Имоджен Эдвардс-Джонс - Отель Вавилон

• Название: Отель Вавилон
• Автор: Имоджен Эдвардс-Джонс
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-048972-5, 978-5-9713-6696-6, 978-5-9762-5334-6

Почему, едва вселившись в фешенебельную гостиницу, люди странным образом меняются и превращаются в скандалистов и дебоширов? Почему закулисная жизнь престижных отелей так отличается от наших представлений о ней?

Все описанное в этой книге — правда.

Забавные недоразумения и громкие скандалы.

Мелкое жульничество и откровенный криминал.

Изменены лишь имена действующих лиц и название отеля.

---

Еще в отель переселяются на несколько месяцев те, у кого в доме ремонт. С этого рода клиентами одна морока — они в постоянном напряжении и на всем экономят. В обслуживание номеров практически не обращаются, а алкоголь покупают в городе. Счет долгосрочникам выписывают раз в месяц, и только те, у кого ремонт, непременно устраивают скандал по поводу суммы — разбирают все, за что с них просят деньги, буквально по косточкам. Некоторые предпочитают платить не ежемесячно, а вперед. Мы сразу снимаем с их кредитной карты внушительную сумму и какое-то время вообще не тревожим. Миссис Робертсон всегда платит заранее. Нам по понятным причинам удобнее, когда люди в преклонном возрасте поступают именно так.

Есть, однако же, и такие долгосрочники, кому отель бесконечно рад. Миллионеры, у которых, подобно Мику Джаггеру в «Клариджез», в гостинице личные апартаменты. Миллионер оплачивает номер за целый год вперед, и в него не имеют права вселять никого другого, чтобы сам миллионер, когда ему вздумается, мог раз-два в год приехать и без проблем расположиться в отеле. На деле же, разумеется, это правило повсюду нарушают. Помню, кто-то мне поведал ужасную историю: Керри Пакер явился однажды в «Савой» как раз в тот момент, когда его номер был занят. Он снимал «люкс» и платил за все триста шестьдесят пять суток в год, хоть и проводил в отеле максимум три-четыре недели. В общем, как-то раз он приехал без предупреждения и не смог тотчас же вселиться. Пока портье пудрили ему мозги рассказом о давшей течь трубе, целая толпа служащих поспешила наверх перенести вещи второго постояльца в другой номер. По-видимому, до Паркера дошло, в чем дело, и он заявил, если, мол, через десять минут я буду не в номере, больше нога моя сюда не ступит. Скандала удалось избежать. Понятия не имею, чем они объяснили переселение второму клиенту. Человек остановился в дорогом номере. Должно быть, возвратили ему деньги и многословно извинились.

— Добрый день, — повторяю я, глядя на миссис Робертсон.

— Ах да. — Старушка кивает, прочитав по движению моих губ какой-то вопрос. — Ездила на встречу с внуком, чудесно посидели в «Симпсоне» на Странде.

— Хорошо, — говорю я.

— Очень хорошо, — отвечает она.

— Подать ключи?

Мой голос грохочет на весь вестибюль, и Тони немного злится. Сейчас у него море дел. Надо сообщить, что заказы столиков в различных ресторанах по всему Лондону остаются в силе. Или, если у кого-то изменились планы, снять заказ, чтобы место предоставили другим клиентам. Как раз между четырьмя и пятью дня по этому же поводу начинают звонить постояльцы: просить, чтобы для них заказали столик там-то либо там-то. Словом, ситуация складывается парадоксальная, и задача Тони быстро решить, отменять ли заказ в «Айви» или «Шикиз», где десятью минутами позже, не исключено, пожелают провести вечер другие клиенты, или сохранить столик, рискуя испортить отношения с метрдотелем, который в следующий раз не захочет иметь с тобой дел. Опытный консьерж ловко выходит из подобного положения, и таких ценят столь высоко, что даже переманивают в другие отели — это случается сплошь и рядом. На днях и у нас что-то вынюхивала странная личность. Тони, разумеется, немедленно доложил об этом Адриану, а тот повысил ему зарплату. Достойные консьержи — большая редкость, и в первоклассных отелях их, как могут, удерживают.

Моего последнего вопроса миссис Робертсон не услышала, тем не менее я протягиваю ей карточку-ключ. Переспрашивать после брошенного на меня выразительного взгляда Тони не решаюсь.

— Какая муха его укусила? — интересуется Лиз, отрывая глаза от калькулятора. Она пыхтит над расчетами — я иду на любые хитрости, чтобы мучиться с цифрами не приходилось мне.

— Откуда я знаю, — отвечаю я, отдавая ключ миссис Робертсон.

— Неужели у него закончились билеты на «Мышеловку» в амфитеатр и бельэтаж?

— Возможно. — Смеюсь. — Или оказалось слишком много желающих на «We Will Rock You!»[4].

— Эй вы, достали! — произносит Тони громким шепотом, кладя трубку.

— Я все слышу, — заявляет миссис Робертсон, которая уже стоит у лифта.

— Что за фигня?.. — одними губами спрашивает Тони, когда старушка входит в раскрывшуюся кабину.

