Наталья Голубева - Судьбы изменчивые лики

• Название: Судьбы изменчивые лики
• Автор: Наталья Голубева
• Издательство: Харвест
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-985-13-9318-9

Наша жизнь полна странных совпадений, судьбоносных случайностей и крутых поворотов. Кому-то она улыбнулась, над кем-то посмеялась, кого-то больно ударила, а кого-то пощадила. Иногда думаешь: «А вот если бы тогда я поступил иначе, все могло бы быть совсем по-другому». Может быть, лучше, а может быть, наоборот, — кто знает? Мы можем только гадать. Но несмотря на сюрпризы судьбы и жизненные испытания, мы стараемся всегда оставаться верными самим себе.

---

Он должен был объясниться с Анной, рассказать ей о тех обстоятельствах, которые могут осложнить их отношения и даже будущее. Казимиру было хорошо как никогда в жизни, и пока ничего не хотелось менять. Успокаивала надежда на то, что Анна была из известного финско-эстонского рода Одингов, обедневшего, утратившего свое былое влияние в обществе, но все еще почитаемого. Несмотря на очень скромное, по меркам его окружения, состояние, в семье трудились все, работая на то, чтобы вернуть былую значимость. За это их уважали, хотя и не звали на собрания местной знати, где решались важные проблемы значимых людей. Эти обстоятельства, по мнению Казимира, могли смягчить гнев его родителей. Анна же была еще так молода, что эти проблемы были далеки от нее и, скорее всего, просто не понятны. Казимир даже не представлял, как подступиться к этому разговору. Он знал, что сейчас откроет глаза и увидит склонившуюся над ним Анну, ее зелено-голубые глаза, ее манящую улыбку. Он знал, что она накроет его своим прохладным телом и страсть поглотит их вновь.

Кругом уже бурлили предвоенные страсти. Казалось, что все от мала до велика были заражены политикой. Споры простых людей, официальные дискуссии о будущем этой маленькой уютной страны были не шуточными. Даже здесь, на побережье, где всегда царила атмосфера фривольности, во всем чувствовалось напряжение. За кружкой традиционного пива или же чашечкой кофе, которая раньше располагала к интимности, во время морских прогулок, везде говорили о политике. И, пожалуй, как нигде, именно здесь ощущалось, как расколото общество. Одни ругали Советы, видели в них реальную угрозу для страны, полушепотом рассказывали о массовых арестах, уничтожении большого количества людей в России. Вспоминали родственников и земляков, которые увлеклись коммунизмом, а в конечном итоге попали под нож сталинских репрессий. Это звучало как назидание тем, кто сочувствовал Советам. Многие же не верили тому, что говорили обо всех ужасах режима, считали, что это очередная буржуазная «агитка» и видели в новой власти большевиков реальный шаг к созданию свободного общества, где все равны. Для простых, неимущих людей это была надежда изменить жизнь к лучшему, получить образование, что называется, выбиться в люди.

Нешуточные страсти разгорались и в высшем обществе. Все понимали, что Германия рано или поздно нападет на Россию, а их страна, как не раз бывало в истории, окажется между противоборствующими сторонами. Ничего хорошего это не предвещало. По сути, та же война, противостояние людей. Только вот с жертвами, кровавым исходом или нет? Это был вопрос обстоятельств. Все произойти могло уже в обозримом будущем.

Основная масса буржуа заблаговременно готовилась к отъезду из страны, потихоньку распродавалось имущество. По мере нарастания напряженности в обществе недвижимость падала в цене. Поэтому многие запасались бесчисленными бумагами о землевладении, праве на собственность, движимое и недвижимое имущество. Это давало надежду на то, что если не удастся сохранить состояние, то во всяком случае при новом режиме или же в случае эмиграции можно будет когда-нибудь предъявить свои законные права на свою собственность.

Общей панике поддалась и семья Казимира. В спешном порядке в Германию к родственникам переправлялось все возможное имущество, переоформлялись акции. Сложнее обстояли дела с переводом денег за пределы страны. Это были, как правило, незаконные операции. Они требовали поиска обходных путей. Предстояло решить вопрос и по двум фабрикам. Их нельзя было закрывать вот так, сразу. Они работали ритмично, приносили основную, и немалую, прибыль, но и отдавать на откуп судьбе тоже не хотелось. Все это создавало в доме нервозную обстановку. Единственное успокоение Казимир находил в медицине. Больных не становилось меньше. Он все больше начинал тяготеть к хирургии, которая казалась ему более перспективной, идущей впереди всех остальных направлений. Поэтому много времени сейчас уходило на работу в клинике, наблюдение за больными, общение со светилами и практику. Сам он еще не оперировал, но уже ассистировал на нескольких операциях, и им были довольны.

Отдушиной были утренние часы, когда он выходил в дюны. В ожидании того, что вот-вот распахнется калитка и он вновь увидит свою Анну, заключит ее в объятия, Казимир представлял, как снова сойдутся воедино миры — реальный и их особый, созданный только ими двоими мир. Несмотря на то, что их не минули разгорающиеся предвоенные страсти, и волей или неволей приходилось возвращаться к разговорам о будущем страны, своем будущем, они были счастливы. Но каждый из них в душе понимал, что пришло время ответить на главные вопросы в их отношениях, но начать первым этот разговор никто не решался. Так не хотелось трогать последнее, что оставалось в этом неспокойном мире, — их любовь.

