Дмитрий Билик - Жестяная корона (СИ)

• Название: Жестяная корона (СИ)
• Автор: Дмитрий Билик
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези

Попаданство. Что может изменить жизнь обычного мужика раз и навсегда? Женщина. Что может изменить жизнь психокинетика шестой категории? Женщина-квик. Мало того, что втянула в параллельный мир, так еще и обратно вернуться теперь нельзя. Остается лишь осваиваться в средневековой Кантии с ее странными законами и обычаями, а в помощники лишь сын свергнутого лорда.

---

Молчан прислушался к дыханию княжича — ровное, спокойное. А ведь узнает правду скоро, отринет от себя, кривду долго держать в себе уже не удастся. Уж и Айвин коршуном вьется вокруг, все выпытывает, дознается. А ведь известно, что будет, когда все вскроется. Предупреждал ведь Молчуна сам…

Снаружи послышался шум, и Черепаха рванул за порог — а там только ночь. Морозная, свежая. Лошади хрипят, протозанщики перешептываются, ветер меж домов свищет, подзывает души неприкаянные, неупокоенные. Плохое теперь тут место, проклятое. Скольких тут зарубили, загубили подлостью и коварством. Не сдержался Молчан, перекрестился, не его вина в том. Не повинен он. А в душе-то раздряг, червячок свербит: «Кто же виноват, Молчанушка, коли не ты?».

Стало быть, так и есть. Супротив совести оно не пойдешь. Совесть она и есть самый справедливый судия на свете. Все разрешит, праведно ли совершено али диаволу только на потребу. Эх, Молчан, Молчан, как жить тебе с таким грузом?

Да нет, и вправду шум. Не послышалось. Черепаха вытащил меч да притаился. Это пусть кмети простые яруга любого в честном бою встречают, а он гридь княжеский, не для благородства али других глупостей сюда поставлен — кому прок потом от его благородства, коли с Эдуаром что случится? Ради этого ль он страданья все претерпел?

Зашумели по лестнице сапоги солдатские. Вроде, и не сильно громко, но не сказать чтобы таится незнакомец. «Свой», — решил Молчан, однако ж из укрытия своего не вывалился, решил обождать, проверить.

Так и есть, паренек молоденький совсем, из Эдуаровских мечников. Бежит, торопится, даже мимо него проскочил, глазом не повел. А вот Молчан его за шею схватил, да к себе развернул. Резко, кметь только глазами хлопнуть успел, да с испугу уста разворотил.

— Ну? — только и сказал Молчан. Не любил он пусторечность.

— Сир… сир Крафтер вернулся, — пытался успокоиться солдат, да глаза с пятиалтынные как и есть. Мойно кмети побаивались, осторожничали с ним.

— Передам. Иди.

А пареньку только того и надо. Испужался сильно, аж чело испариной покрылось. Лишь Молчан из дланей выпустил, рванул что мочи было вниз, теперь не осторожничал, грохотал, будто кубарем летел. А Черепаха и внимания не обращал. Не до того.

Сердце зашлось, молотит окаянное, почем зря, даже плохо стало — в темени застучало, ноги подкосились. «Крафтер, Крафтер, Крафтер» — только и голосит внутри. Вот уж кого Молчан истинно боялся, как черт ладана. Пусть и вьется над ним Айвин, но не разумеет ничего, а Крафтер враз его на чистую воду выведет, коли захочет. Пока все милостивился, берег грешную душу. Но вот опять воротился. Что же будет теперь?

Однако делать нечего, пришлось к княжичу подниматься. А тот как чувствует, уже сквозь сон очи приоткрыл, хотя с одра так и не поднялся, нежится.

— Мойно, доброе утро, — потянулся, зевнул сладко, да и сел.

Ой и вырос княжич. Молчан его совсем ребятенком еще несмышленым помнил, когда к нему приставили. Столько лет подле Эдуара, как кровинушка стал — своих-то у Молчана отродясь не было, не довелось. А теперь, значитца, и тому конец.

— Сир Крафтер приехал, — молвил по-кантийски.

— О, хорошо, — вскинулся на ноги Эдуар.

Молчан назад его воротил — ишь чего придумал, босыми ногами да по каменному полу. Дал портки, прочую одёжу да помогать не стал. Очень с недавних пор княжич перестал любить, когда ему рядиться помогают. Мол, «свои принсипы». Ну да Бог с тобой, родной, принсипы, так принсипы. Только не успели они одеться. Снова прибег тот самый, ошпаренный. На Молчана мельком взглянул, губой дернул — мож, с испугу, мож, просто недужный — и докладывать начал.

— Ваша светлость, сир Крафтер в темнице и…

— И что?

— И велел никого не пускать к нему. Дело в том, что…

— Ну говори, говори же! — Закричал княжич.

— Оттуда доносятся крики.

— Беги за сиром Иллианом. Живо! Пойдем, Мойно.

Молчан пошел вслед за княжичем, хотя пуще прежнего захотелось спрятаться, затаиться, дабы не видел его никто, не находил. Сердце знай, упрямое, отбивает: Крафтер, Крафтер, Крафтер. Ох, не сносить ему головы, как есть не сносить.