Мы с Лиз пожимаем плечами.

На столе Тони надрывается телефон. Консьерж расплывается в милейшей улыбке, из чего я заключаю: звонит важный клиент. Лиз продолжает возиться с цифрами, подсчитывая, сколько мы должны за противозачаточные таблетки «наутро после» и все остальное, что пришлось сегодня купить. Решаю звякнуть в хозяйственную службу, удостовериться, что номера убраны и в них можно вселять людей — с наступлением вечера постояльцы прибывают толпами. Джеки начинает ныть мне в ухо, негодуя по поводу разбитой лампы в номере двести сорок, и как раз в эту минуту появляется девушка-цветочница по имени Дженни.

Светловолосая, в ярком пашмина-шарфе, задрапированном на плече, Дженни приходит несколько раз в неделю, чтобы заменить в отеле цветы. По понедельникам она занимается номерами, по средам — общими залами и вестибюлем, по пятницам — ресторанами и баром. Когда речь идет об управлении гостиницей в целом, цветы могут показаться глупым пустяком, но, поверьте, они играют очень важную роль. Поскольку создают атмосферу отеля. В «Бентли», например, на цветы тратят четыре тысячи фунтов в месяц, в гостиницах поменьше, типа нашей — около трех. Неплохая сумма договора для того, кому удалось его заключить. Прибыль можно утроить, если получаешь заказы на банкеты и свадьбы.

Дженни «переболела» загородными букетами и теперь зациклена на тропических цветах. Сочных и броских, совсем без запаха. Мне они, сказать по правде, не по вкусу. Впрочем, моя задача — просто работать в декорированном ими вестибюле. Кого волнует мое о них мнение?

Обычно Дженни приезжает с уже готовыми цветочными композициями и останавливает мини-фургон перед отелем, где Стив следит за ним на случай, если покажутся инспекторы дорожного движения. Минут десять Дженни украшает приемную и треплется с Лиз о своих двух чадах. Клянусь, о семье цветочницы мне известно больше, чем о своей собственной. Сейчас оба ее ребенка в постели с гриппом, и Лиз почему-то сочувственно стонет. Ухожу к другому концу стойки, подальше от их болтовни. На работе мне еще мучиться добрых два часа, а последствия вчерашней гулянки дают о себе знать. Скорее бы очутиться дома, на диване, съесть тарелку супа и пораньше лечь.

— Хрен знает что такое! — очень громко и крайне непрофессионально восклицает Тони.

— Поосторожнее с выражениями, — говорит Дженни, поворачивая голову.

— Прошу прощения, — произносит Тони с натянутой улыбкой. — Понимаешь, я только что отменил все заказы в «Айви», и вот мне звонит чертовски важный клиент и говорит, что хотел бы именно там заказать столик на шесть.

— Какая досада, — бормочет Дженни, укрепляя какую-то мясистую красную ерунду с белой тычинкой, похожей на спутниковую тарелку.

— Случайно, не Мастерсом? — спрашиваю я.

Тони кивает и обхватывает склоненную голову руками.

17.00–18.00

Сколько бы Тони ни кусал локти — делу, увы, не поможешь. Он удерживал столики в «Айви» как только мог долго, тем не менее попал-таки впросак. Теперь полушепотом беседует с кем-то по телефону. Голову наклонил низко, говорит почти себе в грудь. Когда он пытается что-то уладить, всегда ведет себя именно так. В этот раз, по-видимому, ничего не выходит — Тони непрерывно почесывает лоб. А минуту спустя кладет трубку и устремляет взгляд в пространство перед собой, видимо, напрягая мозги.

Лиз и Дженни прекращают разговор, и цветочница, взяв оранжевую композицию правой рукой и вазу с зелеными листьями — левой, идет в бар. Как только за ней закрываются стеклянные двери, в вестибюль вылетает Джино.

— Мать твою! — Он подскакивает к стойке и в жутком отчаянии наваливается на нее грудью. — Знаете, — произносит он, закатывая глаза, — бывают случаи, когда не грех наложить на себя руки. Для меня денек именно такой. О Господи! Проклятый ревизор. Готов поспорить, сейчас он пересчитывает оливки! Одна, две, три… — Тонкими длинными пальцами он вынимает воображаемые оливки из воображаемой чашки.

— Что? — вопит Лиз, наклоняясь вперед. — Неужели в самом деле пересчитывает оливки?

— Да нет же, дурочка! — Джино вновь поднимает к потолку глаза. — Но он настолько дотошный, что от него жди чего угодно!

— А, ясно, — бормочет Лиз, наклоняя голову и проявляя неожиданный интерес к стопке газет на стойке.

— А у нас, — продолжает Джино, качая головой, — недостает трех бутылок апельсинового «Бритвика» и бутылки водки. К тому же какой-то гад ополовинил «Бейлис». — Он складывает руки перед грудью, будто при молитве. — Но разве это так страшно, черт возьми?

— В отеле воруют «Бомбейский сапфир», — напоминает Лиз, поджимая обведенные карандашом губы.