Гедрюсу совсем не хотелось уходить. В их отношениях с Анной все складывалось хорошо, даже пугающе хорошо. Он нутром чувствовал, что так не бывает. Слишком уж все было ровным, спокойным. Их связь напоминала комфортную жизнь людей, когда опыт совместно прожитых лет как бы подсказывал, где нужно было уступить, где обойти острые углы, где прислушаться к мнению другого и согласиться с ним. На отдыхе такого не бывает. Гедрюс вспомнил свои, еще комсомольские, вояжи на юга, бурные, но быстротечные романы и такие же бурные выяснения отношений при расставании, несметное количество выпитого спиртного, а по возвращении — воспоминания о ловеласовских подвигах.

Единственное, что, пожалуй, делало его отношения с Анной неуютными, — он постоянно должен был принимать ее правила игры. Гедрюса все больше и больше угнетали подчеркнутые самостоятельность и независимость Анны. В нем, вроде бы, нуждались, но в нем, вроде бы, и не нуждались. Он, вроде бы, нравился, но и без него могли обойтись. Пересилив свои желания, под благовидным предлогом он даже сделал паузу в их отношениях. Гедрюс вспомнил, как тогда томился в ожидании звонка от Анны. Ему так хотелось услышать ее взволнованный голос, хотелось услышать, что его ждут, что без него скучают. В конечном итоге, он нахамил, кажется, всем, кто попался ему на глаза в офисе, наорал на обслугу, сказал что-то обидное Дайве и уехал на побережье. Пожалуй, впервые в жизни тогда ему захотелось побыть одному, просто пройтись вдоль берега, остыть, ответить, в конце концов, самому себе на постоянно задаваемый в последнее время вопрос: зачем ему это надо? До встречи с Анной в его жизни все было понятно. Он знал, что хочет от женщины, он знал, чего ждут от него. Гедрюс все больше начинал задумываться над тем, а надо ли вообще изобретать какие-то сложности в отношениях между людьми. И кто только придумал такие категории, как взаимопонимание, сопереживание, массу других условностей эмоционального плана. Есть воздух, вода, секс, без которых человек не может существовать. Как ими воспользоваться, каждый выбирает по своему усмотрению. А вдумываться, переживать, особенно тогда, когда, человек тебе действительно не безразличен, так утомительно. Лишние эмоции. Их можно потратить на созидательные дела, например, на зарабатывание денег, которые он так любил. Не то, чтобы они были культом или делали Гедрюса заложником их соблазна. Просто любое телодвижение, ход рождающейся мысли должны были, по его мнению, приносить деньги. Все в этой жизни должно быть рационально. Как, впрочем, и отношение к женщине. Ты вкладываешь в нее средства, свое личное время, определенную дозу эмоций, или, как сейчас модно говорить, души. За это ты должен иметь вполне конкретную отдачу в виде внимания, понимания, выполнения своего чисто женского предназначения и обязанностей. С эмоциями или же без эмоций, это уже зависит от обстоятельств. Хорошо, когда все понятно. В жизни и так все непросто, а тут еще эти особенности характера, понимание и непонимание, без них проще. Да, Анна хороша, умна, но она так самодостаточна, что чем-то удивить, а тем более вызвать в ней к чему-то интерес достаточно сложно. Да, она сексуальна, хороша как женщина, но с ней все время надо быть в напряжении, думать, анализировать, мучиться мыслью о том, соответствуешь или же не соответствуешь ее уроню, нравишься ты ей или не нравишься. И зачем все это надо? С Дайвой проще: минимум внимая, секс в меру потребности и полная уверенность в том, что тебя боятся потерять, поэтому все простят и поймут без всяких объяснений и высших материй.

Путаница в мыслях, алогичные параллели вызывали раздражение. Тогда эти не свойственные его характеру рассуждения привели к заливу. Хотелось идти и идти вдоль берега. Казалось, что так он сможет найти ответы на нечасто посещающие его философские вопросы о жизни, о себе, о любви.

Он бы еще долго мучился над ними, если бы вдруг не увидел Анну. Она была какая-то непривычно отрешенная, так глубоко ушедшая в свои мысли, что, казалось, для нее не существовало ни этого залива, ни этих людей, спешащих насладиться его красотами, ни реальности, которая совсем еще недавно определяла ее образ жизни, бытие. Это была совсем другая Анна. Она сидела по-бабьи одиноко на скамейке у самого забора рядом с калиткой деревянного особняка. Дом был старым, из числа сохранившихся довоенных построек, но, судя по внешнему виду, еще крепким. Казалось, что его хозяева много лет назад покинули его, а он, не тронутый временем, так и остался дожидаться их возвращения. Только облупившаяся краска, отвалившиеся в некоторых местах резные наличники, следы от многократно меняемого замка на входных дверях, говорили о том, что здесь присутствовало время, реальные люди, жившие по своим законам, события, каждое из которых оставило свой след. Поэтому хотелось, чтобы искусный мастер прошелся по его фасаду, возвратил ему первозданную неповторимость, восстановил все, как было задумано изначально людьми, которые создали его, вдохнули в него душу, благословили на эту долгую жизнь. Скорее всего, он был не жилым в последнее время. По местным законам о возвращении собственности бывшим хозяевам, дом, видимо, готовили к переоформлению. Анна то пересыпала золотистый песок из одной ладони в другую, то рисовала на песке какие-то только ей ведомые фигурки, а потом долго сидела, о чем-то задумавшись.