Николай Байтов - Любовь Муры

• Название: Любовь Муры
• Автор: Николай Байтов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0094-2

Роман в письмах о запретной любви двух женщин на фоне одного из самых мрачных и трагических периодов в истории России — 1930–1940-х годов. Повествование наполнено яркими живыми подробностями советского быта времен расцвета сталинского социализма. Вся эта странная история началась в Крыму, в одном из санаториев курортного местечка Мисхор, где встретились киевлянка Мура и москвичка Ксюша…

В книге сохранены некоторые особенности авторской орфографии и пунктуации.

Николай Байтов (р. 1951) окончил Московский институт электронного машиностроения. Работал инженером-программистом в НПО «Взлёт». Автор нескольких книг, лауреат Премии Андрея Белого (2011), проза переведена на итальянский и сербский языки.

---

Слушая радио («говорит Москва») утрами и по вечерам, я знаю, что в этот момент, может быть, одинаковые мелодии воспринимает наш с Вами слух и предаюсь нежным воспоминаниям. Вообще Вы настолько плотно вошли в мою жизнь, что где бы и с кем я ни была, постоянно мысль о Вас пронизывает моё сознание. Видите, до чего я прилипчива, но это только к Вам. Многие находят меня высокомерной, надменной и бывают правы, чаще я презираю, чем выказываю внимание. Этим зачастую приношу вред себе — люди не выносят таких проявлений… При всей манере набрасываться на интересующих меня людей я, пожалуй, никому таких писем не писала. Не странно ли Вам их читать? Спрашиваю об этом уж не раз.

Ходили ль Вы к гипнотизёру, если нет, когда начнёте своё лечение? По-прежнему Вы не спите?

Бедняжка сестра извивается от болей (печень), сидит на суровой диэте, что для ея лёгких убийственно. Иногда в доме у нас сплошной стон, когда к ней присоединяюсь и я. Как она выедет при таких страданиях — не могу и подумать. Ессентуки ей не помогли.

Получили ли Вы письмо с Идиным рисунком, она разохотилась настолько, что часто Вам теперь рисует. Не удивляйтесь странному обращению: «т. Ксения». Такое обращение «товарищ» у детей к взрослым — у нас обычно. [Ранних Идиных писем и рисунков нет. Когда будут — покажу. В поздних письмах обращение «товарищ» не встречается.]

Каждый вечер на нашем катке, освещённом прожекторами, скользят катающиеся — завидно. Проклятые боли забирают такие дорогие дни жизни. С феерической быстротой они уходят, и это движение неумолимо-беспощадно несёт нас к старости, а там и к исчезновению…

Пора ложиться. На коленях разлеглась наша кошка, любимица Иды, громадная, белая, мягкая, тёплая масса — смесь ангорской с обыкновенной породой. Она недовольна, что я её беспокою.

20/XII.

Пишу годовой план учреждения. Работа, как всегда теперь, даётся с трудом, напряжённо. Только что прошёл припадок болей. Делаю перерыв и не могу отказать себе в таком удовольствии как обратиться мыслями к Вам. Сижу в своей комнате, тепло, в печи потрескивают дрова. Рядом слышны звуки марша — дети занимаются с музинструктором. За окном мохнатыми хлопьями падает снег, нехотя отвожу глаза от окна. На падающий снег, так же как и на воду, могу смотреть часами, — в этом зрелище есть что-то успокаивающее, гипнотизирующее. Вспомните наши прогулки по взморью.

Прервали меня. Только отправила своего завхоза — презираю этого человека, разговор с нею портит настроение.

Снова об оконном пейзаже! (Как бы я хотела его нарисовать; не помню, когда последний раз брала краски!) Вот чёрным рельефом садится ворона на взбухшие от снега ветки. В узких расщелинах деревьев выступает фон: бело-мутное небо и пригорок (т. зв. «старая дорога», ведущая к Днепру), на них ютятся старые деревянные или глиняные домишки. Они всё такие же, не изменяются со времени моего детства!.. Когда-то эти уличонки и валы в моём восприятии были прекрасны и обширны. Туг, убегая из дому, на свободе проводила я время, и фантазия, всегдашний мой спутник, уносила меня далеко от окружающего. Глядя теперь на ребят, на их воспитание, на радостное детство — я им завидую. Хорошо они растут! сколько внимания, заботы, разумного ухода и всестороннего развития получают они!

Ещё не могу приучить себя, что жизнь окончена, её уже нет, она в прошлом. Пролетела она одним мгновением, словно кто-то чиркнул спичкой и она, воспламенясь, истлела. Перебираю этапы жизни — они сотканы из порывов, горения и сгустков стремлений, и всё это было скреплено постоянным чувством неудовлетворения. Пройти через всю жизнь и к финишу ея донести только неудовлетворение! Правда, есть мудрость понимания, а отсюда и мягкость прощения (tout comprendre са va dire tout pardonner).

Ксенюш, если мы с Вами проживём ещё лет 10 — мы остаток дней проведём вместе, поселимся где-нибудь за городом, в домике, окружённом садом, будем работать, копаться в земле и жить плодами с нея.

21/XII.

Сегодня целый день было чудесно бодрое настроение. Много успела, изрядно устала в беготне, но не безрезультатно. Боли не мучили. Настроение повышалось по мере приближения домой, — рассчитывала на Ваше письмо. Напрасно. Вы молчите. Не нужна я Вам, Ксеничка. Вы писали, что моё отношение к Вам — «ценность», при чтении этого у меня от восторга «дыхание в зобу спирало», но жизнь как будто бы говорит иное. Отсутствие хотя бы коротеньких писем — показатель и отсутствия мыслей обо мне. Если в течение стольких дней Вы обо мне не вспоминаете, то я смешна своими ежедневными письмами… Что говорит Оленька о моих частых письмах, подсмеивается над ними?! Эта фраза давно была на кончике моего языка, и нужно было сегодняшнее огорчение от Вашего молчания, чтобы я спросила Вас об этом.

