Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая

• Название: Ночные окна. Похищение из сарая
• Автор: Альманах «Подвиг»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2010

ТРАПЕЗНИКОВ “НОЧНЫЕ ОКНА”

Пациенты комфортабельной клиники неврозов люди, в общем-то, безобидные, каждой живет в своем виртуальном мире. Но рядом с ними происходят преступления вполне реальные. Кто-то творит их, надев маску. И в прямом, и в иносказательном смысле слова.

Евгений КАМЫНИН “ПОХИЩЕНИЕ ИЗ САРАЯ”

Ну и воры пошли: банки с солеными рыжиками, все до одной, из сарая умыкнули! Пусть трепещут — за расследование берется сам творец этого, кулинарного чуда. И приходит к совершенно невероятному результату.

---

— …И вот подкрадываюсь я к этому злополучному окну на соседней даче. Слышу странные звуки.

— Погодите, господин Бижуцкий, — прервал я. Надо было настраивать этот «скрипичный концерт» на другой лад. Поэтому я заговорил более резко, в иной тональности, обращаясь к Нине: — У вас ведь всего один ребенок, насколько я понял?

— Постойте, а где же обещанный подарок? — спросила она.

— Да, цветы, — подхватил Маркушкин. — Вы же отправились собирать их в свою оранжерею? Я был уверен.

— Сейчас соберут. Но вы не ответили на вопрос.

— А вы говорили, что уже задали свой последний вопрос.

— Изменились обстоятельства. Так как же?

— Ребенок один. Сын. Сейчас ему семнадцать лет. — Нина поставила бокал на столик. — Но я не понимаю, почему…

— Почему меня это интересует? Видите ли, я хотел бы знать, кто является отцом юноши? — Я выразительно посмотрел на Николая Яковлевича и Александра Сергеевича. — Кто из двоих?

— Я, — сказал Маркушкин, сконфузившись.

— Ему бы очень хотелось в это верить, — добавил Николай Яковлевич. — Но это не так. Отец, вне всякого сомнения, ваш покорный слуга. Впрочем, это настолько деликатная тема…

— Да бросьте вы! — оборвал я. — Чего уж нам тут стесняться, коли решили оголяться до конца.

— Она сама не знает, — произнес Маркушкин.

— Знаю, но никогда не скажу, — проговорила Нина.

Она достала длинную сигарету и вставила в мундштук. Я поднес спичку.

— Чтобы не разрывать сердце кому-нибудь из них? Но одно-то сердце вы уже разбили. Вашего сына. Жан, сходите за подарком.

Я держал спичку, пока она не догорела до конца, — в моих пальцах, а она так и не прикурила. Она с удивлением смотрела на мою руку.

— Вам разве от огня не больно?

— А разве это настоящая боль? Можно ли ее сравнить с чувством сына, лишенного не только материнской, но и отцовской любви? Ведь два отца — значит, ни одного.

— Э-э, нет-нет, подождите! — возразил Николай Яковлевич. — Все мы Максима очень любим. И он официально считается моим сыном. Носит мою фамилию. Александр Сергеевич для него просто «дядя».

— «Дядя», — повторил я. — А чем же занимается ваш любимый племянник?

— Учится в привилегированном колледже, — сухо отозвался Маркушкин.

— У него некоторые сложности, — подсказал Николай Яковлевич. — Знаете, переходный возраст, то-сё, девочки, ночные клубы… Словом, молодежь развлекается.

— Короче, он предоставлен самому себе.

— Я намерен отправить его на учебу в Лондон.

— Вряд ли это поможет. Сказано же: грехи отцов падут на детей. Ваш сын наркоман. — Теперь я обращался только к Нине: — Вы виноваты в этом в первую очередь. Пока он был маленький и ничего еще не понимал, можно было продолжать развлекаться и жить в собственное удовольствие. Но ребенок — не собачка. Кроме души, у него есть и такой инструмент как разум. Он впитывает в себя окружающую действительность, и когда детские иллюзии входят в противоречие с конкретными реалиями, разум подвергается быстрой и неизбежной коррозии. Отсюда и все вытекающие последствия. Кто-то из вас открыл ему глаза на истинное положение дел. Причем сделал это намеренно.

В это время в комнату вошел и Жан, ведя за руку упирающегося Максима. То ли он еще не проснулся окончательно, то ли не отошел от своих «ночных гульбищ».

— Вот ч-черт! — вырвалось у Николая Яковлевича. На аристократическом лице Нины напряглись скулы. Маркушкин втянул голову в плечи, как-то съежился. А Бижуцкий невозмутимо осушил свой бокал. Юноша прошел мимо матери, даже не взглянув на нее, и плюхнулся в свободное кресло.

— Вся семейка в сборе, — осоловело произнес он. — Даст мне какой-нибудь гад здесь выпить или нет?

— Ну, Александр Анатольевич, удружили, — промолвила Нина. — Теперь я точно знаю, что вы скорее негодяй, чем волшебник.

— Спасибо. Я догадываюсь, кто сказал вашему сыну правду. Возможно, он же пристрастил Максима к вину и травке. Зачем? Чтобы нанести удар в ваше сердце. Все тройственные союзы рано или поздно распадались. Это месть за собственное поражение.

— Но кто, кто? — Впервые Нине изменило хладнокровие, она даже вскочила с кресла.

— Однако… — пробормотал Николай Яковлевич.

— Чепуха какая-то на постном масле! — выразился Маркушкин.

— А давайте спросим у самого Максима, — предложил я. Тот к этому времени уже завладел бутылкой мартини и пил прямо из горлышка.

