Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

• Название: Ночь печали
• Автор: Фрэнсис Шервуд
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-0989-8

Малинцин с детства считала себя ацтекской принцессой, но вскоре после смерти отца ей пришлось узнать, что такое рабство. Едва не погибнув от голода, девушка смирилась со своей участью и стала ауианиме — женщиной, торгующей своим телом. Но когда у берегов Восточного моря бросили якоря испанские корабли, у прекрасной Малинцин появился шанс. Став переводчицей, помощницей и возлюбленной Эрнана Кортеса, она привела его к победе. Так кто же такая Малинцин? Предательница? Страстно любящая женщина или песчинка в жерновах истории?

---

На самом деле Берналь Диас не видел ни одного европейского монарха. Ему показалось, что камень в губе Моктецумы похож на настоящий изумруд. На голове у императора был убор из редких перьев кетцаля того же оттенка зеленого, что и у изумруда. Он держал в руке скипетр из перьев в форме цветка.

Агильяру ацтекский император, одетый в белую тунику, напомнил египетского фараона из Ветхого Завета. Его гладкие ноги были коричневыми, а на руках он носил тонкие браслеты из золота в форме переплетенных змей. Учитывая пирамиды, тропическую растительность и абсолютное преклонение перед монархом, сравнение ацтеков с египтянами казалось вполне обоснованным. Император выглядел гордым, надменным и жестоким, но Аду, много лет проведя в рабстве, научился чувствовать настроение других. Он видел, что во внешности этого жреца-короля было что-то трагическое. В глубине глаз Моктецумы плескалась грусть, а в его осанке, хоть и гордой, читался страх. Если бы Франсиско находился здесь, он ощутил бы к этому человеку симпатию. Ботелло увидел в лице Моктецумы смерть, дни жизни этого гордого человека были сочтены. Малинцин склонила голову, как и полагалось, и не поднимала взгляда от своих босых ног. На ней была простая уипилли из грубого волокна магеи. Волосы она обернула вокруг головы, закрепив их двумя дисками из тонкого серебра. Руки и ладони она скромно спрятала в складках ткани. Чтобы поприветствовать императора, она воспользовалась наиболее формальным стилем языка науатль, обогащенным преувеличенно уважительными обращениями. Малинцин называла его правителем мира, воплощением бога. В конце концов она завершила свою речь фразой:

— Если позволено будет мне это право, то я выступлю в роли скромного переводчика.

— Женщина? — У Мокетцумы был глубокий тихий голос, так что Малинцин его едва слышала.

— Великий Моктецума, король-колибри, повелитель Теночтитлана, да, я лишь женщина и осмеливаюсь говорить, но я не простолюдинка, а дитя высокородного человека, теперь уже, к несчастью, умершего, служившего вам в регионе, что к юго-востоку отсюда, в Табаско. Я умоляю вас позволить мне присутствовать подле вас, и, если вы соблаговолите, я переведу ваши досточтимые слова с языка науатль высшего сословия на язык гостей.

Моктецума скрестил руки на груди.

— Скажи Кетцалькоатлю, что я сберег для него королевство.

— Что он сказал? — Кортес различил слово «Кетцалькоатль».

— Великий Моктецума называет тебя Кетцалькоатлем, Кортес.

— Он что, действительно думает, что я Кетцалькоатль?

— Я не знаю.

Малинцин тоже была шокирована этим обращением. Все видели, что Кортес не бог. В морщины на его шее въелась грязь, из носа торчал один волосок, а в зубах застряли остатки кролика и плохо пережеванной тортильи. От него воняло. Кроме того, будь он богом, разве он не знал бы язык своего народа?

Кортес, конечно же, пришел в восторг от помпезного приема, оказанного ему императором. Несмотря на его любовь к императору из рода Габсбургов, королю Испании Карлу, и все его собственные заявления о том, что он из благородного рода, Кортес никогда не общался с людьми высокого социального статуса, за исключением разве что губернатора Кубы. Впрочем, губернатор Кубы был мелкой сошкой. А этот человек — владыка, повелитель государства, правитель тысяч людей, император двадцати восьми городов, который был богаче самого Мидаса, — засвидетельствовал тот факт, что он, Эрнан Кортес, не просто неудачник из провинции, не юрист-неуч, не мелкий нотариус. Кортес не получил образования, не имел высокого социального статуса, и все же военачальник столь большого ума и глубоких познаний не просто признал его равным себе, но и поместил в пантеон богов. Этот император Моктецума ему нравился!

Испанцы осмотрели город, и Берналь Диас насчитал семьдесят восемь административных зданий, увидел огромные сады, аллеи, храмы, амбары, склады, мастерские, монастыри и алтари. В самой высокой пирамиде располагались два храма — храм Уицилопочтли, бога войны и урожая, покровителя ацтеков, и храм Тлалока, бога дождя.

