Филип Фармер - Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы

• Название: Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы
• Автор: Филип Фармер
• Издательство: Полярис, 1996. — 335 с.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 5-88132-175-8

В очередной том собраний вошли произведения, примыкающие к основной пенталогии эпического сериала «Мир Реки», которые дополняют и развивают эту невероятную сагу о далеком будущем человечества.

---

— Что ты здесь раскаркался, словно ворон, накликающий на нас беду?! — заорал Ивар.

— Я услышал, что вы отплываете вверх по Реке, — ответил незнакомец низким голосом. Его эсперанто был густо приправлен хрипловатыми звуками его родного языка. — Я бежал от самых гор, чтобы не опоздать. Хочу присоединиться к вам. Думаю, я вам пригожусь. Могу грести наравне с лучшими гребцами, к тому же я великолепный лучник, хотя недавние события лишили меня лука. И я умею сражаться. — Помолчав, он добавил: — Хотя я прежде был мирным человеком, теперь меня кормит меч.

Он извлек из ножен рапиру. Она и в самом деле оказалась стальной.

— Это оружие пронзило немало противников.

— Как тебя зовут? — прокричал Ивар.

— Откликаюсь на имя Ньюмен.

— Я требую от своих людей беспрекословного повиновения, и получаю его, — добавил Ивар.

— Согласен.

— Куда ты хочешь приплыть?

— К истоку Реки, хотя я не тороплюсь там оказаться.

Ивар расхохотался:

— У нас с тобой много общего, хотя, как мне кажется, туда многие хотят попасть. У нас найдется для тебя место до тех пор, пока ты согласен тянуть лямку вместе с остальными. Топай сюда. Потом сменишь кого-нибудь на веслах.

— Спасибо.

Оттолкнув лодку от пирса, норвежцы прыгнули на палубу. Гребцы направили его вверх по течению. Когда подул утренний бриз, весла убрали и подняли паруса. Путешественники сели завтракать.

Ивар спустился с кормы и остановился возле новичка:

— Ты прихватил с собой интересный рассказ?

— У меня их много, — ответил Ньюмен, подняв глаза на капитана.

— Каждый из нас знает много интересного. — сказал Ивар. — Но какой из твоих рассказов самый поразительный?

Ньюмен прикрыл глаза, словно свет мешал ему вспоминать. Казалось, он ищет внутри себя сокровище. Наконец он сказал:

— Пожалуй, самым поразительным был человек, утверждавший, что он Иисус Христос. Вы слышали о нем? Или жили на Земле в те времена и в тех местах, где он был неизвестен?

— Моими богами были Тор, Один и другие, — пробасил Ивар. — На Земле я принес немало христиан им в жертву. Но под конец жизни я и сам стал христианином — можно сказать, больше из желания уравнять шансы, чем истинно уверовав. Когда я попал в этот мир и понял, что это ни Валгалла, ни рай, хотя на Валгаллу он все-таки похож больше, я отверг обе веры. Но по привычке я иногда еще взываю к моим родным богам, когда приспичит.

— Те, кто не знал об Иисусе на Земле, наверняка услышали про него здесь, — сказал Ньюмен. — Пожалуй, все вы знаете о нем достаточно, и мне нет нужды объяснять, кто он такой.

— Мне даже пришлось узнать о нем куда больше, чем я согласился бы слушать, — заявил Ивар и указал на Дэвиса. — Этот человек, Эндрю Рыжий, трещал о нем без конца.

Дэвис подсел поближе к Ньюмену.

— Мне не терпится услышать твой рассказ, незнакомец, — сказал он. — Но тот, кто назвал себя Иисусом, не мог им быть. Настоящий Иисус на небесах, хотя вполне возможно, что в этом мире он перевоплотился в женщину. По крайней мере, так говорят некоторые. Мы с женой как раз и плывем вверх по Реке, чтобы ее отыскать.

— Тогда могу лишь пожелать вам удачи. Не забывайте, сколько миллиардов людей здесь обитает, к тому же не исключено, что сейчас она может жить и где-то ниже по Реке, — ответил Ньюмен. — Надеюсь, ты не оскорбишься, если я скажу, что вы будете разочарованы, даже если найдете ту женщину.

— Довольно! — не выдержал Ивар. — Рассказывай!

— Я оказался в одной стране вскоре после того, как человек, назвавшийся Иисусом, был распят фанатичным средневековым немецким монахом по имени Крамер Молот. Распятый был еще жив, так что сами можете понять, насколько быстро после этого события я там появился. Короче, я поговорил с ним перед самой его смертью. А позднее мне удалось побеседовать с человеком, жившим на Земле в одно время и в одной стране с умершим и хорошо его знавшим. И тот человек подтвердил, что распятый в самом деле был Иешуа-так он его назвал.

Я был совсем рядом с ним, когда он произнес последние слова, воскликнув: «Отец! Они ведают, что творят! Не прощай их!» Мне показалось, что пережитое в этом мире лишило его веры, которую он имел на Земле. Словно он знал, что человечество недостойно спасения или что его миссия завершилась неудачей.

— Невозможно! — выдохнул Дэвис.

Ньюмен холодно взглянул на него:

— Я лгу?

— Нет-нет! Я не сомневаюсь в правдивости твоих слов. Я лишь не могу поверить, что человек на кресте и в самом деле был Иисусом. Он далеко не первый и не последний из подобных самозванцев. Не исключено, что некоторые из них искренне в это верили.

— А как ты оценишь слова опознавшего его человека?

— Он солгал.

— Мне это безразлично. — Ньюмен пожал плечами.

Рейчел коснулась плеча Дэвиса:

— У тебя встревоженный вид.

— Нет. Я сердит.

Но Дэвис ощущал еще и подавленность, хотя и знал, что ее быть не должно.

Вечером того же дня лодка пристала к берегу возле питающего камня. Когда камень прогремел, все поужинали едой из граалей и только что пойманной и поджаренной рыбой, которой их угостили местные жители. Дэвис сидел в кружке людей у костра, где горел бамбук. Фостролл рядом с ним.

— Твоя жена была права, говоря, что рассказ Ньюмена тебя встревожил, — сказал француз. — У тебя до сих пор встревоженный вид.

— Моя вера не сломлена. Она даже не пошатнулась.

— Это лишь слова. А твое тело и голос просто кричат о том, что тебя одолевают черные мысли.

— Свет рассеет тьму.

— Возможно, друг, — согласился Фостролл. — Поешь еще рыбы. Она очень вкусная. В это действительно можно верить.

Дэвис не ответил. Его замутило от вида жирных губ Фостролла и поверхностности его мыслей. Или же тошноту вызвало не это? Его душевный покой оказался нарушен гораздо сильнее, чем он признался Рейчел или французу.

— Этот незнакомец говорит так, словно обладает властью, — заметил Фостролл. — Разумеется, это присуще всем сумасшедшим.

— Сумасшедшим?

— Хотя у него высокий самоконтроль, в нем есть нечто странное. Разве ты не заметил? Он одет во все черное, словно скорбит о ком-то.

— Мне он показался обычным наемником, ищущим приключений, — возразил Дэвис.

Фостролл опустил руку на плечо Дэвиса.

— Мы должны тебе кое-что сказать, — произнес он. — Возможно, мы выбрали для этого неподходящий момент, ведь ты в такой меланхолии. Но рано или поздно ты, ищущий Свет, должен встретиться с этим лицом к лицу, хотя Свет может оказаться не того цвета, каким ты его ожидаешь увидеть.

— Да? — отозвался Дэвис, не очень заинтересовавшись.

— Мы говорим о том моменте, когда ты прыгнул через бездну с одной доски на другую. Ты сказал, что, едва твоя нога оттолкнулась от доски, тебя охватил духовный экстаз. И этот экстаз поднял тебя в воздух, словно надутый газом воздушный шар. Ты воспарил выше, чем мог бы, — выше, чем у тебя хватило бы сил. Такое, по твоим словам, совершил Бог. Но…

Дэвис выпрямился. В его глазах мелькнул интерес.

— Да?

— Ты пересек бездну и опустился на доску. Но твои ноги ударились о ее конец. В результате тебе стало больно. И ты вообще мог упасть с доски, если бы не ухватился за ее края. — Фостролл помолчал.

— И что же? — спросил Дэвис.

— Экстаз — это прекрасно. Он перенес тебя через бездну в целости и сохранности. Но потом ты ударился о доску. Ворвалась реальность; экстаз исчез.

— Так куда ты клонишь?

— Мы высказываем аналогию, возможно — притчу. Помни о том прыжке, друг, пока путешествуешь в поисках того, что может обернуться лишь плодом воображения. Экстаз неосязаем, и он проходит. Реальность ощутима и длительна, а зачастую калечит и причиняет боль. Что ты станешь делать, узнав, что женщина не зачала, а ребенок не рождался?

Реальность может оказаться дубиной, которая сокрушит твою способность когда-либо снова пережить экстаз. И мы надеемся — для твоего же блага, — что ты никогда не отыщешь того ребенка.

Подумай об этом.

КОДА © перевод А. Нефедова

Сперва я нашел Рабийю. Потом нашел артефакт, который мысленно называю Артефактом. Что более ценно, Рабийя или Артефакт? Рабийя говорит, что я не должен выбирать между Путем и Артефактом. Разве может быть выбор между Путем и машиной?

Я в этом не уверен.

Мой разум, единственная настоящая машина времени, отправляется назад. Потом обратно. А затем вперед, опережая момент настоящего.

Вот я сижу на скале, окаймляющей вершину монолита. Солнце печет правую половину лица и тела. Мой мозг тоже раскален, но весь, и пропечен до центра.

Я на вершине гранитного монолита высотой в две тысячи футов. Он возвышается на равнине всего в сотне футов от Реки. Верхние сто футов монолита расширяются и напоминают бутон с обрезанной верхушкой. То, что монолит имеет форму фаллоса, на мой взгляд, случайность. Но я не уверен, что в этом мире что-либо случайно. Даже контуры гор, окружающих долину Реки, равно как изгибы самой Реки, могут иметь как практический, так и символический смысл.