Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

• Название: Ночь печали
• Автор: Фрэнсис Шервуд
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-0989-8

Малинцин с детства считала себя ацтекской принцессой, но вскоре после смерти отца ей пришлось узнать, что такое рабство. Едва не погибнув от голода, девушка смирилась со своей участью и стала ауианиме — женщиной, торгующей своим телом. Но когда у берегов Восточного моря бросили якоря испанские корабли, у прекрасной Малинцин появился шанс. Став переводчицей, помощницей и возлюбленной Эрнана Кортеса, она привела его к победе. Так кто же такая Малинцин? Предательница? Страстно любящая женщина или песчинка в жерновах истории?

---

— Неужели? Насколько я знаю, ты жил с местной женщиной в этом городе, общался со здешними поэтами, учеными и кем там еще.

— Но это же официальные переговоры. Я почти не владею языком науатль. Un poco, poquito[64]. — Ботелло развел пальцы на дюйм, а потом сузил их до полдюйма. — Почему не отправить туда Малинцин? Она ваша официальная помощница. Я, конечно же, не имею в виду, что нам следует рисковать ее жизнью, вовсе нет, но ацтеки не тронут женщину.

— Они не хотят говорить с женщиной. Они требуют, чтобы на переговоры явился мужчина.

— Тогда вы должны отправиться туда, Кортес. Это же очевидно.

— Я нужен здесь, Ботелло. Разве это не очевидно? Я ненадолго уехал, и видишь, что произошло? Все эти люди — ничто без меня.

— Я тоже здесь нужен. Женщина рожает, а в здании находится труп человека, умершего от невероятно заразного заболевания.

— Это другое дело. Помни, что я тут командую, Ботелло. Помни о Куинтавале.

— Я помню. Но сеньор, индейцы умрут от оспы, если мы не примем мер предосторожности.

— Ну и ладно.

— Но это же наши союзники.

Кортес осекся.

— Нет-нет, я не их имел в виду. Они не умрут. Они не могут умереть. И никому не говори об оспе, тут и так много проблем. Не сбивай меня с толку.

— Кортес…

— Ты должен сделать то, что я сказал. Это приказ. Знаешь ли, Ботелло, ради всеобщего блага нам всем приходится идти на небольшие жертвы.

— Небольшие жертвы?

— Подумай о Сантьяго, святом покровителе Испании. Подумай о сражении с маврами.

— И что, святой Иаков выжил?

— Я не помню. Но я помню, что он был героем. Скажи ацтекам, что во дворце есть запасы пшена, которых хватит жителям этого города на недели, месяцы, годы.

— Они в это не поверят.

— Если говорить достаточно убедительно, то люди поверят всему. Людей не интересует правда. Им нравятся твердая рука, уверенная улыбка и вкрадчивый голос. Не юли, стой на своем и не проявляй никаких сомнений. Тогда они тебе поверят. В конце концов они захотят купить зерно, которого у нас нет и которое им, в сущности, не нужно. Ты же убедил людей в том, что можешь предсказывать судьбу, Ботелло. Значит, ты можешь убедить кого угодно в чем угодно. Я в этом не сомневаюсь. Скажи им, что здесь находятся личные запасы Моктецумы, а у нас есть то, что позволит ацтекам стать лучшими в мире любовниками, великими воинами, бессмертными созданиями. Скажи им, что прошлой ночью с небес к нам спустились боги и приказали нам ощутить милость сердец наших, и потому мы уйдем с миром.

Ботелло смерил Кортеса тяжелым взглядом, а затем посмотрел во двор. Солдаты сидели на ступенях, женщины упаковывали горшки, а плотники, помогавшие Нуньесу, привязывали к небольшим платформам циновки. Нуньес снял металлические ободы с винных бочек и сделал из них колеса для повозок.

— Чего они ждут от меня?

Ботелло, несмотря на все свои таланты предсказателя по руке, облакам и чаинкам в чашке, не мог предвидеть ничего подобного.

Конечно же, он знал, что Кортес эгоистичен и лжив, обладает непоколебимой волей и никогда ни о чем не жалеет. Но Ботелло считал, что Кортес лояльно относится к своим сторонникам. Бесславная смерть Куинтаваля, конечно же, должна была доказать всем, на что готов пойти Кортес. Но Ботелло об этом позабыл. Куинтаваль, побережье, Веракрус — все это случилось лишь год назад, но Ботелло казалось, что он вспоминает события древности, золотого века.

— Когда солнце будет стоять в зените, ты пойдешь к ацтекам. Удачи.

Медленно спустившись по ступеням, Ботелло отправился в комнату Нуньеса.

Нуньес отирал лоб Кай влажной тряпкой. Одна из рабынь расстилала на полу чистую белую ткань.

— Который час, друг мой?

Нуньес вытащил часы из сумки.

— Половина двенадцатого, Ботелло.

— Судя по всему, Нуньес, роды продлятся еще часов шесть. Когда ребенок начнет выходить наружу, меня здесь уже не будет. Пусть роды принимают женщины. Они знают, что делать.

— Но Ботелло, ты должен остаться здесь. Мы сами не справимся.

— Дети рождаются сами собой. Кай родит этого ребенка независимо от того, буду я присутствовать или нет.

— Но где же тебе еще быть? Мы не уйдем отсюда, пока нам не позволят выйти из города. Кортес сказал…

— Нуньес… — Ботелло опустил ладони на плечи друга. — Кортес отправляет меня на переговоры.

— Переговоры? Не будет никаких переговоров. Они ненавидят Моктецуму. Это же просто смешно. То, о чем просит тебя Кортес, бесполезно. Он посылает тебя на верную смерть, Ботелло. — Нуньес встал с колен и, схватив Ботелло за руку, потащил его в угол комнаты. — Не ходи туда. Откажись. Тебя принесут в жертву. Ты что, не понимаешь? Ты не можешь просто так пойти на верную смерть из-за какой-то прихоти Кортеса.

— Разве не так поступаем все мы? Разве не в этом долг солдата? Военачальники и цари печально известны своей склонностью приносить в жертву юных подданных.

— Но ты не юноша.

— Это правда, — рассмеялся Ботелло. — Может быть, именно поэтому я и должен пойти туда. Если я останусь здесь, Нуньес, то все посчитают меня трусом. На это мне наплевать. Но я не хочу, чтобы мой командир казнил меня на глазах у друзей. Я должен идти туда, Нуньес, — улыбнулся Ботелло. — Должен. Пришло мое время. Ты следишь за временем и должен знать, что это мое время.

— Часы — это всего лишь прибор, Ботелло, а не Бог. Это всего лишь машина. Да и Бог не объявляет, когда нам следует умирать. Нет никакого назначенного времени. Бог говорит нам: «Живи, пока можешь». В этом и состоит твой долг, твой важнейший долг — жить и никому не причинять вреда.

— На самом деле, друг мой, я многим причинил вред. Мы же солдаты — как мы можем не причинять вреда? Как мы можем не умирать? Не волнуйся, дружище. Я видел будущее. Ты, Кай и ребенок — все вы выживете. Все трое. — Ботелло придумал это, как придумывал всегда.

— Я знаю, что выживем, — ответил Нуньес.

— Поверь мне, я получил свой дар неспроста. И я оставлю тебе содержимое моей сумки. — Ботелло снял сумку с плеча. — В красном мешочке спит сон. Щепотки будет достаточно для того, чтобы проспать всю ночь. В зеленом мешочке средство от боли. Это трава, ее лучше курить как табак. В желтом мешочке плесень, исцеляющая раны. Если ребенок порвет Кай, приложи плесень к ране. Если все будет ужасно, дай ей пожевать этих семян. Они кажутся невзрачными, но они помогают, Нуньес. Часть этих семян я возьму с собой. Они могут мне пригодиться. Никогда не знаешь…

— Но ты же говоришь, что все будет в порядке.

