Василий Балябин - Забайкальцы (роман в трех книгах)

• Название: Забайкальцы (роман в трех книгах)
• Автор: Василий Балябин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Роман Василия Балябина «Забайкальцы» — широкое эпическое полотно, посвященное сибирякам, потомкам отважных русских землепроходцев, тем, кто устанавливал советскую власть на восточных окраинах необъятной России, дрался с белогвардейскими бандами и японскими интервентами.

Перед читателем проходят образы руководителей партизанского движения на Дальнем Востоке, большое место в произведении занимает образ легендарного героя гражданской войны Сергея Лазо.

Роман В. Балябина глубоко и верно воспроизводит атмосферу эпохи, он проникнут пафосом всенародной борьбы за победу советской власти.

---

Ехать в Читу сразу же показалось Савве Саввичу невыгодным: великий пост, спрос на свинину будет не такой, как в мясоед, и, чтобы не продешевить, решил он заняться этим делом после пасхи, а пока замороженную тушу повесил под сарай.

Первые три дня пасхи прошли тихо, спокойно, а в ночь на четвертый день праздника Савва Саввич проснулся от необычайного оживления и шума на станции. Еще сквозь сон слышал он, как туда один за другим вскоре прибыло с востока два поезда. Окончательно проснувшись, Савва Саввич поднялся с постели, накинул на плечи тулуп, вышел на веранду. Он долго стоял там, прислушивался и по свисткам, по шуму передвигаемых вагонов понял: поезда дальше не пошли.

«Неужто отступают красюки? — опалила радостная догадка. — Всыпали им небось, антихристам проклятым…»

Утром, едва солнце приподнялось над горами, на станцию прибыл еще один поезд с востока, и Савва Саввич решил после завтрака сходить к Томилину, порасспросить, не слыхал ли он чего-либо нового.

С тяжелым сердцем шел Савва Саввич по селу, с грустью наблюдая, что на улицах нынче не по-праздничному пустынно, лишь на перекрестке двух улиц ребятишки играют в бабки, а напротив, на солнечном сугреве, старики режутся в карты «в подходную», кружком усевшись на песке; на кону у них те же бабки вместо денег. Слышны азартные выкрики:

— Вышел!

— С нашей!

— С нашей!

— Замирил, хвастай!

— Хлюст козырей!

Томилина Савва Саввич угадал издали; в сером форменном сюртуке и новенькой фуражке без кокарды, он стоял около тесовых ворот своей усадьбы. По тому, как глаза командира дружины светились радостью, а губы расползались в улыбке, обнажая неровные зубы. Савва Саввич понял: произошло что-то отрадное.

— Христос воскресе, — проговорил он, вынимая из кармана шаровар пасхальное яичко.

— Воистину воскресе! — Сняв фуражку, Томилин обнял, трижды поцеловал приятеля и пригласил его сесть с собой рядом на врытую около ворот скамейку.

Савва Саввич, усевшись и заглядывая в улыбчивые глаза друга, осведомился:

— Что слыхать-то? Ты вроде тово… возрадовался чегой-то, так и сияешь, как новенький пятак.

— От хороших вестей, Савва Саввич, бьют наши красюков, так им всыпали под Оловянной, что еле ноги унесли.

— Да сошли ты, господи, чтобы так-то оно получилось.

— Так оно и есть. Мне сегодня сам начальник станции Жданович растолмачил все до тонкости, а уж ему-то все хорошо известно, кажин день передают по телефону, что и как. Красюки только тем спаслись, что успели мост подорвать на Ононе, а то бы им теперь уж каюк был. Ну сам подумай, Савва Саввич, там сила: и войска у них намного больше, и оружия всякого полно, и пушки, и броневики, а у этих што? Шиш с маслом.

— Так, та-ак…

— Да и командуют там генералы да полковники, а у красюков этот их Лазов хваленый всего-навсего прапорщик, да где же ему с генералами поверстаться…

— Ясное дело, чего там! А скажи, Христофор Миколаич, что это за поезда на станцию-то прибыли сегодня?

— Раненых привезли, полно надыроватили их, проклятых. Часть из них в Читу отправили, а которые не шибко ранены, здесь им лазарeт устроят. Да-а-а… По всему видать: последние кафизмы дочитывают комиссары. Оно конешно, все это радостно, а как подумаешь хорошенько, так и страшновато становится.

— Это почему же? — встревожился Савва Саввич, с удивлением глядя на помрачневшего вдруг Томилина.

— А то, что красюки-то у нас обосноваться думают всей ихней бандой. Жданович так мне и сказал: «Ждите, говорит, вот-вот, не сегодня-завтра заявятся». А вить содержать-то их, кормить нас заставят.

— Заставят, — уныло подтвердил Савва Саввич, — тут уж никуда не денешься.

— Да кабы одно это, так черт с ним, но у меня ишо и другое на уме: нет-нет да и придет в башку про дружину-то нашу. Не дай бог узнают, так они нас, особенно меня, в порошок сотрут.

— Это уж ты напрасно, — попытался успокоить приятеля Савва Саввич, — как они узнают, сорока на хвосте им принесет?

