Борис Шейнин - В недрах планеты

• Название: В недрах планеты
• Автор: Борис Шейнин
• Издательство: Журнал «Наука и жизнь», №№ 1-2
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1962

Киноповесть о приключениях недронавтов в глубинах земли.

Журнал «Наука и жизнь», №№ 1-2, 1962 год.

---

Говорят, что к опасностям можно привыкнуть… И в наполненной газом пещере, когда корабль остановился, и тогда, когда корабль очутился в огненном мешке активных радикалов, ни у кого из нас не возникало сомнения в благополучном исходе экспедиции. Так не задумывается об опасности пилот в ночном полете, потеряв ощущение земли и неба, целиком доверяя себя приборам.

Доверяя себя кораблю, мы оставались хозяевами удивительно совершенной машины.

Но теперь… Мы вдруг стали его пассажирами.

Это чувство пришло внезапно, хотя никто из нас никогда бы в нем не признался.

Я смотрю на Егорова. В последние дни он буквально не выпускает из рук свои дневники. Вот она, «работа мысли в одном направлении»…

Замер светлячок в прозрачном глобусе…

Мы лежим на своих койках, утомленные, небритые.

— Я не допускаю, — откладывая наконец дневник, говорит Егоров, — чтобы барьер опоясывал весь земной шар. В нем должны быть просветы.

— Мы их искали… — отвечает Таланин. глядя на глобус.

— В том-то и дело, что не искали. В двух словах: тычемся, как слепые котята, да и все.

— Товарищи! — Я пробую приподняться на койке. — Случай с нами наглядно показал, что вещество барьера перемещается…

— Уж куда наглядней… — мрачно шутит Таланин.

— …Но если перемещение однажды привело к утолщению барьера, не расчистит ли оно его в следующий раз?

— А мы — сидеть и ждать? — вскакивает с постели Егоров. — Скажу в двух словах: просто глупо сидеть так, сложа руки.

— Не просто, — качает головой Таланин.

— Мы не имеем ни малейшего представления о цикличности процесса. То, о чем вы говорите, может произойти завтра, а может — и через тысячу лет.

— Вот это уже конкретно.

Но Егоров не слышит злой реплики Таланина.

— Мы пленники Земли? Согласен. Но сдаваться рано. Мы живы. Жив корабль. Он может двигаться практически бесконечно!

— Что же ты предлагаешь?

— Ложиться и умирать? К черту! — кричит Егоров. — К черту! Подъем!

Глядя на разъяренного Егорова, мы поднимаемся с коек.

— А дальше?

— А дальше — включай двигатель! Пойдем глубже. К ядру Земли.

Для нас предложение Егорова — полная неожиданность.

— Да, да… Именно к ядру… — Егоров обнимает руками прозрачный глобус. Мы пройдем сквозь ядро и выйдем на поверхность примерно вот здесь, в южном полушарии.

— А если и там барьер? — спрашивает Таланин.

— Тогда… Тогда мы тем более ничего не теряем… Зато тайна ядра планеты Земля будет раскрыта нами.

«И умрет вместе с нами?» — хочется мне спросить.

Мы все еще молчим…

Корабль движется сквозь красновато-синее вещество.

Егоров берет из счетной машины ленту со столбиками цифр и передает ее Таланину.

— Ну-ка, угадай, что сейчас за бортом…

— Металл.

— В двух словах: название этому металлу — водород… металлическая фаза.

Много дней и ночей продолжался наш рейс в неизвестность. Не однажды еще наш корабль швыряли подземные штормы. Порой нам казалось, что это никогда не кончится. Но наступало затишье. Покой. И корабль шел дальше. Мы снова становились его хозяевами.

На обширном экране видеоскопа, словно помехи у обычного телевизора, возникают и заслоняют все собою светящиеся полосы.

— Что это? — спрашиваю я.

— Потоки электричества на границе земного ядра, — отвечает Егоров. — Это и есть магнитное поле Земли. Состав внешней оболочки ядра? — Это Егоров уже спрашивает у Таланина, который сейчас занят сложными расчетами.

— В основном железо, никель, водород… — не сразу отвечает он.

Я смотрю на прозрачный шар. Внутри него повис другой, меньший. К его матовой поверхности сейчас подошел пунктир, обозначающий путь нашего корабля.

— Так вот какое ты, таинственное Земное Ядро! — невольно вырывается у меня.

— Пожалуй, ему больше подходит название: «Внутренняя Луна Земли…» — задумчиво произносит Егоров.

— Почему Луна?

