Евгений Сухов - Лошадиная доза

• Название: Лошадиная доза
• Автор: Евгений Сухов
• Жанр: Детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-91852-2

20-е годы прошлого века. В Москве происходит серия жестоких убийств. Следователи МУРа сбились с ног в поисках преступника. Выйти на его след помог случай. Опознаватели заметили, что все жертвы связаны узлами, которыми пользуются лишь извозчики или торговцы лошадьми. На лошадином базаре сыщикам удалось найти человека, видевшего, как маньяк общался с одной из жертв. Оперативники разрабатывают новую версию, еще не предполагая, что появившаяся зацепка выведет их на страшный «семейный подряд», руководит которым бывший служащий НКВД…

---

Жалко ли ей было того крестьянина, которого два года назад на ее глазах душил Василий?

Поначалу-то — конечно, а потом просто вычеркнула его из своей памяти, словно его не было вовсе. Так ей было проще. А тогда, услышав подозрительный шум в комнате, она стремительно выбежала от детей, наказав им сидеть смирно и не выходить. Распахнув дверь, ступила на порог и застыла как вкопанная в тихом ужасе.

— Чего встала, ступай отседова! — услышала она голос Василия, но сил, чтобы тронуться с места, у нее не было: ноги словно приросли к полу.

— Ступай, сказал! — хрипло прикрикнул на нее Василий, отцепляя от своего лица и шеи руки сопротивляющегося крестьянина.

Женщина быстро повернулась и ушла. Долго сидела неподвижно на детской кровати. Все трое подавленно молчали. Дети боялись спросить, что произошло в большой комнате, а Мария опасалась таких вопросов, потому что не знала, как на них ответить. Мир разом перевернулся. Все было в черно-белых тонах.

Потом, когда все закончилось, Василий призвал ее к себе.

— Что видела, о том молчи, — наставительно и угрюмо сказал он, глядя мимо нее. — Чтоб никому.

— А как же нам дальше-то… жить? — тихо спросила она.

— А так и жить, — посмотрел на нее Василий, придавив взглядом. — Теперь уж ничего не поделать. Придется привыкать… Человек такая тварь, привыкает ко всему…

К чему привыкать, Мария в тот раз так и не поняла. Окончательно прозрела позже. И смирилась.

Ночью, когда Василий вернулся, сбросив где-то труп крестьянина, она неистово молилась вместе с ним, искоса поглядывая на его лицо, но во внешности мужа не находила ничего зловещего или отталкивающего. Напротив, его лицо было умиротворенным и благообразным, будто он молился после обычного дня и благодарил бога за преподнесенные дары: солнце, воздух, пищу, здоровье… Единственное, что не вязалось с его благостным видом, так это руки. Они были большими и мощными, с сильными пальцами, которые, даже смиренно сложенные в щепоть, источали нешуточную силу. Из таких рук, ежели они схватят за горло, вырваться не получится…

С тех пор она уже без указаний Василия выходила с детьми из дома при появлении очередного гостя и бродила по двору, терпеливо ожидая, когда он завершит свое дело, про которое однажды сказал: «Придется привыкать». Где-то она даже привыкла, потому что два года — срок порядочный, за это время можно ко многому привыкнуть.

Каким-то мистическим образом Мария чувствовала, когда Василий заканчивал со своими делами, заходила с детьми в дом, запирала их в комнатке, а сама брала тряпку и тщательно замывала пятна крови на полу, если таковые имелись.

Ночами она помогала мужу грузить мешки с убиенными в пролетку, если те были слишком тяжелыми, внушая себе, что в них насыпан овес или картошка. А потом закрывала за уехавшей пролеткой ворота, шла к детям, которые уже крепко спали, ложилась рядышком, поджав под себя коленки и глядя в темень.

Однажды Василий вернулся веселый и возбужденный.

— Меня тут недалече милицейский остановил, — мелко хихикнув, произнес он. — Спрашивает, чего, дескать, везешь. — И замолчал, ожидая, верно, вопроса от жены. Но его не последовало, и Василий продолжил: — Я ему: а ты, мол, сам пощупай. Он пощупал и… отпустил. Дурной, право. Подумал, верно, что я хряка везу или еще мясо какое, — снова мелко хихикнул он. — Да, чай, мешок не захотел развязывать. Хотя мог и меня попросить развязать… Ты это, вот что, в следующий раз со мной поедешь. Вдвоем оно сподручнее будет. И подозрительности меньше, ежели милицейский наряд остановит. Все ж ты баба, как бы спросу меньше. Да и хоронить мешки вдвоем половчее…

Сказал, не дожидаясь ни ответа, ни согласия. Просто объявил Марии о своем решении, которое не обсуждалось, и завалился спать. Умаялся за день, видать. Хряка забить — и то нужны сила и сноровка. Без умения хряк так может поддеть мясника, что тот потом костей не соберет. А тут человека завалить. А ежели промахнешься, и не туда, куда нужно, ударишь? Человек, он поизворотливее и пострашнее всякого хряка. И злее…

С той самой поры Мария стала Василия сопровождать. Помогала и мешки из пролетки стаскивать, и трупы землей присыпать и при надобности в реку с крутых склонов сталкивать.

