Анна Баркова - Восемь глав безумия. Проза. Дневники

• Название: Восемь глав безумия. Проза. Дневники
• Автор: Анна Баркова
• Издательство: Фонд Сергея Дубова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94177-011-3

А. А. Баркова (1901–1976), более известная как поэтесса и легендарный политзек (три срока в лагерях… «за мысли»), свыше полувека назад в своей оригинальной талантливой прозе пророчески «нарисовала» многое из того, что с нами случилось в последние десятилетия.

Наряду с уже увидевшими свет повестями, рассказами, эссе, в книгу включены два никогда не публиковавшихся произведения — антиутопия «Освобождение Гынгуании» (1957 г.) и сатирический рассказ «Стюдень» (1963).

Книга содержит вступительную статью, комментарии и примечания.

---

Он ничего не ответил, и мы мгновенно очутились в каком-то уютном маленьком коттедже.

За обедом сидели трое: муж, жена, мальчик-сын. Внешность всех? Обычна. Ни уродства, ни красоты, тип среднеинтеллигентский, социальное положение — рабочие.

Муж слегка зевнул.

— Извини.

Жена зевнула.

— Извини.

Оба рассмеялись.

— Пожалуй, в театр надо пойти, что-то скучно, — это снова муж.

— Не могу сегодня, дорогой. Иди один. Мне нужно кое-чем заняться. А сынишка уйдет к своему маленькому приятелю.

— Хорошо. Так я один пойду.

Муж поцеловал жену, потрогал какое-то колье на шее жены и немножко хвастливо произнес:

— Живем мы сейчас великолепно, не так, как жили рабочие в те сумбурные годы. Еще лет пятьдесят назад жилось плоховато, мне мой дед в детстве много рассказывал. А нужда, безработица, кровопролитные войны… Хорошо, что не дошло до атомной войны. Демократия победила мирным путем, сплоченностью, организацией Соединенных Штатов Европы. А все эти азиатские мелкие государства постепенно сошли на нет, а крупные подчинились европейскому блоку. До известной степени национальные интересы и мелких азиатских стран мы оберегаем. А в культурном отношении Азия всегда зависела от Европы.

— Их национальные культуры слишком уж отсталые, узкие, негибкие, — зевая, заметила жена. — Смешно сопоставлять древнюю культуру Индии или Японии с размахом нашей европейской цивилизации, с нашей наукой и техникой… Конечно, мило все это: искусство, мифы, забавная философия индусская или там китайская, но не может взрослый разумный человек принимать все это всерьез.

— Блага демократии: полное равенство, образование, пятичасовой рабочий день, гигиенические жилища, хорошая заработная плата — являются недурными возмещениями за утрату некоторых национальных культурных особенностей, — сказал муж. — Искусство стало мировым. Смешно сейчас читать Тагора[39]: все эти касты, идиотские обычаи, неприкасаемые, сари, брамины и прочее — все это неинтересно, дико и нелепо, как русские повести о крепостном праве и о какой-то особенной русской душе. Душа стала вненациональна, разумна. Роман из китайской жизни сейчас точь-в-точь такой же, как из быта французов. Демократия — великая вещь. Она не является чем-то нивелирующим, наоборот: личность свободна. Мы можем ехать, куда угодно, работать, где угодно, жить, читать и думать, как нам нравится. Глупостей мы не захотим и не сделаем. Самое широкое общение со всем миром доступно всем, и мир везде одинаков… Ну, я заболтался. До свидания.

Через минуту муж вышел. Убежал и сынишка. Женщина подошла к окну, улыбнулась кому-то. Махнула рукой. Глухой стук открываемой двери. Она вернулась в комнату с мужчиной. Обнялись. Озабоченно переглянулись. Улыбнулись. Снова обнялись, явно подавляя зевоту.

Захотелось зевнуть и мне, и даже моему спутнику.

— Давайте второй вариант. Невыразимая, медленно, но смертельно действующая скука.

VII

Во втором варианте мы застали войну. Главной коммунистической стране показалось, что соседняя небольшая коммунистическая страна в чем-то отступила от доктрин коммунизма. Стране-отступнице было сделано строгое предупреждение. Она не захотела отказаться от своей ереси. В результате на ее территорию вступили войска пяти или шести главных старейших коммунистических стран, решивших кровью отстаивать священные принципы. Страна-еретичка ожесточенно дралась, но была разбита и с отчаяньем подчинилась. Вскоре оказалось, что население стран-победительниц заразилось ересью, привезенной солдатами из побежденной страны. Начались внутренние усмирения.

Я допытывалась у граждан правоверных коммунистических стран:

— Не все ли вам равно? Ну, есть мелкие идеологические расхождения. Это же все несущественно. Весь мир стал коммунистическим — это самое главное. Стоит ли проливать кровь из-за каких-то теоретических тонкостей?