— Максим, сынуля, скажи честно, кто тебе… — начала Нина, но юноша отмахнулся свободной рукой.

— Да слышал я все, слышал! — проворчал он, сделав последний глоток. — Шли бы вы все в жопень, и ты, мама, тоже. А если хотите знать, это все он. — Палец ткнулся в направлении Маркушкина. — Вместе со мной по ночным клубам бродит. И рассказывает, какие вы оба сволочи. Сам тоже свинья порядочная. Я вас всех ненавижу.

— Ах ты!.. — Николай Яковлевич ринулся всей своей дородной тушей к Александру Сергеевичу, но его успел перехватить Жан. Завязалась борьба. Не дожидаясь ее окончания, Маркушкин резво вскочил и стремглав улизнул за дверь. Дальнейшее уже не представляло интереса.

У меня есть правило — всегда провожать моих «гостей» до больших металлических ворот. Первыми уехали Ротова и ее семейство. Александр Сергеевич Маркушкин вообще куда-то исчез, наверное, потопал до станции пешком. Николай Яковлевич усадил в свой «мерседес» вновь впавшего в сон Максима. Нина отказалась с ним ехать.

— Ты мне так же отвратителен, как и он, — произнесла она.

Николай Яковлевич хотел что-то сказать, переминаясь с ноги на ногу, потом как-то понуро сел в машину и уехал. С нами остались Нина и Бижуцкий. Но последний вскоре, деликатно зевнув, отошел в сторону.

— Никогда уже не будет так, как было прежде, — сказала Нина, обращаясь, собственно, не ко мне, а в пространство — к темным деревьям, которые слегка серебрил свет луны, к напоенному освежающей прохладой воздуху, к тонким и таинственным ночным звукам.

— Будет другое, — отозвался я. — Поверьте, оно станет не лучше и не хуже, если мы сами не захотим изменить то, что на нас надвигается. По крайней мере, предпринять для этого хотя бы одну попытку… Куда вы теперь?

— Поеду к своей подружке. Если ваш Жан отвезет меня.

— Разумеется.

Я кликнул ассистента. Через несколько минут мотор «ауди» уже урчал возле нас, а дверца была услужливо открыта.

— Вы странная личность, — произнесла Нина. — Хотелось бы раскусить вас.

— О, тогда мы непременно встретимся еще раз, — ответил я.

— Скажите, а кто этот человек в пижаме? Он такой забавный! — Нина посмотрела в сторону насвистывающего веселую песенку Бижуцкого. Тот, заметив ее взгляд, галантно поклонился.

— Этот? Всего-навсего сексуальный маньяк. Но не волнуйтесь, сейчас он не опаснее нас с вами.

— Вы такого плохого обо мне мнения? — улыбнулась она одной из своих самых загадочных улыбок.

Дверца захлопнулась, машина выехала через ворота и набрала скорость на асфальтовом шоссе. У меня проложена хорошая дорога к Загородному Дому. Я обернулся и поглядел на свое любимое детище, где светилось несколько окон. Нина не выходила у меня из головы, но я вновь настроился на работу. Ждали дела. Ведь, в отличие от большинства людей, я почти не сплю.

— Пойдемте, господин Бижуцкий? — произнес я. — Сегодня нет полнолуния.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой продолжается знакомство с Загородным Домом

Молодая женщина производила впечатление спящей, но стоило мне отодвинуть шторку с третьего фальшивого окна в моей «психоаналитической лаборатории», как она, будто уловив проникающий сквозь зеркало взгляд, вскинула голову и посмотрела в мою сторону. Гримаса отвращения исказила ее красивое, но очень бледное лицо. Копна спутанных рыжих волос напоминала конскую гриву. Она лежала в пижаме, но не в малиновой, как у Бижуцкого, а в желтой. Женщина нагнулась, поискала рукой тапочки и запустила их один за другим в зеркало. Потом показала мне язык. Я усмехнулся. Комната была обита войлоком, из мебели — лишь диван, столик, два кресла, все надежно привинчено к полу. Женщина стала что-то говорить, я «включил» звук.

— Ну иди, иди сюда! — манила она меня пальцем. — Я тебе нос откушу. Боишься? Экий ты, оказывается, трусишка! Да ты не мужчина, ты… — Тут полилась нецензурная брань. Я ждал, когда она успокоится. Ей было необходимо выговориться. Словесный поток иссяк минут через пять. Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Потом отчетливо произнесла: — Ладно, ничего я тебе не сделаю. Надо поговорить. Заходи уж.

Я и сам собирался так поступить, потому что «поговорить» было действительно надо. С тех пор как уехали Ротова, Нехорошее, Нина и другие, прошло три часа. В Загородном Доме все уже давно спали. Ночной обход я совершал обычно после полуночи. Сейчас самое время. Что ж, приступим. Я сделал последний глоток своего фирменного коктейля (кофе — для бодрости, йод — для мозга, водка — для сердечной мышцы, анисовый ликер — для успокоения души), выключил Пластинку с музыкой Моцарта (слушать надо непременно пластинки, а не магнитофонные или дисковые записи). Выйдя из лаборатории, я прошел полукружием коридора и очутился перед металлической дверью. Ключ от нее имелся лишь У меня и у опытнейшей медицинской сестры Параджиевой, Мужеподобной женщины, глухонемой от рождения, которой я весьма доверял и которая, кстати, и обучила меня «читать по губам». Она действовала успокаивающе не только на эту пациентку, но и на всех прочих. Кто бы еще с риском для жизни решился войти в комнату к рыжеволосой женщине? Я — не в счет. Потому что это моя работа.