Константин Кислов - Рассказы Матвея Вьюгина

• Название: Рассказы Матвея Вьюгина
• Автор: Константин Кислов
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

---

Так начальник и не разрешил. И вот как-то выпало у начальника свободное время, он позвал к себе Горушкина и говорит ему:

— Как, таежник, дела? Об охоте не скучаешь?

— Как не скучать, товарищ начальник? Толку только от моей тоски-печали мало. На службе нахожусь.

— Ну, вот что, давай-ка седлай лошадей, съездим на часок в тыл, да и дело у меня по пути есть одно…

Барина Горушкин взял с собой, по разрешению начальника. Поохотились как следует. На границе и дичи и зверя всякого вдоволь — никто не пугает, охотников совсем нет. Только пограничники и постреляют кое-когда.

Домой возвращаются. Барин впереди бежит, кусты и кочки обследует — радешенек, что его в такую дальнюю дорогу взяли. И вот вдруг он чего-то запетлял, забегал туда-сюда. Начальник подивился и, оборотясь в седле, спросил у Горушкина:

— Чего это твой Барин забесился так, на звериный след, что ли, напал?

— Похоже нет, товарищ начальник. Видать, человек тут прошел. По звериному следу он не так работает.

— Человек?!.. — начальник привстал на стременах и поглядел в бинокль. — Да, правильно говоришь, человек тут прошел, только какой это человек — вон он, пограничник! Здесь стык с соседней заставой.

Они задумчиво помолчали, поглядели недоверчиво в ту сторону, куда бросился Барин. А Горушкин словно бы про себя заметил:

— Чудно. У нас собаки по следу пограничников не работают…

— То служебные собаки, Горушка, — шутливо сказал начальник, — они разбираются. Ученые. А этот — дурак. У него, как у заправского дурака, все поперек с миром.

Сказал, а сам думает: «Чего бы это все-таки было там, что дворовый пес кинулся?»

И как раз в это время раздался истошный крик человека, а затем — одинокий глухой выстрел. И тотчас же послышалось яростное собачье рычание.

Когда начальник заставы и Горушкин подъехали к месту происшествия, они были поражены.

Озверевший Барин рвал пограничника. Карабин, из которого тот успел один лишь раз выстрелить, валялся в бурьяне. Горушкин крикнул на собаку, но Барин, хотя и хорошо понимал грозный негодующий голос своего хозяина, не отпускал человека. И тут начальник заставы заметил неладное. Он направил свой пистолет на незнакомца, а Горушкин спрыгнул с коня и оттащил собаку. Чужой человек нехотя поднял руки.

— Маскарад не удался, — строго сказал начальник заставы. Обыщи-ка, Горушкин, его хорошенько…

— Хитрый, а?

— А чего тут хитрого? Скажи, пожалуйста…

— Все сделал правильно, — молвил Горушкин, когда они снова выехали на дорогу. — И пограничную фуражку на свою поганую башку напялил, и мериносовые шаровары, и гимнастерку — все, как следует быть, а вот обутки не догадался сменить…

— Бывалый, знает, где переходить: на стыке, тут всегда лазейка остается.

Начальник задумался, и будто что-то вспомнив, кинул вопросительный взгляд на Горушкина.

— Так это что же, Горушка, выходит? Барина работа?

— А то как же, товарищ начальник! Без него бы мы мимо проехали. А знаете, почему? Красноармейский-то сапог отменным запахом отдает, сапожной мазью пропитан. А на нем — своя обутка, вот Барин-то и подловил его на этом упущении. Насчет всяких запахов он силен. И верховое и нижнее чутье — лучше и быть не надо…

А Барин, как неподкупный страж, шел за нарушителем и как только тот чуть отклонялся в сторону, он рычал и дыбил на хребтине жесткую шерсть.

— Ну и Барин, гляди ты, что делается, — тихо рассуждал начальник. — Как это ты, Горушкин, заметил в нем?

— Привычка, товарищ начальник, сызмальства с ними, дьяволами, вожусь. Охотник ведь без собаки, что гармонист без двухрядки, так уж заведено… Вот погляжу в собачьи глаза, увижу там малую искорку, попрыгушечку такую и тогда все, без сомнения беру, знаю, что толк будет. — Он вздохнул, положил на седельную луку винтовку и снова заговорил: — А Барин — собака добрая, совестливая, и опять же по чужим рукам не избалованная — это много значит, товарищ начальник.

— Так, попрыгушечка, значит? Совестливая? Интересно сказал. Ты что же, на словах с ним объясняешься или как? Совесть нашел в собаке.

— А как же! И на словах другой раз объясняюсь и глазами — живая душа, она ведь и у собаки имеется. Подгляди человек эту душу, приласкай к себе — собака, хоть и не благородного происхождения, век служить ему будет и не изменит.