Правоверные граждане пожимали плечами:

— Странно, как вы непонятливы. Если допустить мелкие отступления, начнутся и крупные… А от крупных недалеко до реставрации капитализма.

— Да как же он реставрируется? Капитализма нет. Частной собственности нигде нет. Работой люди обеспечены и не так уж обременены: пяти-шестичасовой рабочий день, материально все обеспечены. В чем же дело?

— Дело в том, что некоторые элементы стремятся к власти и к богатству.

— Какие элементы? Откуда они у вас взялись? Бесклассовое общество налицо. Все обобществлено, воспитываются все одинаково. Участвуют в управлении одинаково. Да у вас и государства фактически нет. Зачем вам войско, например, ума не приложу. Кроме армии, у вас нет ничего.

— Мы держим войско только в старейших крупных коммунистических странах против элементов, жаждущих власти.

— А в мелких странах армий нет?

— Есть не армия, а так, небольшие объединения вроде полицейских, против тех же элементов.

— Да кто же эти элементы?

— Отдельные люди и маленькие, сходные по взглядам группы людей, плохо поддающиеся влиянию коллективизма, — такие еще сохранились. Они положительно ни с чем не согласны. Они постоянно спорят, вносят свои предложения, клонящиеся к усилению отдельных лиц, к торжеству индивидуального начала. А торжество индивидуального начала — ступень к частной собственности, к трону, к возрождению церкви.

Я недоумевала:

— Как же так получилось? Психология людей в коммунистическом обществе должна быть совершенно иной: расцвет личности при полном отсутствии всяких индивидуалистических замашек.

Граждане хором объяснили мне:

— Физиологи-химики открыли в клетках человеческого организма два элемента: коллективин и индивидуалин. У большинства преобладает коллективин, но встречается не такой уж маленький процент людей с изобилием индивидуалина. Эти люди доставляют нам массу хлопот, из-за них мы вынуждены содержать армию и проливать кровь. Эти люди отличаются роковой склонностью по-своему истолковывать все, всюду вносить поправки и изменения, искажающие все наши принципы.

— А вы бы попросту уничтожили этих людей. Произвели бы анализ клеток в мировом масштабе и всех особей с преобладанием индивидуалина пустили бы в расход. В свое время некий Гитлер делал такие вещи. Производили анализ крови и выясняли, арийская она или положим, еврейская, — и тю-тю.

Граждане замялись, потом нехотя промямлили:

— Мы раза два прибегнули к такому способу, но после первой чистки мы произвели повторный анализ и обнаружилось, что у всех заметно снизился процент коллективина, а процент индивидуалина резко возрос. Наиболее опасных мы снова ликвидировали, а при третьем анализе показатели были просто катастрофические. Тогда мы предпочли держать армию и усмирять военной силой страны, где у населения преобладает индивидуалин. Так все-таки гораздо целесообразнее, гораздо меньше жертв, а также и морального негодования, вырабатывающего индивидуалин в клетках.

— А разве моральное негодование не является коллективным чувством? Моральное негодование, как известно, объединяет людей, порождает протест против отрицательных явлений и, значит, служит фактором прогресса.

— Моральное негодование объединяет людей с избытком индивидуалина, и когда-то оно было фактором прогресса, вы правы. Но в настоящее время это фактор регресса, ибо вершины социального и всякого развития мы достигли. Сейчас моральное негодование просто недопустимо, оно тянет назад, подрывает основы самого справедливого социального строя. Моральное негодование влечет к реставрации узкого индивидуализма, единоличной власти, права собственности и к прочим атавистическим явлениям.

— Не совсем понятно и очень спорно. Меня смущает то печальное обстоятельство, что даже в таком высокоорганизованном обществе, как ваше, индивидуальность и индивидуальное мышление находятся под подозрением и преследуются. По-моему, без борьбы мысли нет никакого движения вперед. По-моему, вы создали какую-то коммунистическую китайщину. Помните: Китай огородился стеной от военных нападений и от чуждых влияний и застыл в своей — заметьте! — высокой цивилизации на много столетий. Это привело к большой исторической трагедии, к социальному рабству, к национальному угнетению и, наконец, к долголетнему фактическому господству иноземцев.

Суть моего вопроса ускользнула от гармонических граждан, они резко заявили:

— Сейчас это невозможно. Во всем мире коммунизм. Никакого социального рабства и чужеземного деспотизма быть не может.

— Тем хуже. Даже внешние удары и внутренняя борьба не разбудят вас. Вы окостенеете, вы не сможете подниматься дальше и выше. Это конец истории, это медленное старческое угасание человечества.

— Вершин мы достигли. Все научные и общественные проблемы решены. В настоящее время наши ученые разрабатывают только отдельные частные вопросы, заполняют незначительные белые места в науках.