Сегодня получила письмо от Петра, оно наполнено ожиданием встречи. Бог мой, сколько неприятных осложнений, недоразумений принесёт его приезд. Я его жалею. Письмо его — вопль страданий и тоски по семье. Зачем я такая жалостливая?

Книгу «Мать и сын» мне возвратили, и если Вы ещё не достали её, я Вам её вышлю. Эту книгу я люблю больше прежняго. Аннет я обожаю. Страстность натуры этого образа, её своеобразность, идущая напролом человеческой условности и созданной ими рутинности; героизм в проявлениях тех чувств, в правильности которых она не сомневается, часто приводит её к положению, что осложняет её жизнь, и тут она может проявить такую самоотверженность, что у людей рассудительных, не выходящих из рамок «так принято», — вызывает только недоумение. Постоянно ищущая и мятежная натура, образ сильного человека — есть ли такие люди в жизни? Ради дружбы 2-х людей, ей посторонних, она рискует своей жизнью, бросая вызов обществу. Находит красоту и упивается ею там, где обычные люди проходят равнодушно. Ароматный, обаятельный образ.

Говоря о том, что я напоминаю Вам Аннет, Вы мне льстите. Мне даже сделалось неудобно, когда я прочитала об этом. Вы должны эту книгу прочитать. Профильтруйте её, процедите через своё сознание и задержите надолго прелесть ея. Когда мне нехорошо, или же наоборот расширяет чрезмерность чувств, — я её читаю. Я знаю её чуть ли не наизусть. Самому Роллану — я много бы сказала благодарных, горячих слов по поводу этого созданного им человека.

Сейчас бабушка с Идой враждуют, ссорятся. Невозможная девчёнка, строптивая, своенравная, капризно-требовательная, без чуткости. Всё ей могу простить, кроме последняго. Ко всем проявляет такой «дух противоречия», что доводит нас до остервенения. В школе забияка, задира, её избивают, она в долгу не остаётся. Редкая декада проходит спокойно. Меня туда постоянно вызывают, я уж и ходить перестала, надоело слушать жалобы о ней. Хочу её перевести в другую школу, может, перемена обстановки повлияет благотворно на неё.

Сшили ли Вы себе пальто, дорогая? Как мирите Вы своё старенькое пальто с московскими морозами? Что у Вас на ногах? Тепло ли у Вас в комнате? Где Вы обедаете? Навряд ли дома. Ведь Вы так же, как и я, «любите» готовить себе сами еду. Значит, в столовке? — На все эти вопросы дайте мне, родная, обстоятельный ответ.

22/XII.

Не следовало было Вам загромождать свой конверт отсылкой не Вам адресованного письма [«Льву Яковлевичу», — см. выше: 18/XII.] На маленьких листочках Вы так неэкономно разбросали карандашом слова, что в итоге, для меня, получилось всего несколько фраз, которые я моментально разжевала и проглотила.

Вас затрудняет переписка — это чувствуется и будьте искренни — может быть. Вы с досадой садитесь за ответные строки?

Поездка, пожалуй, будет отложена. Сестра, не получая из дому ни писем, ни денег и страшно пугаясь этому (муж её обычно очень аккуратный человек; её волнение передалось и мне), должна выехать. Её пребывание, так же как и отправка, будет стоить мне больших денег. Пусть Вас не коробят эти рассуждения. Верьте и верьте мне, родненькая, что такие вопросы меня никогда не затрагивали. Я даже сейчас начинаю жалеть, что пишу об этом. Сестру я люблю, жалею её. Но всё это отдаляет мою поездку в Москву. Я уж не говорю о своей болезни, от которой ежедневно корчусь, что также потребует денег. Помните, я Вам говорила, что никогда задуманное мной не даётся легко, всегда на пути к намеченному вырастают осложнения, и мне приходится перескакивать через них. Лёгкостью достижений я не могу хвалиться, кроме человеческих отношений, которые иногда даются сами по себе, но отсюда и быстро приедаются. Всё это, как Вы и можете констатировать, не применимо к моему отношению к Вам. Вы от меня сейчас неотделимы. Но Вы-то, Ксенёк, держите меня «в чёрном теле».

Через тонкие деревянные стенки нашего домишка слышны шаги, под ногами пробегающих пешеходов скрипит снег. Морозец усиливается, что чувствуется и в комнате (12°). Утром, когда я бегу на работу, в разрезе долин (бывшие крепостные валы, прилегающие к Лавре) сквозь морозный туман выступают розовые полоски бледной зимней зари — в такие минуты всё существо тянется к радости жизни, хочется пропеть гимн ей и чем-нибудь особенным зафиксировать этот день. Понятие жизни — ведь это так относительно и по-разному (субъективно) применимо. Для одних это сладость лишений, отказ от личных потребностей и огонь героизма (для людей, одержимых какой-либо идеей, — высшая, высокопробная порода!), для других это разбрасывание своих сил в горячке удовлетворений своих потребностей и брызг мелких тщеславных желаний (т. зв. светскость, внутренняя пустота!); для третьих — кропотливое обслуживание своей семьи, что изо дня в день заботливо плетётся, как паутина, и в тенётах ея не проглядывает ничего извне и ничего не проникает помимо своего очерченного паутиной круга (ограниченность, посредственность и часто тупость, а с ней самодовольство и самовлюблённость)!.. и т. д., и т. д. Ни к одной из этих категорий я не принадлежу…