Иллиан ждал их уже у поруба. Когда только успел? Иллиан Молчану сразу по сердцу пришелся. Говорит, конечно, больше, чем он сам, да все по делу. Ни в пустословии, ни в легкомыслии ему не укажешь. Единственный упрек — связался с девицей заморской, а какая от нее польза, спрашивается? Никакой. На голову пустая, одни веселья да затейства. Ясно, что к корню мужскому подход нашла, смотрит Иллиан на нее, яки кобель на суку, а ей только того и нужно. Девку надобно тихую искать, домашнюю, а не «авунтюристку». Вот брат ейный, дело другое…

— Доброе утро, ваша светлость, — молвил добро Иллиан, да голос дрожит.

Да как тут спокойно разговаривать, когда в воздухе ор, точнее мычание диавольское стоит. Точно режут кого ножом раскаленным по нерву али кости. У Молчана руки аж задрожали, но потом опомнился: «Расклеилси, пакли кусок, а за княжичем пригляд кто соблюдет?» Хотя Эдуар ничего, стоит, скулами только взад-вперед ходит, но хорохорится. Пошли, стало быть, вниз. Там Молчан себя и потерял.

Ничего не помнил, лишь чело Крафтера, суровое, бровями сдвинутое, склонившееся над кулем. Присмотрелся, а то ни куль вовсе, а человек. Измученный, изможденный, и без того одни рёбры вперед выпирают, так еще и расковерканный пытками. Ясно, не жилец. Крафтер уста открывает, говорит, только Молчан не слышит ничего. В ушах звенит, да темя колотит. Даже сам, вроде, сказал что-то, а потом как сквозь сон меч вытащил, да вонзил в куль — только тогда попустило, воздух в грудь пошел.

— Что ты сделал?! — Теперь Черепаха услышал Крафтера. На него стало быть кричит, — он не сказал еще ни одного слова.

И стало тут Молчану все равно уже. Ни страха, ни дрожи, одно спокойствие на душе. Даже слово молвить захотелось.

— Он бы и так не сказал, он уже был почти мертв, я лишь прервал его мучения.

Говорил по-кантийскому обычаю, рубленным языком, с честью. Крафтер даже не преврал его, но смотрел со злостью. Понимал Молчан, что его судьба теперь предрешена.

— Замолчите оба! — заговорил княжич. — Не хватало еще, чтобы мои люди перегрызли друг другу глотки. Крафтер, похороните этого человека, других пленных не трогать. Иллиан, вы свободны, Мойно, пойдем со мной.

Вернулись в покои. Эдуар ему даже слова не сказал, лишь посмотрел так исподлобия, вроде, и без злобы, но с интересом. Точно только сейчас разглядел Молчана. «Смотри, родной, смотри, весь пред тобой теперь наизнанку. Хошь — на кол сажай, хошь — пороть прикажи, не молчи только» — думал гридь. Но княжич ни слова не обронил. Ногами лишь в сапожках своих махоньких стучит по каменному полу — тук-тук-тук-тук, остановится, тук-тук-тук-тук — в другую сторону. Так душу извел, что Молчан уж и открыться решил княжичу — мол, будь, что будет. Да снова мечник тот знакомый. Чего ж принесло его, окаянного?

— Сир Иллиан просил передать, что сир Айвин… — парубок затих, глянул искоса на Молчана, да потом продолжил, — настаивает на собрании Малого Совета через час.

— Прям-таки настаивает? — удивлся княжич.

— Да, ваша светлость. Сир Иллиан именно так и сказал.

— Хорошо, иди.

Кметь ушел, а у Молчана сердце аж в пятки спряталось — все, кончено. Теперь уже не отвертишься, да и говорить ли теперь Эдуару? Какой толк с того? Погублен Черепаха, посрамлен Мойно, зарезан без ножа Молчан.

В назначенный час пришли на собранию. Гридь уж внутрь заходить не стал, не положено ему, но каждого человека в отдельности разглядел: Крафтер справа, за ним Иллиан, и потом уже девка егойняя — Хелен. Вольность дикая, никогда за стол ее не сажали, да не про то у Молчана голова болела, дабы о ней думать-размышлять. Княжича завел, посадил, да вышел. Рядом с Иллианом Эдуару не грозит ничего.

Теперь о себе думу подумкать надо. Хотя Молчан и так все решил, просто срок отодвинуть пытался. Все ж грех великий, посрамление. Не попадет он теперь в сады райские, да и не похоронят его, как православного. Подобно собаке зароют у стены, а душа неприкаянная так и станет по земле бродить. Но как в глаза после всего княжичу смотреть? А никак. Значит, решено.

Рванул Молчан по лестнице, к себе, в покои. Бывал он тут редко, за княжичем пригляд денно и нощно нес, потчевался объедками с его стола, не брезговал, спал, где придется, так и не нажил добра. Одна вещица завалящая была у него, которой ой как дорожил — подарок от Эдуара за службу многолетнюю — меч с рукоятью широкой, узоречьем украшенный. Любо дорого на него смотреть, таким даже и воевать жалко. Но на придумку Молчана очень подходящ был. Положит его на пол, острием вверх, да упадет. Хоть позора своего не увидит.

Только дверь отворил, как понял, не один он здесь. Молчан на такие вещи приучен был, потому до сих пор и дожил. Заскрыпело железо из ножен вынувшись, да рубанул Черепаха туда, где по сообращению его яруг затаился. Никогда с ним прежде такого не случалось, но завяз меч, как в дереве. Ни дернуть, не вытащить. Бросил его Молчан, да с кулаками полез. Силушки в нем было, не приведи Господь такого доброго человека во хмелю встретить, но и тут длани увязли. Дернулся раз, другой, ногой попытался пнуть, ни в какую.