Анатолий Вахов - Фонтаны на горизонте

• Название: Фонтаны на горизонте
• Автор: Анатолий Вахов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1963

"Фонтаны на горизонте" (1958) - заключительная книга трилогии "Китобои". Первая называется "Трагедия капитана Лигова" (1955), вторая - "Шторм не утихает" (1957). "Китобои" - это художественная история отечественного китобойного промысла, история, наполненная драматической борьбой патриотов нашей Родины против иностранных компаний, против браконьеров, шпионов и диверсантов.В основу трилогии положены действительные события. Автор использовал в качестве материала для своего произведения архивы основоположников русского китобойного промысла на Дальнем Востоке капитанов О.Линдгольма, выведенного в романе под именем Лигова, и Дыдымова (Клементьев). Использованы также отчеты русского Географического общества, вахтенные журналы и отчеты китобойной флотилии "Алеут"

---

— Что засмотрелся? Работай, — раздался над ухом окрик главного повара. Его сморщенное лицо пылало от жара.

Нож в руках Ли Ти-сяна заходил быстрее. Раз, раз, раз — и камбала очищена от чешуи, еще движение ножа— и вскрыто брюшко. Рыба за рыбой проходит в руках Ли Ти-сяна, а мысли его заняты другим. Он размышляет над тем, что у него есть свой капитан, который хорошо знает его, и Ли Ти-сян даст клятву, что он всю жизнь будет следовать за Северовым и не один, а со своим другом Журбой. Как хорошо, когда у тебя есть друзья. Человек без друзей не бывает счастлив.

Размышляет над этим и Журба. Он в ночной вахте и беспрерывно попыхивает своей трубкой. Лицо у Журбы задумчиво, глаза полуприкрыты. Снова он в море, а облегчения нет. Дал себе клятву никогда больше не выходить в море под чужим флагом, а получилось так, что не сдержал слова. Правда, для этого есть основания! Журба вспоминает слова Северова: «Поплаваем годика два, посмотрим, как бьют китов, а потом и на свою китобойную флотилию перейдем. Скоро она у нас будет». Капитан говорил с такой уверенностью, что Журба ни в одном его слове не сомневался. Да была и своя дума: «Если стану китобоем, то уж не придется болтаться с судна на судно, как щепке на волнах, а останусь на флотилии. Года уж такие подходят».

Качка усилилась. Журба крепче прижался спиной к переборке. Мимо пробежал боцман — крепко сколоченный норвежец одних лет с Журбой.

— На бак! Крепить люк первого трюма!

Журба сунул в карман трубку и присоединился к бегущим за боцманом матросам. Выскочил на палубу и сразу пошатнулся' от удара ветра, едва удержался на мокрой скользкой палубе. С носа дождем летели брызги, больно секли лицо. Матросы окружили люк. Порывом ветра с него наполовину сорвало брезент, и теперь тяжелое полотнище билось и хлопало на ветру, как огромный черный флаг. Моряки пытались поймать его, снова натянуть на люк, но мокрый, одеревенелый брезент выскальзывал из рук, больно бил по плечам. Боцман кричал:

— Чертовы черепахи! Вам бы только юбки задирать у потаскух. Пригибайте его вниз. Ну, держи, на вались!

Нагнув голову, Журба кинулся к люку. В этот момент новый порыв ветра вырвал затрещавший брезент из рук матросов. Выгнувшись парусом, полотнище ударило Журбу в лицо с такой силой, что его руки, обламывая ногти, скользнули по мокрой парусине. В следующее мгновение ошеломленный моряк лежал на палубе, а брезент бился над ним, щелкал, плескался и жестким краем, обшитым манильским тросом, сек Журбу по голове. Перед глазами у него поплыли яркие и, как ему показалось, горячие звезды. Они вылетали из неведомой глубины и обжигали голову.

— Дохлые сельди, черви могильные! Живее, живее... Эй, трясогузка, вставай. Палуба — ас койка в кубрике! — кричал боцман Журбе, но моряк уже не слышал его.

Когда наконец люк был закрыт, матросы окружили лежавшего ничком Журбу.

— Поднимайся, — нагнулся над ним боцман. Он ощупал голову Журбы. — Что за черт?! — на пальцах была кровь.

Несчастье быстро объединяет людей, особенно на море. Матросы осторожно подняли Журбу. Он застонал. Его понесли. Боцман шагнул к нему и на что-то наткнулся ногой. Присмотревшись, он увидел, что это фуражка Журбы. Боцман поднял ее, отряхнул и пошел следом за матросами.

Журбу уложили на стол в носовом матросском кубрике. Его лицо и голова были в крови. При свете запыленной лампочки кровь казалась почти черной.

Врача, — бросил боцман одному из матросов. Он стер ладонью с козырька поднятой фуражки грязь и осторожно положил ее в изголовье Журбы.

Может, сами перевяжем? — предложил кто-то, но боцман подкрепил приказание такими отборными выражениями, что матрос стремглав убежал.

Моряки столпились вокруг стола. Пожилые и молодые, бритые и с бородами, одетые в старые заплатанные робы, комбинезоны, куртки и фуфайки, ,— все они сейчас были схожи одним — выражением глаз.

