Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13

• Название: Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13
• Автор: Вальтер Скотт
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1964

Вальтер Скотт – автор очень популярных исторических романов, основоположник самого жанра «исторический роман» в Англии.

Главный герой романа «Приключения Найджела» - Найджел Олифант, лорд Гленварлох, потомок разорившегося аристократического шотландского рода, который приехал в Лондон в надежде повернуть колесо фортуны в нужную сторону. Здесь он знакомится с ювелиром Гериотом и под его воздействием преодолевает предрассудки аристократического класса. Финал романа – женитьба главного героя на девушке незнатного происхождения. Действие романа развивается в эпоху Иакова I, преемника Елизаветы I Тюдор и первого английского короля династии Стюартов.

---

— Vivum quidem, baud diu est, hominem videbam — vigere autem quis dicat qui sub fulminibus eloquentioe tuoe, Rex magne, jamdudum pronus jacet, et prostratus? [55]

Услышав эту похвалу своему полемическому искусству, Иаков, весьма довольный уже тем впечатлением, какое произвела на присутствующих его ученость, почувствовал себя на вершине блаженства.

Он потирал руки, прищелкивал пальцами, суетился, радостно смеялся, восклицал: «Euge! Belle! Optime!» [56] и, повернувшись к епископам Эксетерскому и Оксфордскому, стоявшим позади него, сказал:

— Вы видите, милорды, неплохой образчик нашей шотландской латыни. Мы хотели бы, чтобы все наши подданные в Англии были так же хорошо знакомы с этим языком, как этот молодой лорд и другие — знатные юноши в нашем старом королевстве; мы также сохраняем подлинное римское произношение, подобно другим просвещенным народам на континенте, и мы можем поддерживать сношения с учеными мужами всего мира, говорящими на латинском языке, тогда как вы, наши просвещенные английские подданные, ввели у себя в университетах, весьма ученых в других отношениях, манеру произношения, напоминающую косноязычную невесту из сказки, которой «пристемили носку»; а такой разговор — не обижайтесь на меня за откровенность — не может понять ни один народ на земле, за исключением вас самих; и поэтому латынь quoad Anglos [57] перестает быть communis lingua [58] — всеобщим драгоманом, или толмачом, между всеми мудрецами на земле.

Епископ Эксетерский поклонился, как бы молчаливо соглашаясь с королевским порицанием, но епископ Оксфордский стоял прямо, не склонный уступать в том, на что распространялась власть его престола, готовый стать добычей пламени костра, защищая как университетскую латынь, так и любой догмат своей веры.

Король, не дожидаясь ответа от прелатов, продолжал расспрашивать Найджела, но теперь уже на родном языке:

— Итак, мой дорогой питомец муз, что делаете вы вдали от своей северной отчизны?

— Я приехал, чтобы засвидетельствовать свое почтение вашему величеству, — сказал юный лорд, став на одно колено, — и подать вам, — прибавил он, — мое смиренное прошение.

Направленный на короля Иакова пистолет несомненно испугал бы его больше, но едва ли (если не считать страха) привел бы беспечного монарха в большее смущение.

— Так вот в чем дело, мой любезный! — сказал он. — Неужели ни один человек, хотя бы в виде исключения, не может приехать из Шотландии, как только ex proposito — с определенной целью, чтобы посмотреть, нельзя ли чем-нибудь поживиться от своего любимого монарха? Всего только три дня тому назад мы едва не поплатились жизнью и не повергли в траур три королевства из-за опрометчивости неуклюжего мужлана, сунувшего нам в руки какой-то пакет, а сейчас нас осаждают с такой же назойливостью в нашем собственном дворце. Отдайте эту бумагу нашему секретарю, милорд, к нашему секретарю с этой бумагой.

— Я уже подавал свое смиренное прошение секретарю вашего величества, — сказал лорд Гленварлох, — но, кажется…

— Он не пожелал принять его, не так ли? — перебил его король. — Клянусь спасением своей души, наш секретарь лучше нас выполняет эту часть королевских обязанностей, он лучше нас умеет отклонять прошения и читает только те из них, которые нравятся ему самому. Мне кажется, я был бы лучшим секретарем у него, чем он у меня. Да, милорд, вы желанный гость в Лондоне; я вижу, вы смышленый и ученый юноша, и я советую вам при первой возможности повернуть нос вашего корабля на север и пожить некоторое время в Сент-Эндрюсе, и мы будем очень рады услышать, что вы преуспеваете в науках. Incumbite remis fortiter. [59]

Говоря это, король небрежно держал прошение молодого лорда, словно он только ждал того момента, когда посетитель повернется к нему спиной, чтобы бросить его челобитную на пол или просто отложить в сторону и никогда не читать ее. Найджел, который понял это по его холодному, равнодушному взгляду и по тому, как он крутил и мял в руках прошение, встал с горьким чувством обиды и разочарования, отвесил низкий поклон и собирался поспешно удалиться. Но лорд Хантинглен, стоявший рядом с ним, предотвратил его намерение, слегка коснувшись полы его плаща, и Найджел, поняв намек, отошел всего лишь на несколько шагов от короля и остановился.

Тем временем лорд Хантинглен, в свою очередь, встал на одно колено перед Иаковом и сказал:

— Может быть, вашему величеству будет угодно вспомнить, что однажды вы обещали мне исполнять мою просьбу каждый год вашей священной жизни?

— Я прекрасно помню это, мой друг, — ответил Иаков. — Я прекрасно помню, и на то есть основательная причина. Это было тогда, когда вы разжали клыки вероломного Рутвена, сжимавшие наше королевское горло, и вонзили в грудь предателя свой кинжал, как подобало верному подданному. И тогда мы, как вы напомнили нам — что было лишним, — вне себя от радости по поводу нашего спасения, обещали каждый год исполнять одно ваше желание, каковое обещание, вступив в наши королевские права, мы вновь подтвердили restrictive и conditionaliter [60] — при том непременном условии, что просьбу вашей светлости мы сочтем приемлемой, согласно нашему королевскому усмотрению.

— Истинная правда, всемилостивейший государь, — сказал старый граф. — И я осмелюсь еще спросить, не перешел ли я когда-нибудь границ вашего королевского благоволения?

— Клянусь, нет! — воскликнул король. — Я не помню, чтобы вы когда-нибудь просили слишком много для себя, разве что гончую, сокола или оленя из нашего Теобальдского парка или что-нибудь в этом роде. Но к чему все это предисловие?

— Я хочу обратиться к вашему величеству с просьбой, — сказал лорд Хантинглен, — чтобы ваше величество соизволили безотлагательно взглянуть на прошение лорда Гленварлоха и, не передавая его вашему секретарю или кому-нибудь из ваших советников, поступили с ним так, как подскажет вам ваше справедливое королевское сердце.

— Клянусь честью, милорд, это непостижимо! — воскликнул король. — Вы просите за сына вашего врага!

— Того, кто был моим врагом до тех пор, пока ваше величество не сделали его моим другом, — ответил лорд Хантинглен.

— Золотые слова, милорд, — сказал король, — достойные истинного христианина. А что касается прошения этого молодого человека, я отчасти догадываюсь, о чем там речь, и по правде говоря, я обещал Джорджу Гериоту быть благосклонным к этому юноше. Но вот в чем беда: Стини и малютка Чарлз терпеть его не могут, так же как и ваш собственный сын, милорд; и мне кажется, лучше бы ему отправиться обратно в Шотландию, пока по их милости с ним не случилась какая-нибудь беда.

— Что до моего сына, с позволения вашего величества, так не ему указывать мне, как поступать, — сказал граф, — и не кому-нибудь из этих сорванцов.

— Мне они тоже не указ, — ответил монарх. — Клянусь душой своего отца, я никому из них не позволю помыкать мной как пешкой. Я буду делать то, что хочу и что должен делать, как подобает свободному королю.

— Значит, ваше величество исполнит мою просьбу? — спросил лорд Хантинглен.

— Да, черт возьми, исполнит… разумеется, исполнит, — сказал король. — Но пройдемте сюда, милорд, здесь нас никто не услышит.

Он поспешно провел лорда Хантинглена через толпу придворных, с любопытством взиравших на эту необычную сцену, как это бывает в подобных случаях во всех дворцах. Король прошел в маленький кабинет и сначала попросил лорда Хантинглена запереть дверь на ключ или на щеколду, но в следующее мгновение отменил свое приказание со словами:

— Нет, нет, нет; клянусь святым причастием, милорд, я свободный король и буду поступать так, как хочу и как должен поступать; я Justus et tenax propositi, [61] милорд. Тем не менее стойте у двери, лорд Хантинглен, на тот случай, если войдет этот сумасшедший Стини.

— О мой бедный государь! — простонал граф Хантинглен. — Когда вы были у себя на холодной родине, у вас в жилах текла более горячая кровь.

Король бегло просмотрел прошение, или петицию, поминутно вскидывая глаза на дверь и снова поспешно опуская их на бумагу, стыдясь того, что лорд Хантинглен, которого он уважал, заподозрит его в робости.

— Говоря по правде, — сказал он, торопливо закончив чтение, — это весьма серьезное дело, более серьезное, чем мне его рисовали, хотя я уже раньше догадывался об этом. Так значит, Хантинглен, этот юноша желает уплаты денег, которые мы ему должны, только для того, чтобы выкупить свою вотчину? Но ведь тогда у юноши появятся другие долги, и зачем ему обременять себя такими обширными бесплодными землями? Не говорите мне про эти земли, милорд, забудьте про них; наш шотландский канцлер обещал их Стини. Там самая лучшая охота во всей Шотландии, а малютка Чарлз и Стини хотят поохотиться там на оленей в будущем году. Они должны получить эти земли, они должны получить эти земли; а наш долг будет выплачен молодому человеку до последнего пенни, и он сможет истратить эти деньги у нас при дворе. А если уж у него такой аппетит на землю, ну что ж, милорд, мы набьем ему живот английской землей: она в два раза, да что там — в десять раз ценнее этих проклятых холмов и скал, болот и мхов, до которых он так падок.