Валерий Сагатовский - Вселенная философа (с илл.)

• Название: Вселенная философа (с илл.)
• Автор: Валерий Сагатовский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1972

В книге нет систематического и сколько-нибудь развернутого изложения философской науки. И вопросов в ней порой ставится больше, чем дается готовых ответов. Но читатель сможет познакомиться с некоторыми актуальными проблемами философии в их органической связи друг с другом, увидеть их зависимость от средоточия всех философских проблем — вопроса «человек и мир», «место человека в мире» — и, следовательно, узнать их связь с реальными потребностями современной жизни.

Материалы для fb2-версии взяты с сайта http://nplit.ru «Библиотека юного исследователя».

---

Так, между различными явлениями могут быть отношения необходимости и случайности, целого (системы) и части, сущности и явления и т. д. Систему подобных категорий В. И. Ленин сравнивал с сетью, которую человек набрасывает на мир с тем, чтобы познать его.

Знание о таких отношениях и общих свойствах действительности первоначально фиксируется на уровне обыденного сознания: в житейской мудрости, пословицах, поговорках. Часто этого бывает достаточно. Если девушка говорит, что она опоздала на свидание случайно, то ожидающий ее юноша не станет вступать с ней в философскую дискуссию о соотношении случайности и необходимости. Но нельзя понять причины поведения элементарной частицы или познать исторический процесс без точного выяснения смысла термина «случайность».

Еще пример. Создание любого технического устройства или, тем более, осознание его принципиальной схемы предполагает системный подход к действительности. В этих случаях мы, примерно, понимаем, что такое система, и особой нужды в философском анализе не испытываем. Но оказалось, что при переходе к сознательному регулированию жизни сложных биологических и социальных систем нашего интуитивного представления о системном подходе недостаточно. И философы занялись изучением (на материале истории и современного состояния общества и познания) того, как возникает системный подход (особое отношение человека к действительности) и что это такое.

Это не менее важное и не менее научное исследование, чем, скажем, в области физики или химии. Причем исследование, требующее особых навыков, особого умения дышать разреженным воздухом абстракции и не утрачивать при этом чутье к фактам. Болтать о системном подходе, конечно, легче, чем изучать реальную систему атома. Но изучать системный подход вообще во многом труднее, чем исследовать конкретную физическую систему. Люди, третирующие философию за ее «тривиальность», просто не видят этого опыта второго рода, лежащего в ее основе.

Например, советский астроном Г. И. Наан считает, что проблему бесконечности вселенной могут изучать физики, математики, астрономы. А философ — если он за это берется — пусть дает общую сводку достижений отдельных наук. «На наш взгляд, — пишет он, — философское решение проблемы бесконечности не может, быть найдено на путях вымучивания дефиниций с абсолютами; оно может быть найдено только путем конкретного анализа конкретной физической ситуации…»

А почему, собственно, физической? Математик, например, анализирует возможную ситуацию, строит математическую гипотезу, а затем производит ее физическое истолкование. Лобачевский, создав свою геометрию, не анализировал никакой конкретной физической ситуации, и первая ее физическая интерпретация была получена несколько десятков лет спустя. Это одна ступень абстракции.

Философская абстракция идет еще дальше. Всеобщий «каркас» мира и любого предмета (наиболее общие законы развития природы, общества и мышления, как говорил Ф. Энгельс), общая структура (или, вспомнив уже использованные нами сравнения, — принципиальная схема, анатомия) человеческой деятельности в мире — вот вселенная философа. И результаты ее изучения служат основой для взаимопонимания и координации действий людей, исследующих вселенные частных наук.

Если философ станет дублировать представителей других областей знания и попытается дать суммарную сводку их результатов (что, кстати, в наш век невозможно физически: ежегодно в мире выходит до 200 тысяч книг и журналов, а человек за пятьдесят лет ежедневной работы по 12 часов в день может освоить 24 тысячи книг среднего объема), он действительно станет верхоглядом.

Подлинный философ идет иным путем. Схватывая дух современной науки, он осознает характер современного видения мира человеком, принципы отношения человека к миру.

Образное выражение «вселенная философа» не означает, что философ изучает часть мира или мир в целом наряду со вселенными космолога, физика и т. д. Он не дублирует частные науки и не суммирует их, но встает на иную исходную позицию. Представители частных наук изучают сам мир. Философ непосредственно имеет дело с человеческой деятельностью по изучению и преобразованию мира.