— Да вить кто его знает, на грех мастера нет… а меня и так-то с нашими голяками мир не берет. Так что самое лучшее не дожидать, когда их черти принесут, а после обеда заседлаю Чубарку да и махну в Заиграево. Переживу там у зятя, пока их выкурят отсюдова. Долго-то они все равно здесь не продержатся. А ты как?

— Останусь дома. Подумаю, может, Семена пошлю куда-нибудь, хоть бы и в Заиграево. А самому-то как можно, они тут без меня все вверх дном перевернут. Нет уж, будь что будет, останусь.

Домой Савва Саввич возвращался, обуреваемый смешанными чувствами радости и досады. Его, как и Томилина, радовало то, что красные терпят поражения, и угнетало, что они намереваются окопаться в Антоновке: и хлопот с ними полно будет, и разор в хозяйстве, да мало ли каких неприятностей могут наделать… особенно свои красногвардейцы. Ведь среди них немало и таких, которых обидел когда-то Савва Саввич, и теперь повстречаться с ними у него не было никакого желания.

Еще по дороге к дому Савва Саввич обдумал, как приготовиться к встрече с красногвардейцами, и, придя к себе, начал действовать. По его совету Семен в тот же день уехал вместе с Томилиным в Заиграево, чтобы переждать там, пока красные находятся в Антоновке. Ермохе Савва Саввич приказал ехать с конями на заимку, где со скотом жили работники и с ними безвыездно находилась Настя.

Проводив Ермоху, Савва Саввич приказал Макаровне убрать со столов все пасхальные яства.

— Красных, того и гляди, черт пригонит, — пояснил он на недоумевающий взгляд жены.

— Христос с тобой, Саввич! — всплеснула руками Макаровна. — Неужто голые столы оставить на пасхе Христовой? Вить это же грех великий.

— Эка до чего бестолковый человек! — Савва Саввич осуждающе покачал головой. — Ты что же, красюков-то куличами потчевать будешь? Вот как поставят их к нам человек двадцать…

— Да вить я-то думала…

— Ничего ты не думала. Делай, как тебе сказано, позови Матрену и укладывай все это в ящики. Отнести-то в амбар я помогу вам, там и засыплем их гречихой.

Затем Савва Саввич облачился в старенький полушубок, подпоясался плетенным из бараньей шерсти пояском и принялся прятать подальше: новые шубы, дохи, седла, запасные хомуты и другую сбрую, даже швейную машинку зарыл в омете соломы. К обеду все ценные вещи были надежно захоронены в укромных местах, только туша дохлой свиньи по-прежнему висела в сарае, подтянутая за задние ноги к поперечной балке.

«Хорошо я сделал тогда, — размышлял Савва Саввич, заглядывая в сарай, — теперь на этих нехристей доброе мясо пришлось бы расходовать, а чушка-то и пригодилась, и волки сыты будут, и овцы целы. Ничего-о, сожрут, варвары, а подыхать зачнут от моего угощения, так туда им и дорога».

Он даже повеселел при мысли о своей находчивости, подумав при этом: надо будет сказать Матрене, чтоб не сболтнула при большаках чего лишнего.

Незваные гости пожаловали в тот же день к вечеру. Савва Саввич, все в том же стареньком полушубке, ходил по ограде, соображая про себя, все ли, что следует убрать с глаз подальше, он упрятал. Он слышал, как на станцию прибыли эшелоны красногвардейцев, как там началась разгрузка. И вскоре улицы наполнились шумом: грохотом тачанок, топотом ног, сквозь густой слитный говор доносились отрывистые слова команды. Вскоре и за воротами пантелеевского дома послышались голоса, звяк оружия, раздался громкий стук в калитку. С тревожно забившимся сердцем поспешил Савва Саввич к воротам. Отодвинув засов, он открыл калитку и прямо перед собой увидел молодого военного в серой шипели, с наганом на боку, а за ним толпу красногвардейцев. Двое из них сунулись было в калитку, но молодой военный властным движением руки остановил их, спросил Савву Саввича:

— Вы хозяин дома?

— Мы…

— Вот на постой к вам несколько человек, не возражаете?

Савва Саввич тронул рукой бороду, мотнул головой:

— Не возражаем.

Военный повернулся к своим красногвардейцам, приказал:

— Морозов, заводи свое отделение. Остальные за мной, марш!

Пятерых постояльцев Савва Саввич поместил в горнице, остальных семь человек определил в зимовье. Тревожное состояние ожидания какой-то беды у Саввы Саввича прошло, когда он увидел, что красногвардейцы, в большинстве своем рабочие, не выказывают к нему никакой вражды, ведут себя скромно. Не понравился ему лишь один красногвардеец: диковатого вида, чернявый, с подвязанной к шее левой рукой, казак, судя по одежде и военной выправке. Недобрым огоньком загорелись глаза казака-красногвардейца, когда он, хмурясь, исподлобья оглядывал дом и надворные постройки хозяина. Савва Саввич, избегая встречаться с ним взглядом, поспешил в зимовье, приказал Матрене:

— Чайку приготовь, Матренушка, люди-то с дороги, отощали небось.