— А потому, что размеры у земного ядра почти такие же, как у Луны. Но, конечно, на этом и заканчивается сходство. В двух словах: в отличие от Луны металлическое ядро Земли находится под всесторонним давлением верхних слоев. Здесь, на поверхности ядра, эти силы достигают такой же величины, как в центре Луны. А в глубине давления настолько велики, что они деформируют электронные оболочки атомов вещества. В результате ядро Земли и превратилось в громадный электрический магнит. Внешняя Луна не знает таких давлений. В ней магнитное поле отсутствует.

Светящиеся полосы — след витков электричества — сливаются в сплошное яркое пятно. Мы входим в ядро Земли.

В недрах земного ядра нас ждала невесомость… Таланин сравнительно быстро освоился с этим состоянием… Зато Егоров приспосабливался к нему болезненно. Пришлось даже на некоторое время запретить ему вести исследования. Но теперь неприятности позади. Павел Дмитриевич даже уверяет, что никогда так хорошо себя не чувствовал…

Егоров полулежит в металлическом кресле в моей лаборатории. Он привязан к креслу широкими ремнями. На его голове шлем с датчиками электроэнцефаллоскопа.

На экране прибора множество светящихся точек. Это так называемая мозаика биотоков.

Я выключаю прибор, помогаю Егорову снять шлем, освобождаю его от пут ремней.

С некоторым затруднением Егоров достает до высоких магнитных башмаков и просовывает в них ноги.

— Теперь можно встать и даже сделать разминку.

Движения на редкость легки и свободны…

— Смешно… — говорит Егоров. — Земное притяжение действует с равной силой во все стороны. Под нами ничего нет. Мы — подо всем. Верх здесь, и здесь, и здесь…

Насвистывая какую-то мелодию, Егоров бредет вдоль металлической магнитной дорожки, которая теперь расстелена во всех отсеках корабля.

Боковые отсеки используются для выращивания «витаминной доли» нашего рациона. В аквариумах здесь зеленеет хлорелла, а в пластмассовых трубах с питательной жидкостью растут настоящие земные овощи.

Дежурство на «огороде» было, пожалуй, одним из наиболее популярных видов отдыха на корабле.

Во время болезни Павел Дмитриевич был освобожден и от этой приятной обязанности. Едва став на ноги, он сразу же отправился в боковой отсек.

Мы были во власти хорошего настроения.

Мог ли кто предполагать, что посещение «огорода» приведет к непоправимой беде?

Таланин выполнял обязанности дежурного у приборов. Я с удовольствием подводил некоторые итоги «подземной медицины».

Благодаря продуманному режиму, чередованию труда и отдыха, рациону, включающему в себя достаточное количество витаминов, а также системе регенерации воздуха, принятой на корабле ионизации и многим другим продуманным и предусмотренным факторам можно было утверждать, что длительное пребывание в глубинах Земли не отражается на здоровье недронавтов.

Опасения медиков о возникновении у человека особого состояния — глубинной болезни — оказались необоснованными.

Все это я записывал в свой журнал, когда в репродукторе прозвучал хриплый голос Егорова:

— Сережа, Федя… Слышите меня? В боковом отсеке радиация!

Неужели я проглядел показания приборов? Нет, стрелки, сигнальные лампочки совершенно невозмутимы. Приборы не зарегистрировали какого-либо повышения радиации на корабле.

— Павел Дмитриевич! — Я стараюсь говорить спокойно. — Я слышу вас. Объясните, что случилось?

— Сюда не входить! Возможно, новая разновидность радиации.

Быть может, мне это только кажется, но говорит он очень медленно. Еще медленней доходит до моего сознания страшный смысл его слов.

— Ампулу! — кричу я в микрофон. — Вводите ампулу! — А сознание уже захлестывает другая мысль: не поздно ли? Ведь препарат действует только до облучения. Только до…

— Павел Дмитриевич! — снова кричу я.

Ответа нет.

Почти одновременно со мной Егорова зовет и Таланин. Значит, и он не слышит боковой отсек.

Я выхватываю из кармана ампулу с иглой и уже на ходу, выбегая из лаборатории, подношу ее к руке.

В лифте мы сталкиваемся с Таланиным.

Он показывает красный подтек на руке…

Мы вбегаем в огородный отсек.

У Егорова лицо словно выбелено мелом.

Он стоит, упершись в стену. В руке у него неиспользованная ампула. Я выхватываю ее. Но он, не глядя на меня, славно пьяный, машет рукой: поздно…

Я поворачиваю лицо туда, куда смотрит сейчас Егоров своими большими невидящими глазами.

На пластмассовых трубах листочки салата как-то непомерно разрослись. Самое невероятное — они продолжают увеличиваться. Словно заснятые специальной кинокамерой, они становятся вдвое, втрое больше и тут же на глазах начинают блекнуть и сворачиваться.