— Да, все будет в порядке, но на всякий случай… — Отвернувшись, Ботелло всхлипнул. — Я должен попрощаться с отцом Ольмедо, Малинцин и Аду.

Малинцин спала. «Так даже лучше», — подумал Ботелло, направившись в комнату отца Ольмедо.

— Отец, я ухожу.

Отец Ольмедо упал на колени и начал молиться.

Солдатам пришлось схватить Аду, так как он порывался бежать за Ботелло.

Ботелло вышел из дворца. Ярко светило солнце, было очень жарко. Хороший день для смерти. Ботелло надеялся, что сумеет гордо пройти по улице, но ноги у него подкашивались. Два ацтекских стражника подхватили его под руки и повели за собой. Они не стали вести его в храм, как он полагал. Ботелло вошел в одну из комнат дворца. Несмотря на жару на улице, в комнате было прохладно. Здесь пахло влажной землей. Казалось, будто он вошел в храм или спустился в могилу. Он ждал, пока глаза привыкнут к полумраку. Ботелло знал, что это еще не смерть, так как умрет он на вершине пирамиды. Его уложат на стол, и последним, что он увидит, будут жрецы с их пропитанными кровью волосами и накидками из человеческой кожи. Он ощутит запах разложения и услышит барабанную дробь. Нужно быть отважным. А больше ничего и не требуется.

Глава 38

Малинцин никогда не разрешали входить в комнату роженицы. Из-за ее ремесла Малинцин считали нечистой, приносящей неудачу. Но в тот момент, когда Кай крикнула: «Ребенок выходит!», Малинцин поднялась со своей циновки. Она чувствовала себя слабой и больной, но, выпив чашку горячей воды с куском сухой тортильи, она присоединилась к шести другим женщинам, молодым рабыням, которых по дороге подарили испанцам. Тут не было ни Ботелло, ни врачевателей Теночтитлана, и потому рабыням пришлось стать повивальными бабками.

В комнату пришли и другие женщины. Всем хотелось посмотреть на роды. Одна из них раздавала указания на языке науатль. Это была толстая племянница касика Семпоалы, к которой так ревновала Кортеса Малинцин. Она больше не кривлялась, не кокетничала и не вела себя глупо. Казалось, она знает, что делает.

— Мужчинам здесь находиться нельзя. — Возникнув из облака пара, словно богиня, племянница выгнала из комнаты всех мужчин, включая Кортеса.

Малинцин разрешили остаться, так как она была лучшей подругой Кай и переводила слова Кай с языка майя на язык науатль, которым владела племянница касика. Ей пришлось отойти с дороги, так как в комнату внесли кипящие котлы и расставили их затем по углам комнаты. Комната заполнилась густым паром, словно баня или туманная аллея снов, где все было не таким, как казалось. Малинцин этот женский мир казался чуждым и поразительным. На полу расстелили родильную циновку, дверь завесили хлопком, а по периметру комнаты расставили свечи, сделанные испанцами из ароматизированного пчелиного воска. Племянница и помогавшие ей рабыни осторожно отерли Кай тканью, намоченной в горячей воде, а затем намылили ее кожу человеческим жиром, вытопленным из тел мертвых врагов. Затем они помассировали ее тело специальными щетками и почистили ей зубы нитями, пропитанными мятной водой. Помыв Кай голову, рабыни смазали ее волосы маслом какао и утиным жиром. Затем они втерли жир в ее промежность, чтобы ребенку легче было выходить. Кай принялась ходить по комнате. Малинцин и племянница касика поддерживали ее с двух сторон. По традиции Кай не разрешалось садиться или ложиться. Она должна была родить ребенка стоя на четвереньках, чтобы ребенок опустился на хлопковую ткань. Так сохраняли плаценту и послед, чтобы закопать их у очага.