выхода самолета из пике, а в ушах приглушенный рокот мотора; по-прежнему ноет колено. Опять просматриваю табель-календарь на небольшом листочке с рисунком гидростанции на обороте — подарок сберкассы, — но стройные ряды чисел не дают ответа.

В авторучке кончаются чернила, карандаш утерян на болоте. Что же делать? Ждать выздоровления и тогда сделать чернила из ягод брусники?

А есть ли вообще надежда на выздоровление? Восстановятся ли силы?.. Надо выздороветь, поправиться и вернуться! Надо!!! Должен жить! Должен вернуться в часть!.. Ведь меня ищут, знаю… Будут искать и, конечно же, найдут… Друзья, товарищи по службе — не оставят. Только почему до сих пор не нашли? Ведь летали близко, слышал. А не нашли, видимо, потому, что не приняли координаты катастрофы.

Опять слышу рокот приближающегося самолета и, шатаясь, выбегаю на поляну, всматриваюсь в безоблачное небо, вслушиваюсь в тишь тайги. Но и сейчас, как и вчера, как и несколько дней назад, шум мотора — видимо просто бред больной головы. Расслабленный болезнью и убитый одиночеством, возвращаюсь в шалаш на свой тюфяк.

Шилом от перочинного ножа царапаю слова на листке бересты. Получается не плохо. Можно читать и не стирается. Это тоже одна из побед над тайгой!

Так какое же сегодня число?..

Двое суток я лежал в жару без воды и пищи. На третий день, ползая на четвереньках, с большим трудом вскипятил чай с малиной. После чая жар снизился и дышать стало легче. Потом кипятил чай по разу в день: всего три раза — три дня. Выходит, лежу я пятый день и сегодня двадцать третье августа.

В прошлом году в этот день я вернулся в свой город из отпуска в штатском. От вокзала ехал в трамвае, народу было мало. Из среды пассажиров как-то выделялась стройная блондинка, стоявшая у выхода из вагона. На загоревшем лице угадывалась тревожная озабоченность, а в голубых лазах — усталость. И тугая коса, уложенная на затылке, и ровный, слегка вздернутый у самого кончика нос, и высокая шея на круглых не широких плечах, показались мне очень знакомыми.

«Ольга!» — чуть не вскрикнул я и протиснулся к блондинке.

Трамвай затормозило, и я ткнулся лицом в ее плечо. Женщина медленно обернулась, посмотрела мне в глаза. Этот строгий, секунду как бы удивленный, потом вопросительный взгляд смутил, и я, извинившись, отвернулся. «Конечно, не она. И все же чем-то похожа». Правда, Ольгу я никогда не видел такой озабоченной и печальной. Но мне казалось, что вот — вот у моей соседки сойдет с лица печаль, и оно засветится знакомым мне задором.

Трамвай дернуло вперед, блондинка пошатнулась и косой слегка коснулась моих губ и подбородка. Запах цветущей поляны и еще чего-то нежного и непонятного заставил сильно забиться сердце. Она, конечно, не могла не почувствовать прикосновения, но не оглянулась и поспешно отошла к двери, готовясь сойти на остановке. Я тоже решил выйти. Хотелось развеять ее озабоченность, сказать теплое слово.

На остановке я вышел и пошел рядом с женщиной. Она сбоку посмотрела мне в лицо, что-то хотела сказать или спросить, но не спросила, а только замедлила шаг, давая обогнать себя на узком дощатом тротуаре.

А я не обгонял. Подавляя волнение, произнес каким-то чужим голосом:

— Вы так чем-то опечалены, что мне не хочется оставлять вас одну. Если разрешите, — я провожу вас до дома.

— А вы, капитан, всегда так гоняетесь за незнакомыми девушками? — строго, но без злости спросила блондинка и остановилась.

Нарочито подчеркнутое слово «капитан» было так неожиданно, что я остановился, не находя слов для ответа.

— Нет, что вы!.. Впервые в жизни… — оправдывался я смущенно.

Она улыбнулась одними глазами и совершенно спокойно ответила:

— Ну, если так, то проводите. Только не домой, а в сад. Хочется посидеть в тени.

Мы уселись на скамейку вблизи танцплощадки, на которой еще не было ни музыкантов, ни танцующих пар.

Сидели молча. И хотя из головы не выходило подчеркнутое «капитан», молчание не было таким мучительным, когда не находишь темы и слов для разговора; просто было приятно сидеть, чувствуя рядом совсем незнакомого, но ставшего уже чем-то близким человека.

На танцевальную площадку пришел рабочий в клеенчатом фартуке с метлой и шлангом. Вслед за ним воробьиной стайкой посыпались из-за кустов шумливые мальчишки. Рабочий поливал исшарканные подошвами доски, а ребятишки, подняв неимоверный визг и хохот, кувыркались и приплясывали под струей холодной воды.