Как и полагалось, Кетцалькоатля Кортеса и его офицеров немедленно препроводили во дворец Моктецумы и усадили на пол. Сановники произнесли в честь новоприбывших праздничные речи, а затем испанцев начали развлекать танцоры, музыканты и акробаты, столь искусные, что они могли подбрасывать поленья ногами, лежа на земле; а еще горбуны, напомнившие Кортесу придворных шутов европейских королей. Воины, одетые в шкуры ягуаров, внесли оружие и щиты. Они были старыми, отошедшими от дел солдатами, молодые же воины вышли в убранстве с птичьими когтями. Их головные уборы выглядели как огромные орлиные головы. Величавое зрелище представляли и ацтекские жрецы, источавшие запах разложения, увешанные частями тел людей, принесенных в жертву, как давно, так и недавно. Волосы жрецов были сбриты на висках, так что волосы оставались лишь по центру головы. Эти длинные волосы были покрыты кровью и слизью. Некоторые из жрецов облачились в накидки из человеческой кожи — для этого они специально свежевали жертв. Ногти у них были настолько длинными, что загибались, как ноготь на мизинце у Исла. Все это пугало Альварадо.

После речей, парада и развлечений в пиршественном зале императора слуги накрыли низкие столы, за которыми офицерам приходилось сидеть, скрестив ноги. Ужин был роскошным: тамале таяли во рту, словно взбитые сливки, миксиоты — куски мяса, запеченные в листьях магеи, — манили своим ароматом, гуакамоле, посыпанное красным и зеленым перцем, жареная индейка, фазан, куропатка, перепел, несколько уток, оленина, нарезанная крупными ломтями и тушенная в изумительном шоколадном соусе, белая рыба, маринованная в соке лайма, красная рыба в томатном соусе, приготовленная, как и принято на восточном побережье, гуава, тамаринд, сасапарилья, разные каши, плов из пшена и чили, свежие сливы… Всю эту роскошную пищу испанцы запивали пенистым какао, принесенным прекрасными юными девами. Моктецума ел в той же комнате, но не присоединился к гостям. По традиции он принимал пищу за золотой ширмой.

После роскошного ужина Кортеса и его офицеров пригласили в баню, но они вежливо отказались, потому что боялись подхватить лихорадку. Итак, они отправились в удобнейшие спальни в соседнем дворце, ранее принадлежавшем императору Аксаякатлю, покойному отцу Моктецумы. Обычных солдат, слуг, женщин, носильщиков и воинов из Семпоалы, Ксокотлана и Тласкалы разместили в скромных домах под соломенными крышами. Офицерам, жаждавшим общества своих наложниц, приходилось разыскивать их в четырех отдельных зданиях, расположенных недалеко от центра города.

— Кай? Ты где, Кай?

— Я здесь, — крикнула в ответ Кай.

Нуньес принес Кай еду с праздничного стола. Рабов накормили всего лишь бобами и тортильями, и она обрадовалась порции нежного, приправленного специями мяса. Она слишком устала, чтобы идти в комнату Нуньеса, и заснула сразу же после еды, поэтому Нуньес улегся рядом с ней. Во сне его мучили кошмары, обрывки сновидений плыли к нему, словно клубы тумана в высоких горах. Он, как и другие офицеры, не одобрял план Кортеса и, прибыв в Теночтитлан после долгого путешествия, несколько растерялся. Они добрались до страны мешика в марте, а сейчас уже был ноябрь. По пути к ним присоединились тысячи воинов-индейцев. Из шестнадцати лошадей осталось четырнадцать. Оружие находилось в отличном состоянии, а коробки с порохом были полны до краев. Два солдата подобрались к жерлу одного из вулканов и пополнили запасы серы. И все же численное превосходство ацтеков составляло по меньшей мере десять к одному. Ждет ли их полномасштабная война? Или же лишь переговоры и дипломатия, бескровный захват власти? Судя по всему, император относился к Кортесу как к королю. Возможно, он лишь следовал правилам гостеприимства, продиктованным обычаями, или же это была ложь, маскирующая уже не столь гостеприимные намерения?

Малинцин тоже не понимала, что происходит. Ее пригласили на праздничный банкет в качестве переводчика. Голос Моктецумы был едва слышен, но она не осмеливалась просить его говорить громче и поэтому подобралась поближе и приложила ухо к деревянной ширме, обитой золотыми пластинами. Моктецума сразу же велел ей подробно описать Кетцалькоатля Кортеса и перечислить все его божественные свойства. Малинцин хотела предупредить Моктецуму. Она не понимала, почему император не вспомнил о том, что настоящий Кетцалькоатль отличался скромностью и застенчивостью, в то время как Кортес был наглым горлопаном. И все же она сдержалась, вспомнив о груде черепов на ступенях храма, о человеческих головах, разбросанных там, словно праздничные украшения. Степень разложения голов была разной — некоторые состояли уже из одних только чистых костей, другие же еще покрывали плоть и волосы. Лежали там и женские головы. Если Моктецума действительно верил в то, что Кортес представлял собой воплощение Кетцалькоатля, ее могли казнить за богохульство. Если же он не верил в это, ее бы покарали, обвинив в предательстве, заговоре и измене. Очевидно, говорить с императором честно не имело смысла.