Луи Жаколио - В трущобах Индии

• Название: В трущобах Индии
• Автор: Луи Жаколио
• Жанр: Путешествия и география

---

Мусульманское нашествие, хотя и не могло совершенно уничтожить их, все же принудило поклонников Кали приносить свои кровавые жертвы втайне среди пустынных мест: ужас, который они внушали всем, был так велик и они так ловко умели скрывать свое местопребывание, что англичане в течение ста лет своего владычества не подозревали даже о существовании такой касты. С тех пор они делали все возможное, чтобы уничтожить ее, и воображают, благодаря полному и непроницаемому молчанию, воцарившемуся кругом них, что тугов не существует больше в Индии или, по крайней мере, кровавые жертвоприношения их низведены на степень исключения. На самом же деле туги научились прятаться более тщательно и по-прежнему продолжают праздновать каждый год знаменитую пуджу, или великий праздник Кали, который является в настоящее время единственной церемонией культа, совершавшегося в течение столетий.

Туга нельзя узнать ни по каким признакам; он может быть вашим соседом, другом, родственником, и вы не будете знать этого. В один прекрасный день он поступает в касту и затем каждый год с помощью знаков, понятных только ему, получает таинственное уведомление о том, что в такой-то час, в такую-то ночь и в таком-то месте будет совершено кровавое жертвоприношение. Место для этого выбирается всегда в каком-нибудь мрачном лесу, или на пустынном песчаном берегу, или в развалинах древнего храма, или в древних пещерах троглодитов, или же в уединенном доме, принадлежащем одному из начальников.

Место это никогда не освещается ярко, чтобы посвященные, мужчины и женщины, не могли узнать друг друга; одна только коптящая лампочка бросает зловещий свет на алтарь, где приносятся жертвы. Обычно их бывает восемь, десять и более; нечетная цифра предпочитается. Обнаженные, они привязаны к столбу и ждут своей очереди. Жрец вскрывает тело одним ударом огромного ножа, вытесанного из камня, ибо металлический нож считается негодным, затем погружает руки в дымящиеся внутренности, как это делали древние гаруспексы* и волхвы, и начинает целый ряд предсказываний. Каждый зритель мог подойти и спросить оракула; сердце и внутренности сжигались потом на треножнике. Когда последняя жертва убита, когда последний крик прозвучит под мрачными сводами развалин, в уединенных подвалах или на пустынных песчаных берегах, тогда лампа гаснет и начинается оргия, на которую всякое пристойное перо накинет негодующий покров. Затем участники этих отвратительных собраний уходят крадучись домой и не думают о них до будущего года.

></emphasis> * Утробогадатель.

На западе, вблизи гор и джунглей Малабарского берега, некоторые деревни, целиком населенные тугами, оставались нетронутыми до последнего восстания сипаев; но англичане воспользовались присоединением Индии к королевским владениям вследствие этой войны, которая показала неспособность Ост-Индской Компании, и разослали повсюду до того строгие приказы, что туги рассеялись и слились с населением, как и собратья их из других провинций.

Такова была участь, ожидавшая родных несчастного Сердара, если бы он не поспел вовремя спасти их. Какое сверхчеловеческое мужество надо было иметь этому человеку, чтобы не пасть под тяжестью горя и смертельного беспокойства, удручающих его!

Была минута, когда он думал воспользоваться амнистией и отправиться в Бомбей, чтобы захватить там 4-й шотландский полк, командир которого находился в плену у тугов, и напасть с ним на развалины, чтобы не оставить в живых ни одного из скрывающихся там негодяев. Но Рама остановил его одним словом:

— Не делай этого! Ты хорошо знаешь Кишнаю и потому должен знать, что при первом шуме, при первой попытке твоей все жертвы будут безжалостно убиты.

Увы, он был прав! Надо было спасать осторожно, пробраться ползком в это логово, когда его найдут, схватить за горло палачей и, воспользовавшись общим смятением, вырвать у них добычу… Какую страшную нравственную пытку испытывал Сердар, думая о сестре своей Диане, о прелестной юной Мари, доставшихся этим диким зверям!

— Скорее, друзья мои, — сказал он, — каждая лишняя минута увеличивает мою душевную тревогу… Я чувствую, что только тогда успокоюсь, когда мы доберемся до места, где укрываются эти проклятые.

— Отправляемся, — отвечал Барбассон, — вы сами увидите, Сердар, что я был прав.

Это был не тот Барбассон, который так любил свои удобства и ничего больше не желал, как кончить дни свои в Нухурмуре. Как хорошая охотничья собака, почувствовавшая дичь, провансалец, почуяв дело, жаждал приключений и опасностей.

В ту минуту, когда все приготовились следовать за Сердаром, послышался вдруг сигнал, хорошо известный всем посвященным. Нариндра побежал отворить вход и не успел повернуть камень, как в пещеры вбежали два человека и крикнули:

— Закройте, закройте скорей! Нас преследуют!

Это был Анандраен и с ним какой-то туземец, неизвестный авантюристам.

— Сердар, положение усложняется, — сказал он, входя в пещеру, где заседало совещание. — Я встретил по дороге Рудру, и первые слова его были: «За мною по пятам гонятся два туга и английский офицер». Мы бросились с ним в хорошо знакомую мне лощину, думая, что преследователи будут продолжать свой путь по склону Слоновой горы. Но, огибая озеро, мы увидели вдруг, что они быстро карабкаются по горе, направляясь в нашу сторону. Офицер этот известный негодяй Максуэлл.

— Убийца моего отца! — прервал его Рама-Модели с выражением необыкновенной радости. — Да будет благословен Шива, посылающий его мне, — на этот раз он не убежит от меня.

Анандраен продолжал:

— Товарищи офицера — это проклятые души Кишнаи, его правые руки во всех экспедициях; все трое идут сюда для осмотра местности, так как начальник тугов узнал от Рам-Шудора, что тот нашел убежище Нана-Сагиба, хотя не мог указать ему, где находится вход в пещеры, потому что сам этого не знал.

— Мы все же отправимся, — отвечал Сердар, энергию которого ничто больше не могло сокрушить, — и тем хуже для препятствий, которые мы встретим по дороге: мы их устраним.

— Худое известие вознаграждается хорошим, — отвечал Анандраен. — Рудра

— я представляю его тебе — пришел вчера и, узнав от моего сына, чего я желаю от него, тотчас же направился прямо к развалинам Карли, чтобы отыскать следы тугов и… Впрочем, он здесь, а потому сам лучше меня расскажет, что с ним случилось.

— Охотно, — отвечал вновь пришедший. — Мне сказали, будто Кишная и его шайка покинули развалины, и, странная вещь, я нигде кругом не видел их следов, а между тем у развалин были заметны признаки поспешного бегства… Тогда я стал еще внимательнее присматриваться ко всему, но с тем же неуспехом, тогда как несколько выше я нашел следы европейцев, двух женщин, из них одна совсем молодая, и двух мужчин, тоже разных возрастов.

— Ты видел их? — прервал его Сердар.

— Нет… Среды, найденные мною, останавливались у развалин.

— Как же ты знаешь…

— О! Это так просто, даже ребенок не ошибется; следы бывают разные, смотря по полу и возрасту. С европейцами были два туземца; они сходили с повозок у самых развалин, чтобы осмотреть их, потому что еще выше я нашел на песке следы колес и ног буйволиц.

— О! Неосторожные! Сами предали себя этим негодяям!

— Не найдя обратных следов, я сделал заключение, что они попали в руки тугов, но по отсутствию следов последних я заключил, что они скрываются в подземельях, одно из которых тянется на семь-восемь миль и соединяется с подземельями Эллора. Это сообщение устроено было еще древними буддистами, которые скрывались там от преследования браманистов. Я решил тогда провести ночь в развалинах, чтобы удостовериться в этом факте. Я спрятался в одном из передних подвалов и стал ждать. Только что село солнце, как подъехал английский офицер верхом на лошади и с ним два сипая. Офицер слез с лошади и, войдя в первый подвал, вынул свисток и свистнул три раза; несколько минут спустя я увидел, как явился к нему туг, личность которого я сразу узнал из первых же слов офицера.

— Ну, Кишная, — сказал он, — я сдержал свое слово; благодаря мне никто не будет тебя беспокоить и вы спокойно можете отпраздновать в этом году великую пуджу. Настало время исполнить твое слово и передать мне по твоему выбору Сердара или Нана-Сагиба: ты ведь утверждал, что можешь сделать это.

Кишная отвечал, что не может оставить подземелий раньше окончания праздника, потому что, говорил он, за ним следят члены общества «Духов Вод»; потом же он передаст ему Сердара… того самого, который был в плену на Цейлоне и который будет, вероятно, скоро казнен…

— Сердар — это я, — прервал его Сердар, которому слова Рудры вернули надежду.

Рудра поклонился и продолжал рассказ.

— Я знал, что Кишная не мог передать Сердара, зато он серьезно рассчитывал передать в руки офицера Нана-Сагиба. Офицер с презрением взглянул на него и отвечал: «Ты все тот же, Кишная, но ты напрасно пробуешь обмануть меня; если завтра вечером, после захода солнца, Нана-Сагиб не будет в моей власти, я нападу на развалины с целым батальоном шотландцев, которыми я командую, — он расположен в полумиле отсюда по моему приказанию