До самой заставы молчал начальник и все о чем-то думал, поглядывая на шагавшего впереди нарушителя границы. У самых ворот, перед тем, как сойти с лошади, сказал:

— Выходит, зря я не разрешил тебе брать его на границу. Ну, я это дело поправлю, Горушка, не сомневайся. Что бы ни было, а на сборы со своим Барином поедешь.

Горушкин ничего не ответил, но был доволен.

Барин на службе

Нелегко сложилась жизнь у Барина на сборах. И первое, что он особенно возненавидел, — неволю. Он даже на сворке никогда не бывал, а тут его, как дикого зверя, за железную решетку упрятали, в клетку посадили: дни и ночи выл он. И другие собаки, глядя на него, выли. Над вольером стоял собачий вопль. Начальник сборов сердиться стал на Горушкина.

— Ну и привел же ты, Горушкин, животное. По-твоему, это служебная собака? Скажи, что я должен делать? Может, койку твою возле конуры поставить, чтобы не скулил он и других не булгачил?

— Это не беда, товарищ начальник, что скулит, — отвечал Горушкин, — потоскует немного и перестанет. Тоска со всеми случается. И с человеком она бывает. Другого опасаюсь: как бы не ожесточился, не осерчал на всех. Вот тогда будет плохо, тогда пиши пропало: не примет никакой науки.

— Ох, и хлопот же с твоим Барином, как с капризной невестой, — махнул рукой начальник. — Сам такого дуромана подобрал, сам и канителься с ним…

Кое-что и другое не полюбилось Барину на сборах — например, многолюдство его никак не устраивало, он привык к уединенной жизни заставы. А тут еще — большой шумный город, который страшил его звуками, огнями, запахами, загадочной неизвестностью. И разношерстных чопорных собак он столько в жизни не видел. Так и хотелось оттрепать одну-другую. Сердито косился на них Барин, глядя на их красоту не то чтобы с завистью — с ненавистью. Но строгого слова Горушкина нарушить не смел.

Постепенно он действительно успокоился и перестал скулить. Возле него постоянно был Горушкин — самый родной и близкий. Он был счастлив и даже не замечал, что чему-то учится, знаний и опыта набирается. Все будто шло по-старому и в то же время не совсем по-старому.

Случались, конечно, и осечки, не без этого, но в общем все шло хорошо. На экзаменах Барин показал себя великолепно. Разговоров пошло — не переслушаешь. А начальники пришли к такому заключению: Барин не дворового происхождения — полукровок. Разум и все понимание у него от русской овчарки, характер, чутье и сила от кавказской, а вот уж уши и хвост — дело чисто случайное. Только Горушкину это совершенно безразлично, он и без «научных» выводов верит в собаку. Закончились сборы, и он вместе с Барином вернулся на свою заставу. Встретили как полагается с радостью. А начальник даже доклада не стал выслушивать.

— Слышал, слышал, молодец Горушкин, ни лицом, ни собачьим носом в грязь не ударил! Хорошо. Благодарность за успешную учебу объявлю!

Горушкин ответил:

— Служу Советскому Союзу!

На заставе Горушкин в первую голову решил Барина приучить к лошади. Вернее сказать, лошадь к Барину. Застава наша конная, каждый пограничник своего коня имеет и редко когда в пеший наряд выходит. Лошадь хотя и мирное, уживчивое животное, но с собакой у нее не всегда мир бывает, а тут надо не только сдружить их, но и приучить Барина в седло садиться, а лошадь — возить четвероногого всадника на себе. Долго примеряли коня, на такое дело. Наконец подобрали. Это был старый, но еще сильный карабаир, по кличке Брус. Такой смиренный: не только собака, нильский крокодил залезь ему на спину, стоит, как вкопанный, ушами лениво прядет да ноздрями фыркает. А для Горушкина лучшего коняги и не надо. Сядет он на Бруса, хлопнет ладонью по седлу, и Барин с одного прыжка там. Расположится между Горушкиным и передней лукой — лапы крестом — и серьезно поглядывает во все стороны. Слушает: то одно ухо торчком поставит, то другое — глядеть смешно на этих кавалеристов! И в таком положении едут по границе, до места службы. Тяжеловато коню, но ничего не сделаешь, такая уж его доля.

Все пограничники, которым доводилось с Горушкиным в наряде бывать, не нахвалятся Барином. Будто такой собаки на заставе еще не было: нарушителей валит с ног, лапы — на грудь, клыки к горлу и рычит лютым зверем. Не дай бог, если нарушитель вздумает сопротивляться, стрельбу откроет, — кидается на выстрел и тогда берегись! Не собака, а тигр!

И вот как-то вскоре после возвращения Горушкина на заставу и мне привелось выехать с ним на охрану границы.