Результаты философского видения оказываются на первый взгляд простыми. Но эффективные и одновременно достаточно общие принципы всегда просты. И по этому поводу не скажешь лучше, чем Энгельс, который, показав в «Диалектике природы» проявления одного из философских законов в самых различных областях действительности, резюмировал: «Весьма вероятно, что те самые господа, которые поносили закон перехода количества в качество, как мистицизм и непонятный трансцендентализм (оторванность от опыта. — В. С.), теперь заявят, что это есть нечто само собой разумеющееся, банальное и плоское, что они это применяли уже давно и что, таким образом, им не сообщают здесь ничего нового. Но то, что некоторый всеобщий закон развития природы, общества и мышления впервые был высказан в его общезначимой форме, — это всегда остается подвигом всемирно-исторического значения. И если эти господа в течение многих лет заставляли количество и качество переходить друг в друга, не зная того, что они делали, то им придется искать утешения вместе с мольеровским господином Журденом, который тоже всю жизнь говорил прозой, совершенно не подозревая этого».

Среди тех, кто, казалось бы, искрение предан философии, тоже встречаются люди, смущающиеся ее «простоты» и абстрактности: и перед другими неловко (пустяками, мол, занимаешься, шел бы в цех или уж хоть в лабораторию), и себя как-то меньше уважаешь… Прочитал молодой философ рекомендованную мной статью, где предлагается решение одной запутанной философской проблемы, и говорит с разочарованием:

— Уж как-то слишком просто…

— А что вы хотите?

Действительно, что хочет человек, не удовлетворяющийся простым решением сложных вопросов?

Тут возможны два случая. С одной стороны, склонность к излишней усложненности, к философствованию иногда проявляют люди психически неуравновешенные. Их собственные «философские» фантазии компенсируют им неудовлетворенность реальной жизнью. Но ведь и любая философия возникает тогда, когда мы не можем действовать привычным путем, чем-то неудовлетворены, что-то не можем сделать так, как хотелось бы. Вот это-то и ставят в вину философам, за это-то и цепляется образованный мещанин-критик, который с удовольствием смакует тему: «А ведь все философы немножко того…»

Но разница между философом-революционером и философствующим неудачником предельно ясна. Первый прибегает к помощи философии потому, что он хочет и может переделать неудовлетворяющий его реальный мир к лучшему. Второй уходит в философию от действительности и уходит потому, что слишком слаб, чтобы нормально функционировать в ней. Мещанин может приспособиться к любой действительности, но он абсолютно неспособен к ее творческой переделке: зачем ему это — он потребитель.

Требование ясности и научной строгости в философии смерти подобно для тех, кто, разочаровавшись в жизни, ищет в «философском тумане» прибежища.

О таких людях можно сказать словами Станислава Лема: «Заниматься неразрешимыми проблемами, которые нельзя ни бросить, ни разрешить, все равно, что разгадывать тайну: ничего не выйдет, конечно, а все-таки как-то достойно, потому что тайна вечна. Для определенного стиля мышления это само по себе ценность».

С другой стороны, в туманные одежды любят рядиться и те философы-профессионалы, для которых не ясны цели философии и решение ее кардинальных проблем (а то, что им ясно, в действительности оказывается слишком тривиальным). В этом случае используется «эффект непонятности», безотказно действующий на иную аудиторию: слушатели загипнотизированы и думают: «Лектор-то умный, так говорит, что я ничего не понял». А лектор всего-навсего выразился «по-научному»; существование назвал экзистенцией, стремление — интенцией и т. д. и т. п. Жаргон профессионала немедленно подхватывается любителями моды и модерна, которым очень хочется быть «на уровне»: так мещанин подбирает ключик и к философии. Таких философов-профессионалов шокировала прямая связь философских идей с насущными потребностями жизни в работах Маркса и Энгельса, раздражало невнимание со стороны этих корифеев к кастовым ужимкам и ритуалам их, как выражался Ленин, «профессорской философии».

Занятие философией — дело серьезное и ответственное. Философ-марксист хорошо помнит слова Маркса, содержащие упрек философии прошлого и указание пути философии будущего: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

Философские идеи, выступающие орудиями изменения мира, должны быть надежными и эффективными. И пусть мещане от философии кричат: «Ах, ах, высокий класс!» — по поводу своих эффектных трюков. «Простая мысль, но выраженная честно, — писал физик Ричард Фейнман, — полезнее туманных намеков».