Сергей Абрамов - Опознай живого (Сборник)

• Название: Опознай живого (Сборник)
• Автор: Сергей Абрамов
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

Сборник приключенческих и фантастических повестей

Содержание:

ОПОЗНАЙ ЖИВОГО. Приключенческая повесть

В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ. Фантастическая повесть

«ВЕДЬМИН СТОЛБ». Фантастическая повесть

ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ЛЕСНОЙ УЛИЦЕ. Фантастическая повесть

---

И снова насмешливые искорки у него в глазах. Может быть, уже и придумал еще что-то. Нет, не придумал — просто расставляет по местам шахматные фигурки.

— Спать еще рано, — говорит он, — да и не заснем мы с тобой, пожалуй. Лучше отвлечемся — сыграем партию. Шахматы не выпивка — к дружбе не обязывают.

… Партию я проиграл. В шахматы он по-прежнему играет лучше меня.

Батуми ПОСЛЕ ШТОРМА

Просыпаюсь поздно. Шторм, разыгравшийся к утру, задержал теплоход в пути. Уже одиннадцатый час, а мы еще только на подходе к Батуми.

Да и заснули вчера поздно — Галка и сейчас посапывает, — проспали и первую и вторую смену завтракающих. Сказался ночной разговор до хрипоты, до нервного возбуждения. Вернулся я из бара около полуночи, а Галка уже поджидала меня. Даже не в каюте, а на диванчике у лифта, охваченная неясным предчувствием чего-то более значительного, чем шахматные забавы в пути. Впрочем, она и не ошиблась.

Когда я рассказал ей все, очень подробно рассказал, со всеми своими ощущениями и психологическими мотивировками, она тотчас же сделала вывод:

— Напуган. Смертельно напуган.

— А может быть, все-таки играет? Риска он не боится.

— Риска? Чем же он рисковал, скажите на милость? Что ты узнал его — он заметил; что работаешь в КГБ — догадался. В маске или без маски, он все равно для тебя Пауль Гетцке, не убитый, приспособившийся и близкий к разоблачению. Ничем он не рисковал, глупости! А мотивировка- липа. Из тщеславия, дань инфантильности! Чистейшей воды липа. Ты же сам учуял подтекст: напуган. Открыл карты для того, чтобы ты их открыл. Авось проговоришься, обмолвишься, намекнешь, а уж он-то безошибочно прочтет и намек и обмолвку. И еще раз просчитался твой гестаповский покерист: карты ты придержал. И он понимает, что ты их придерживаешь, волчьим своим чутьем понимает. Вот ты подтвердил ему, что на превентивный арест не пойдешь, так, думаешь, он поверил?

— Правильно, что не поверил. Может, все-таки и прибегнем к аресту.

— Когда?

Я сам до сих пор не уверен в этом «когда». Сегодня что-то, наверное, прояснится. А вдруг?…

— Меня упорно гложет одна мыслишка, — сказал я Галке, — не сбежал бы он из Батуми.

— За границу?

— За границу не побежит: не экипирован. Да и пограничники предупреждены. В Москву сбежит. На самолете.

— Зачем? Что это изменит?

— Многое. Ему надо попасть в Москву раньше нас. Если он резидент, он оборвет все связи, уничтожит все, что может его изобличить, и, возможно, успеет скрыться. А главное — еще более запугать старуху. Если она расколется, ему конец. Впрочем, он не дурак: сам к старухе не сунется, понимает, что мы пути к ней перекрыли. Значит, будет искать что-то другое.

— Так надо же принять меры!

— В Москве меры уже приняты. Но еще важнее не пустить его в Москву раньше нас.

— Что же ты предпримешь?

Честно говоря, я не был подготовлен к решению. О возможности побега Сахарова предупредили только пограничников. Но в Сухуми мне обещали, что каждый шаг его в Батуми будет прослежен. Значит, нужно встретиться с оперативной группой раньше, чем она возьмет Сахарова под свое наблюдение, и помешать его бегству в любом направлении. В крайнем случае задержать и отправить на теплоход.

— Рискнешь? — спросила Галка.

— Рискну. Любое промедление может сорвать операцию. На свою ответственность рискну.

— На свою ответственность ты уже подключил меня к операции, — съязвила Галка.

Тут я просто на нее рассердился. Не люблю подначки. Я подключил Галку в силу необходимости. После встречи с Тамарой на причале в Одессе она уже не могла не поехать, да и без нее был бы невозможен прямой контакт с Сахаровым, а кроме того, ее помощь на теплоходе мне была не только полезна — нужна. Как отвлекающий маневр, например, и как прикрытие, как локоть друга в рискованной ситуации. Старый боевой товарищ в разведке, она не оплошала и в контрразведке, и это даже хорошо, что противник считает тебя узколобым службистом, неспособным на такой ход в игре.

— Не злись, — сказала Галка, — шуток не понимаешь. И брось курить. Хватит одной пачки! — Она вырвала у меня вторую, к которой я было потянулся. — А все-таки интересный у тебя, Сашка, был разговор, остросюжетный, как выражаются критики. (Я только хмыкнул в ответ.) Не находишь? Зря. Ужасно интересно вот так просто, не на торной тропе, не в глухом переулке и не в следственном кабинете, а в мирнейшей, можно сказать, обстановке, за чашкой кофе с врагом своим встретиться. С оголтелым врагом, смертельно тебя ненавидящим, готовым на все- хоть пулю в упор в переносицу, хоть бритвой с размаху по горлу, — и разговаривать вот как мы с тобой, с глазу на глаз, о самом для вас сокровенном… Об Одессе хоть вспомнили?

— Вспомнили. Они к тебе наутро из гестапо пришли, а тебя нет. Пусто. Так и сказал: «Переиграл ты меня, кавалер Бален-де-Балю».

— Даже прозвище помнит.

— Все помнит, собака.

— Зря ты портативный магнитофон не взял. Пригодился бы.

— Пауль точно рассчитал. Раз я в отпуску, значит, без электроники — ни магнитофонов, ни микрофонов.

— Вооружись в Батуми. Может, у них есть.

— Нет, Галка, Пауля не проведешь. Вторично он откровенничать не будет. Обязательно заподозрит. Только, пожалуй, прямые контакты с ним уже не нужны. В Батуми и Новороссийске будем обедать и ужинать в городе. Или у капитана. Подумаем.

— Насторожится еще больше.

— Пусть. Теперь уже не страшно.

— Зато мне страшно.

— Только если упустим…

Так мы и проговорили почти до рассвета, пока не начался шторм. Нашу многоэтажную громадину хотя и плавно, но изрядно покачивало. Я вышел на палубу. В предрассветном сумраке ничего не различалось, кроме свинца неба и моря да белых гребней волн у самого борта — дальше они тускнели и размывались. Стоять было холодно и тоскливо — ни живой души кругом, одни перевернутые столы да сложенные у стенок шезлонги. Я вернулся в каюту, лег и, как это ни странно, заснул под качку.

Разбудил меня телефон. Трубку сняла Галка.

— Да. Доброе утро… Это Тамара, — добавляет она уже для меня шепотом. — Почему такой голос? Только проснулась. Что? Вторую смену завтрака? Проспали, конечно. Все шторм — не могла спать из-за качки. Нет-нет, не беспокойтесь. — Галка прикрывает рукой телефонную трубку и шепчет: — Сахаров предлагает сходить к шеф-повару и соорудить для нас завтрак в каюте… Спасибо, Тамарочка. Поблагодари Михаила Даниловича и скажи, что мы завтракаем у капитана. Да, да. Уже договорились.

— Что за вольт, Галка? — удивляюсь я.

— А ты хочешь, чтобы Сахаров принес тебе завтрак из ресторана?

— Шеф может послать официантку.

— А если Сахаров все-таки принесет сам?

— С какой стати?

— Подумай. Ты очень уверен в том, что ему не захочется подсыпать тебе чего-нибудь в чай или кофе?

— Яд в кофе! Этим занимались, насколько я помню, Рене-флорентинец у Дюма и Чезаре Борджиа у Саббатини. Даже Сименон не подвергал Мегрэ такой вульгарной опасности.

— Почему обязательно яд? — витийствует Галка. — Есть и снотворные. Имеются и другие токсические средства, позволяющие положить человека на больничную койку. Ты же сам говорил, что ему важно попасть в Москву раньше нас.

— Между «важно попасть» и «попасть» не один шаг. Боюсь, что даже и яд теперь ему уже не поможет… А где же все-таки будем завтракать?

— Может быть, в кафе на причале?

— Причала еще не видно. Придется к твоему варианту прибегнуть.

— Какому варианту?

— Позвонить капитану.

Но телефон сам предупреждает меня. — Вас просят срочно в радиорубку.

— Одевайся, Галка, и будь готова, — говорю я, срочно приобретая подходящий для палубы вид. — Когда позвоню, подымайся наверх.

В Москве меня уже дожидается у телефона Корецкий.

— Очень коротко, Александр Романович. Есть уже данные экспертизы по фотокарточкам. На фотоснимках Сахарова в 1970 году и в 1946-м после возвращения из плена установлено приблизительное тождество оригинала с оригиналом фотокарточки Пауля Гетцке, присланной из ГДР и датированной 1940 годом, с учетом, конечно, допустимых возрастных изменений.

— Почему приблизительное?

— На снимке Гетцке нет шрама на лице и несколько иная конфигурация губ.

— И шрам и складка губ могут быть результатом косметической операции.

— К сожалению, снимки даже при увеличении не позволяют установить косметическое вмешательство.

Я вздыхаю.

— Значит, остается лаборатория.

— Лабораторное исследование может быть проведено только после ареста обвиняемого.

— Знаю, Коля, знаю, — устало говорю я. — А как обстоит дело с идентификацией почерков?

— Пока никак. Эксперты в чем-то еще сомневаются. Окончательный результат экспертизы получим часа через два.