Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

• Название: Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?
• Автор: Джозеф Стиглиц
• Жанр: Экономика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-83649-9

В «Великом разделении» Джозеф Стиглиц продолжает тему, начатую им в бестселлере «Цена неравенства»: рассматривает взаимосвязь потребительского спроса и конкурентного предложения. Со свойственной ему смесью страсти и ясности автор оспаривает позицию, что неравенство и превосходство богачей – неизбежная аксиома.

Стиглиц исследует экономику от Рейгана до кризиса 2008 года, разоблачает неолиберальные законы лоббистов, их разрушительное влияние на благосостояние общества.

Стратегия, которую предлагает автор, основана на простейшем законе экономики: успех возможен только при совпадении кривых спроса и предложения.

---

Именно на агрессивном кредитовании и грабительских условиях займов зарабатываются миллиарды.

Гринспен играл двойную роль. Федеральная резервная система контролирует денежный кран, и в начале десятилетия она выкрутила его на полную мощность. Вместе с тем Федеральная резервная система выступает в качестве регулятора. Если вы назначаете исполнителем человека, который изначально против политики регулирования, можно догадаться, каких решений от него следует ждать. Поток дешевых денег и прорвавшаяся дамба системы регулирования в совокупности привели к катастрофическим последствиям.

Под председательством Гринспена случился даже не один, а два финансовых пузыря. После того как в 2000–2001 годах схлопнулся пузырь доткомов, Грипспен помог раздуть пузырь на рынке жилья. Первоочередная зона ответственности центрального банка – это поддержание стабильности финансовой системы. Если банки активно предоставляют кредиты в момент раздувания цен на активы, результатом может стать обвал рынка, в чем мы сейчас и убеждаемся и что Гринспен не мог не понимать. В его руках было достаточно инструментов для того, чтобы урегулировать ситуацию. Так, например, для того чтобы справиться с пузырем доткомов, он мог повысить предписываемую маржу (обязательный размер первоначального взноса, необходимый для того, чтобы купить в кредит некий актив). Чтобы сдуть пузырь на рынке жилья, он мог взять под контроль кабальное кредитование для семей с низкими доходами, а также запретить другие коварные схемы (предоставление кредитов без требования документации или по поддельным документам, кредиты только под проценты и так далее). Такие меры серьезно бы нам помогли. Даже если бы у него не было инструментов на руках, он мог бы обратиться в Конгресс и получить их.

Безусловно, наши сегодняшние проблемы в финансовой системе обусловлены не одной лишь необдуманной политикой в сфере кредитования. Банки заключали необычайно рискованные сделки с другими банками посредством сложных инструментов вроде деривативов, кредитно-дефолтных свопов и других. В подобных сделках одна сторона платит другой, если происходят определенные события, например банк Bear Stearns объявляет себя банкротом, или взлетает курс доллара. Изначально эти инструменты задумывались как механизм управления рисками, но они могут использоваться и для спекуляций. Так, если вы, скажем, уверены в том, что курс доллара упадет, вы делаете высокие ставки, и когда ваш прогноз сбывается, вы получаете серьезную прибыль. Проблема в том, что в условиях тесного переплетения сделок с настолько высокими ставками никто не может быть уверен в финансовом положении другой стороны, да и в своем собственном тоже. Неудивительно, что в какой-то момент рынки кредитования оказываются парализованы.

Гринспен сыграл свою роль и здесь. Когда я был председателем Совета экономических консультантов в период правления Клинтона, я также был членом комитета, состоящего из ключевых федеральных финансовых регуляторов, куда входили Гринспен и министр финансов Роберт Рубин. Уже тогда было понятно, что деривативы представляют серьезную угрозу. Несмотря на это стоящие у руля финансовой системы (в Федеральной резервной системе, в Комиссии по ценным бумагам и биржам) сторонники политики дерегулирования, игнорируя риски, предпочли бездействовать под предлогом того, что любое вмешательство может воспрепятствовать инновациям в финансовой системе. Но инновации, как и перемены, не несут в себе внутреннюю ценность. С равными шансами они могут оказаться как хорошими, так и плохими (наглядный пример – предоставление кредитов заемщику на основании сфальсифицированной информации о его доходах).

№ 2. Разрушение стен

Выплачивать дивиденды за политику дерегулирования придется еще много лет. В ноябре 1999 года Конгресс отменил закон Гласса – Стиголла – эта инициатива была проведена через Конгресс сенатором Филипом Грэммом и ознаменовала победу лоббистов из банковской сферы и индустрии финансовых услуг, стоившую им $300 миллионов. Когда-то закон Гласса – Стиголла разделил коммерческие (те, что предоставляли кредиты) и инвестиционные (те, что осуществляли продажу ценных бумаг) банки. Закон был принят после Великой депрессии и задумывался как способ сдерживания побочных явлений эпохи, включающих среди прочего и конфликты интересов. Например, если в отсутствие организационного разделения банков некая компания, чьи акции были выпущены инвестиционным банком с его полного одобрения, испытывает трудности, не будет ли это означать, что коммерческое отделение банка (если таковое имеется) обязано дать этой компании кредит, что может оказаться неразумным? Предвидеть исход закручивающейся спирали из необдуманных решений практически невозможно. Я выступал против отмены закона Гласса – Стиголла. Создатели закона словно говорили: «Доверьтесь нам. Мы возведем Китайскую стену, чтобы не повторить ошибок прошлого». Будучи экономистом, я, конечно, обладаю здоровой порцией веры в то, что под мощью экономических стимулов человеческое поведение может накрениться в сторону личных интересов, и совсем не тех, о которых Токвиль говорил как о «личных интересах, понимаемых должным образом».

Косвенные последствия, возникшие в связи с отменой закона Гласса – Стиголла, оказались наиболее важными. Отмена закона изменила культуру страны в целом. Деятельность коммерческих банков не должна быть связана с большими рисками, их задача – управлять деньгами людей в предельно консервативной манере. При таком понимании государство должно брать на себя ответственность в случае, если у банка возникают проблемы. Инвестиционные банки, напротив, традиционно имеют дело с деньгами состоятельных людей, то есть тех, кто может позволить себе идти на большие риски, чтобы получать большую прибыль. Когда в результате отмены закона Гласса – Стиголла произошло слияние инвестиционных и коммерческих банков, на передний план вышла именно культура инвестиционных банков. Существовал спрос на высокую отдачу, которая возможна только при условии высокого уровня левериджа и больших рисков.

На пути к дерегулированию были сделаны и другие серьезные шаги. Одним из них было решение, принятое в апреле 2004 года в результате собрания Комиссии по ценным бумагам и биржам, которое практически все проигнорировали и которое в итоге прошло практически в отсутствие участников. Согласно этому принятому решению инвестиционные банки могли повышать коэффициент соотношения заемных средств и собственного капитала (с 12:1 до 30:1 и выше), вследствие чего банки могли покупать больше ипотечных ценных бумаг, попутно раздувая пузырь на рынке недвижимости. Согласившись на эту меру, Комиссия негласно заявила о своей вере в саморегулирование: очень причудливая убежденность в том, что банки могут самостоятельно и эффективно наводить у себя порядок. Идея саморегулирования абсурдна, что теперь признает даже Алан Гринспен, в практическом плане оно никоим образом не в силах диагностировать системные риски (разновидность рисков, которые возникают, когда, например, методы управления портфелями каждого из банков предписывают им продавать единовременно определенный вид ценных бумаг).

В то время как мы отменяли старые методы регулирования, мы не делали ровным счетом ничего для того, чтобы решать проблемы, возникшие на рынках в XXI веке. Самую серьезную проблему породили деривативы. В 1998 году Бруксли Борн, глава Комиссии по торговле товарными фьючерсами, пыталась привлечь внимание к необходимости регулирования, которая стала особенно очевидной после того, как в том же году Федеральная резервная система запустила программу спасения хедж-фонда Long-Term Capital Management, крах которого грозил обернуться убытками в размере более триллиона долларов для глобального финансового рынка. Но министр финансов Роберт Рубин, его заместитель Ларри Саммерс и Алан Гринспен были непреклонны и успешны в продвижении своего оппозиционного мнения на этот счет. Никакие меры приняты не были.

№ 3. Лечение пиявками

А затем в силу вступила инициатива по сокращению налогов, утвержденная администрацией Буша 7 июня 2001 года и усиленная два года спустя. Президент и его советники, казалось, считали, что снижение налогов, особенно для корпораций и американцев с высоким уровнем дохода, – самое действенное лекарство от любой экономической болезни, практически современный аналог лечения пиявками. Снижение налогов сыграло центральную роль в подготовке почвы для сегодняшнего кризиса. Поскольку данная мера оказалась неэффективной, серьезно заниматься стимулированием экономики предстояло Федеральной резервной системе, которая подошла к решению этой задачи с беспрецедентно низкими процентными ставками и ликвидностью. Война в Ираке усугубила ситуацию, так как из-за нее сильно поднялись цены на нефть. Учитывая тот факт, что Америка серьезно зависит от импортной нефти, наши заграничные расходы выросли на несколько сотен миллиардов, которые при других обстоятельствах можно было бы потратить на американские товары. Было бы логично, если за этим последовал экономический спад, как было в 1970-х. Однако Федеральная резервная система отреагировала на вызов обстоятельств самым близоруким образом, какой только можно вообразить. Резко возросшая ликвидность сделала доступными ипотечные кредиты даже для тех, кто раньше их не мог бы себе позволить. И действительно, экономический спад удалось пресечь, при этом коэффициент сбережений большинства американских семей упал до нуля. Нельзя было закрывать глаза на то, что мы живем на не принадлежащие нам деньги и время.