Раза два их видел милицейский патруль. Не остановил. Видать, прав оказался Василий…

Родилась Мария под самой Ригой, в Лифляндской тогда еще губернии, в небольшом и зеленом местечке Пиньки, что расположено в десяти верстах от Риги. Родители ее, прилежные католики, выдали семнадцатилетнюю Марию замуж за Карла Подниекса, сорокадвухлетнего вдовца-рижанина, приходившегося отцу Марии каким-то дальним родственником. Карл работал на городской скотобойне, носил брезентовые фартук и штаны, сапоги из резины, такие же перчатки, а в свободное от работы время играл на диге[1] и время от времени приглашался в любительские оркестрики, чтобы музыкой развлекать гостей на свадьбах.

Однажды осенью, возвращаясь с одной такой свадьбы, будучи хмельным, Подниекс неловко поскользнулся и попал под трамвай. То, что от него осталось, походило на туши, которые ему самому приходилось разделывать на своем месте работы. Случилось это недалеко от Царского сада в Питерсале. Мария в то время была на сносях: ждала своего первого ребенка, которого Карл успел сделать в один из перерывов между работой на скотобойне и игрой на диге. Так Мария осталась одна.

С годик она мыкалась, перебиваясь поденщицей-прачкой в богатых домах, каковых в Риге насчитывался не один десяток. Получив кое-какую денежку, спешила к ребенку, мыла его, кормила и снова отправлялась стирать господские исподники.

В одном из богатых домов с ней свел знакомство садовник Конрадс Валдс. Он имел большую семью, троих несовершеннолетних детей, но ему хотелось новизны и свежих ощущений, и молчаливая поденщица-вдова, как ему показалось, могла ему все это предоставить.

Потихоньку он стал обхаживать Марию, несколько раз провожал до ее квартирки в подвале дома на улице Малой Монашенской. А в один из выходных дней напросился к ней в гости, взял с собой бутылочку вина и пряников, и после небольшого застолья, когда измотанную работой и ребенком Марию сморило и она плохо чего соображала, подвел ее к кровати, повалил и, заговорив ласковыми словами, получил желаемое. Особой нежности он от полусонной Марии не получил, но для первого раза вполне удовлетворился.

Потом был второй раз и третий, причем Валдсу хотелось все новых и новых ощущений, а поэтому формы его любовных сношений с Марией становились все разнообразнее и изощреннее. Мария безропотно исполняла все его просьбы и прихоти. Сама она никакого удовольствия от того, что происходило у них в постели с Валдсом, не получала, но деваться в ее положении особенно было некуда: садовник не был жаден, частенько помогал денежкой и приносил вкусную еду ей и ее сыну.

Через месяц с небольшим с начала встреч с игривым садовником Мария почувствовала, что опять понесла. Она сказала об этом Валдсу, тот как-то странно посмотрел на нее и вдруг куда-то срочно заторопился, сказав, что вспомнил про срочное и безотлагательное дело. Больше он к ней не приходил, подарков не приносил, а когда ей приходилось бывать в том господском доме, где служил садовником Конрадс Валдс, она его так ни разу и не увидела: узнавая о ее приходе, Конрадс либо прятался, либо отпрашивался на это время со службы под каким-то надуманным предлогом. Словом, как ухажер садовник кончился…

По прошествии означенного срока Мария родила девочку. И снова началась изнурительная работа прачкой, уход уже за двумя детьми и полная безысходность в будущем.

В девятьсот тринадцатом году, когда сыну Марии было почти четыре года, а дочери едва исполнилось два, она, выходя из дома по улице Большая Монетная, где раз в неделю делала уборку и стирала белье, столкнулась с благообразного вида мужиком лет тридцати пяти.

— Ты здеся, что ли, проживаешь? — без всякого «здрасте» и прочих обходительностей поинтересовался мужик.

— Нет, — ответила Мария.

— Так, стало быть, служишь тут? — снова спросил он, оглядывая Марию с головы до ног.

— Служу. Поденщицей.

— А-а, — протянул мужик. — А как тя звать-то?

— Мария, — ответила она.

— А меня Василием кличут. Василием Ивановичем. Будем, стало быть, знакомы.

Мария кивнула и собралась было идти дальше, но Василий задержал ее, схватив за руку. Рука у него была сильная, не вырваться.

— Вот, приехал после… — Он хотел сказать: «после годовой отсидки в исправительном арестантском отделении», да остерегся. Ни к чему бабе знать такие подробности его личной жизни, даже если знакомство закончится сегодняшним днем. Поэтому продолжил так: — После долгих лет отлучки. Мы с батей моим когда-то тут на железной дороге работали. А когда он помер, я на хуторах жил, батрачил на хозяев. Еще до того, как в солдаты забрали. Теперь вот возвернулся, кучером хочу наняться. Говорят, хозяевам энтим, — повел он подбородком в сторону дома, из которого вышла Мария, — кучер нужон. Не слышала, так ли это?