Через минуту Захматоза была уже в кубрике. В наспех накинутом белом халате она подошла к пострадавшему с тем деловым, решительным видом, который как-то сразу внушает окружающим уважение. Быстро осмотрев моряка, она попросила теплой воды.

Елена Васильевна осторожно обмыла лицо и еще сочившиеся кровью раны на голове. Журба застонал и приоткрыл веки. Над ним склонилось лицо Захматовой. Он силился вспомнить, где видел эти широко расставленные глаза, набегающие на лоб черные волосы, упрямо сжатые губы, родинку на полной белой шее.

Лежи спокойно, — строго проговорила Захматова.

Что со мной?

Пустяковые царапины, — Елена Васильевна говорила, как всегда, грубовато. Она начала выстригать волосы. Журба лежал спокойно. Лишь когда ножницы натягивали волосы около раны и боль охватывала голову, он стискивал зубы, На его лбу выступил пот. Захматова вытерла его и сказала:

А ты... Как звать тебя?

Максим Журба.

Ты, товарищ Журба, не молчи, — Захматова улыбнулась. — Говори. Чем это тебя так порубило?

У Журбы дрогнули губы. Она назвала его товарищем. В этом слове он почувствовал сейчас особую силу и нежность. Максим тихо повторил:

— Товарищ...

Захматова подумала, что он не знает ее имени:

Меня зовут Захматова, Елена Васильевна.

Спасибо...

Ты нежности не разводи, — прикрикнула она и передразнила: — Спасибо... Скажи спасибо, что тебе голову совсем не оторвало. Моряк...

Журба улыбнулся. Елена Васильевна забинтовала его голову и смазала йодом порезы на лице, отчего оно стало полосатым и немного смешным.

Дня два—три будешь лежать, потом ко мне придешь. Ну, поправляйся, товарищ.

— Спасибо, товарищ, — голос Журбы дрогнул. — Приходите еще... — После большой потери крови его клонило в сон.

Он уже спал, а матросы все еще растерянно молчали. Никто из них не проронил ни слова, пока эта женщина находилась в кубрике. И было странно видеть смущение на грубых лицах людей, привыкших отпускать скользкие шутки по адресу женщин, которых им когда-либо приходилось встречать.

Смуглый, похожий на мексиканца матрос с цепочкой красных кораллов на жилистой шее первым нарушил молчание.

Баба на судне. Кормить нам акул!

Заткнись! — грохнул кулаком о стол кочегар с квадратными плечами и воспаленными от жара глаза ми. — От твоей болтовни быстрее на грунт с колосником ляжешь!

Мексиканец вскочил и, воздев руки над головой, забормотал:

— О, святая мадонна...

Его заглушил хохот моряков. Кочегар, смеявшийся громче всех, выкрикнул:

Ты помолись святой..., которая тебя святой любовью наградила. В гальюне корчишься, как спрут на суше...

Не поминайте попусту святое имя, — вступил в разговор угрюмый седой матрос. Он сидел в углу кубрика и натачивал на бруске складной нож. Я хочу сказать.

— Давай, Скруп, — сплюнул кочегар.

Все затихли. Скруп осторожно провел по бруску, попробовал лезвие на щеке, сбрил несколько волосинок! Все ждали, что он скажет. Сложив нож и спрятав его в карман, он поднялся, но выше стал ненамного. У Скрупа были короткие кривые ноги и очень длинное туловище. Полы обыкновенной морской тужурки доходили ему до колен.

— Вот что я скажу, ребята, — благообразное лицо Скрупа в мелких морщинках ничего не выражало. Он растянул маленький рот, открыв мелкие зубы. — Вот что я скажу... Баба на корабле — быть беде! Другое дело, когда мы стоим в порту. А в море — дело гиблое. Еще в святом писании сказано...

Но матросы не узнали ?что сказано в святом писании. Гулкий голос боцмана перебил Скрупа:

Сменять вахту!

Прочти свое паршивое писание большевику, — загрохотал кочегар и, кивнув на спящего Журбу ;вышел из кубрика.

Скруп с ненавистью посмотрел ему вслед и что-то угрожающе пробормотал. Потом он вытащил из кармана нож, раскрыл его, поплевал на брусок и снова стал точить размеренными движениями.

3

Флотилия стала кабельтовых в трех от берега, за мысом Ольги, защищавшим базу от океанских волн. Коричневые скалы мыса были усеяны птицами, их гомон доносился до базы.

В кают-компании у Микальсена собрались капитаны и гарпунеры китобойных судов. Они расселись в креслах, молчаливые и недовольные. Все дымили трубками и, несмотря на открытые иллюминаторы, табачный дым плавал густыми сизо-голубыми слоями. Северов сидел справа от Микальсена, чувствуя на себе враждебные взгляды китобоев. Он знал о кастовых традициях китобоев, о могуществе Лиги гарпунеров и с этого начал, когда Микальсен представил его собравшимся.

— Господа, — поднялся Северов и окинул всех быстрым взглядом. — Норвежская флотилия «Вега» пришла в район добычи китов, определенный концессией. От имени Советского правительства я поздравляю вас с благополучным завершением перехода и желаю удачной охоты.

Иван Алексеевич заметил, что большинство моряков удивлено его словами, и повторил подчеркивая: