Василий Балябин - Забайкальцы (роман в трех книгах)

• Название: Забайкальцы (роман в трех книгах)
• Автор: Василий Балябин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Роман Василия Балябина «Забайкальцы» — широкое эпическое полотно, посвященное сибирякам, потомкам отважных русских землепроходцев, тем, кто устанавливал советскую власть на восточных окраинах необъятной России, дрался с белогвардейскими бандами и японскими интервентами.

Перед читателем проходят образы руководителей партизанского движения на Дальнем Востоке, большое место в произведении занимает образ легендарного героя гражданской войны Сергея Лазо.

Роман В. Балябина глубоко и верно воспроизводит атмосферу эпохи, он проникнут пафосом всенародной борьбы за победу советской власти.

---

Михаил удивленно посмотрел на брата, словно видел его впервые:

— Чудно ты толкуешь. Мы-то и рады бы не поехать, так вить приказывают.

— Мало ли что, нам тоже приказывают на Дон следовать, а мы поедем к себе, в Читу.

— В Читу-у! — Сидевший рядом с Михаилом чернобородый казак от удивления даже уронил из рук полушубок, к которому пришивал крючок. — Неужто правда? Ребята, слыхали? Аргунцы-то не едут с нами, в Читу хотят драпануть…

— Чего, чего такое?

— В Читу-у?

— Кто сказал?

— Не может быть…

Головы всех повернулись к Егору, с верхних нар, крякнув, спрыгнул горбоносый урядник, за ним последовали другие, около печки стало тесно от сгрудившихся вокруг нее казаков. И после того как Егор рассказал, что не только Аргунский, но и 1-й и 2-й Верхнеудинские полки пойдут не на Дон, а в свою область, вагон забурлил говором многих голосов.

— Раз они домой, то и нам домой надо!

— А может, враки все это?

— Тебя, станишник, не большевики подослали, случаем?

— Надо нам самим в энти полки понаведоваться.

— Пошлите меня.

— Чего вы взбулгачились, — начальнически строго заговорил горбоносый урядник, — мало чего хотят аргунцы, так их и пропустят домой, как же! Не дальше как до Киева доедут и за нами же повернут, следом. Это ведь приказ-то не кого-нибудь, а самого Главковерха.

В ответ негодующие голоса:

— Катись-ка ты со своим гладким верхом!

— И с Доном вместе!

— Чего мы там не видели!

— Дураки-то перевелись теперь!

В эту ночь долго не спали казаки, растревоженные сообщением Егора. Он уже лежал на верхних нарах, где Михаил устроил ему постель из шинели и конской попоны, а вокруг раскаленной доала печки кипел такой же жаркий разговор.

«Расходились читинцы», — улыбаясь, думал Егор, очень довольный тем, что выполнил порученное ему дело и завтра такие вот разговоры возникнут во всех сотнях полка. Об этом же заговорил и Мишка, подсаживаясь к брату.

— Расшевелил ты… сотенщиков… моих, — бурчал он, кряхтя, с трудом стягивал сапог с левой ноги, — эдакие разговорчики… пойдут… дак и мы… повернем оглобли…

Сняв сапог, он выпрямился, продолжал все про то же:

— Война-то, брат, нам тоже шею намозолила, а вот как с тобой поговорили, еще пуще потянуло на родину. Эх, Егор, вот бы домой-то заявиться к масленице — и блинцов поели бы досыта, и на бегах, на вечерках повеселились бы вволюшку. Помнишь, как с сопки-то катались на больших санях, ишо старуху Демиху тогда напугали…

Вспомнив что-то забавное, он засмеялся, оглянувшись на Егора, и тому показалось, что на него смотрит тот прежний озорник парнишка, которого водил он с собой на Ингоду удить карасей.

Глава XI

Приказу князя Кекуатова: «Дивизии следовать в Донскую область» — подчинился лишь 1-й Читинский полк. Остальные три полка, вопреки приказу, двинулись на восток, в Забайкалье.

Вместе с непокорными казаками последовал и штаб дивизии во главе с командиром. О приказе комдива словно забыли, в защиту его не выступили ни сам командир, ни чины его штаба. Офицеры самоустранились от командования, по ночам, собираясь где только можно, пьянствовали, картежили, хозяевами положения стали полковые комитеты.

Багрянцем истекал на западе декабрьский день, когда последний эшелон аргунцев двинулся со станции Казатин, В классном вагоне этого эшелона поместились офицеры полка.

Командир четвертой сотни есаул Шемелин занял второе купе, вместе с ним поселились третьей сотни есаул Фомин и шестой — хорунжий Мамонтов.

В расстегнутом кителе, из-под которого виднелась далеко не свежая сорочка, Шемелин сидел возле окна. Напротив, на верхней полке, с книгой в руках лежал Мамонтов, Фомина в вагоне не было, ушел куда-то в другой эшелон.

Шемелин, грузный, с разлатыми бровями, брюнет, с крутым волевым подбородком и усталыми карими глазами, изнывал от тоски. Угнетало его вынужденное безделье, неизвестность.

Мерно покачивался вагон, колеса постукивали на стыках, в сумеречной мгле за окном угадывались темные силуэты деревьев. Иногда скупой свет фонаря на полустанке выхватывал из темноты то припудренный инеем сад, то соломенную крышу украинской хаты.

Есаул закурил, серебряным портсигаром постучал по стенке. В купе вошел небольшого роста, белобрысый казак-вестовой.

— Слушаю, вашскобродь! — Былая преданность вестового не позволяла ему назвать своего хозяина по-новому: господин есаул.

— Казбека перековал? — спросил его Шемелин.

— Так точно, вашскобродь, перековал.

— Ну, как он теперь?

— Да ничего-о, чуток спал с тела, а теперича поправится небось.

— Овса достали?

— Так точно, достали.

— Гм… ну ладно…

— Можно идти?

— Можно, хотя нет… Ты вот что… — Есаул хотел было послать вестового за вахмистром, чтобы расспросить его, как там и что в сотне, но, подумав: «А на кой черт мне это нужно, не все ли равно?» — махнул рукой: — Ладно, ступай…

Казак вышел, и есаул, облокотившись на стол, опять надолго задумался. Вспомнилось недавнее совещание офицеров у командира дивизии князя Кекуатова, куда были приглашены лишь самые надежные, верные присяге офицеры. Это было накануне отправки дивизии из Казатина, князь сообщил им о положении в Забайкалье.

Райской музыкой прозвучали в ушах офицеров слова князя о том, что на приграничной китайской железнодорожной станции Маньчжурия уже формируется для борьбы с большевиками отряд так называемой белой гвардии. Организатором и вождем этого отряда является офицер 1-го Нерчинского казачьего полка есаул Семенов.

— Но надо трезво оценивать обстановку, — говорил князь. — Большевики в области есть и будут; они разовьют бешеную агитацию за Советы, будут стараться заразить казаков и крестьян Забайкалья идеями социализма. Хотя главный козырь большевистской агитации — борьба за землю и волю — не будет иметь в Сибири такого значения, как в центральных областях России, и основная масса забайкальцев за большевиками не пойдет, но найдутся люди, которые попадут в их сети: одни потому, что поверят большевистской брехне о социалистическом строе, другие просто в поисках приключений и грабежа, — и гражданская война в нашей области неизбежно вспыхнет.

Все это отчетливо всплыло в памяти есаула. На этом совещании князь полностью согласился с доводами войскового старшины Бакшеева, что следует подчиниться силе; не вступать с полковыми комитетами ни в какие конфликты, имея в виду главное: сохранить свои кадры для борьбы с большевизмом в дальнейшем.

И когда князь заговорил о гражданской войне, лицо его побагровело от ярости, воинственно ощетинились белые усы. Свою речь он закончил словами:

— …Мы очистим область от красной заразы и будем драться за новую, но не советскую, не обольшевиченную Россию.

В Киеве стоянка поезда затянулась, чувствовалось, что произошла какая-то задержка. Из офицеров почти никто не вышел на перрон, откуда до слуха Шемелина доносился многоголосый шум, топот ног, звяк оружия.

Постучавшись в дверь, в вагон зашел подъесаул Тирбах.

— Заминка произошла, не пропускают наши эшелоны, — злорадно улыбаясь, сообщил он друзьям, — комитетчики наши зас… хлопочут, бегают, эти болваны, Балябин с Богомягковым, в город уехали на автомобиле, а у паровозов и на тормозных площадках караулы выставили с пулеметами.

— Ага-а, — оживился Шемелин, — значит, заваривается какая-то каша.

Мамонтов отложил книгу, сел, спустив ноги с полки.

— Может, наша помощь потребуется, спихнуть бы комитеты эти к чертовой матери.

— Не-ет, старик наш приказывает сидеть всем спокойно и не рыпаться, я за этим и зашел к вам. Черт с ними, не наш конь, не наш и воз. Давайте-ка лучше махнем на станцию втихаря, ресторанчик тут шикарный бывал раньше.

— Сказал тоже! — Блеснув очками, Мамонтов отрицательно покачал головой. — Да теперь если и есть какой-то там ресторанишко, так в нем этой сволочи всякой набилось как сельдей в бочке.

— Я тоже не пойду, — решительно заявил Шемелин.

— Трусы вы, как я погляжу, — с досадой в голосе проговорил Тирбах и, помолчав, сожалеюще вздохнул: — А одному идти не хочется. Сеньку, что ли, позвать Березовского.

И вышел, не простившись.

Мамонтов опять улегся на койку, взялся за книгу, а Шемелин снова уставился в окно глазами, задумался. В памяти есаула возникали картины далекого прошлого. То вспоминаются ему школьные годы, катанье на саночках с горки, то увлекательные поездки с отцом в станицу: стрелой мчится пара бегунцов, легонькая кошевка едва касается полозьями земли, в передок ее стучат комья снега из-под копыт, ветер сечет Мишке лицо снежинками. И радостно Мишке от быстрой езды, и жутко, боязно, обеими руками он крепко держится за кушак отца. А тот, охваченный азартом, выкрикивает одним дыхом: