Луи Жаколио - В трущобах Индии

• Название: В трущобах Индии
• Автор: Луи Жаколио
• Жанр: Путешествия и география

---

Он зажег гуку и, окружив себя густыми облаками дыма, погрузился в безумный бред курителей гашиша… Взгляд его подымался и опускался от хрустального кальяна к пленнику и от пленника к кальяну… Страх Максуэлла переходил постепенно в безумный ужас; он знал, что дым индийской конопли имеет страшное свойство возбуждать мозг в голове курильщиков и доводит до безумного экстаза мысль, наиболее озабочивающую его. В ту минуту, когда возбуждение это начнет действовать, когда наступит час безумия, что сделает с ним индус?.. О, он знал, что позавидует тогда быстрой и легкой смерти своих спутников на склонах Нухурмура… ибо для него не оставалось больше надежды. Нельзя смягчить этого человека, отца которого он приказал разорвать своей собаке! И нигде нет выхода, чтобы попытаться на отчаянный побег… Кругом толстый и безмолвный камень, заглушающий призывы о помощи и крики жертв, да и кто услышит его, чтобы прийти к нему и освободить?..

Попробовать бороться? Нечего было и думать о борьбе с таким сильным противником с револьвером и индийским кинжалом за поясом… Нет, надо покориться смерти.

Но какой род варварской, небывалой казни придумает этот мозг, когда он дойдет постепенно до ярости, до бешенства, которое не рассуждает?

Крупные капли пота струились по лбу несчастного и только инстинктивный страх ожидающих его ужасных пыток поддерживал его силы и мешал ему упасть в обморок…

Ах! Имей он только возможность довести гнев индуса до такой степени, чтобы тот сразу нанес ему смертельный удар… Надо было спешить, еще несколько минут, и палач перестанет понимать его; глаза индуса блестели странным светом, то сверкая ярким огнем и зверской злобой, то становясь тусклыми и мрачными… А едкий, густой дым гуки, надушенной запахом роз и жасмина, пропитанной соком индийской конопли, по-прежнему вырывался густыми облаками изо рта курильщика… И Рама-Модели начинал как-то странно посмеиваться; ему, вероятно, представлялась его жертва, корчившаяся среди пыток, и несвязные слова срывались у него с языка: «Пиль! Том! Пиль, моя добрая собака!» Нет, перед глазами его проходила смерть отца, вызванная в его памяти влиянием ужасного гашиша, который придаст видениям впечатление полной реальности.

Похолодев от ужаса и чувствуя, что пора кончить под страхом иметь скоро перед собой безумца, способного грызть его, как Уголино грыз Роджера в ужасном видении Данте, Максуэлл бросился вперед. Одним ударом ноги он опрокинул гуку и, схватив за горло индуса, повалил его на землю; это удалось ему потому, что он не дал Раме-Модели времени вскочить на ноги; обняв его затем рукой за шею, он принялся его душить. Но как ни быстро набросился он на него, Рама все-таки успел крикнуть:

— Ко мне, Нана!

Пораженный этим раздирающим криком, Нана-Сагиб поспешил на него и, поняв сразу в чем дело, набросился на Максуэлла, опрокинул его в свою очередь и освободил Раму-Модели, который одним прыжком опять очутился на ногах.

Пары гашиша не успели докончить своего дела, и индус мгновенно вернул себе свое хладнокровие.

— Благодарю, Нана, — сказал он принцу, — ты спас мне жизнь, и я не забуду этого!

Взглянув на Максуэлла с выражением дикого гнева, он сказал:

— Тебе мало было отца, негодяй, ты захотел еще и сына… Слышишь ты крики женщин и грудных детей, — продолжал он с возрастающим возбуждением, — они кричат о мести… Ага! Посмотрим, умеешь ли ты умирать… Закури-ка свою сигару и покажи, как презирает смерть капитан Максуэлл… В таком виде ты бахвалился тогда в Гоурдвар-Сикри… Кто просит здесь о помиловании? Пиль! Пиль! Мой добрый Том! Ха, ха! Ты и не подозревал, что в тот день ты сам себе избрал род смерти. Зубы за зубы… раны за раны… кости за кости, ха! ура! ура! капитан Максуэлл!

И в экстазе он толкал его и гнал его перед собой по коридору.

Вдруг камень повернулся, и лучи солнца залили вход в пещеру… Максуэлл подумал, что спасен… испустив крик удивления и безумной радости, в котором соединилась вся оставшаяся еще у него сила, он выскочил из пещеры и бросился вперед, не видя того, куда он попал… Сзади него раздался взрыв зловещего хохота, и он услышал, как звучный голос Рамы-Модели произнес следующие слова:

— Пиль! Нора! Пиль! Сита! Живо, мои добрые животные!

И в ту же минуту, несмотря на быстроту своего бега, Максуэлл услышал треск веток, слабый сначала, затем все более сильный, затем глухой, поспешный топот по земле… Он смутно почувствовал, что его преследуют…

Кто мог бежать по его следам? Он слегка повернул голову назад… О! Ужасное видение!.. Две пантеры с открытой пастью, высунутым языком, горящими глазами догоняли его… Все последующее произошло с быстротою молнии… он мгновенно был опрокинут на землю… с первого же нападения затрещали кости, брызнула кровь, и среди невыразимой боли, в ту великую минуту, когда слабое дыхание, оживляющее тело, готовится улететь в неведомые пространства, последнее, что он еще слышал, были слова Рамы, продолжавшего кричать: «Пиль! Нора! Пиль! Сита! Живей, мои добрые пантеры!»

Максуэлл погиб…

Наступила ночь, теплая, благоуханная, молчаливая, и в рощах тамаринд, розовых акаций и мастиковых деревьев, окружавших развалины храмов Карли, засверкали среди листвы тысячи беловатых блестящих точек. Это были шотландцы, предупрежденные Сердаром о плене их полковника; они окружили со всех сторон древнее убежище буддистов, чтобы ни один из негодяев, собравшихся там для совершения кровавых мистерий, не мог бы убежать оттуда.

Вдруг от группы пальмовых деревьев отделился небольшой отряд, вошел в пещеру, и вслед за этим раздались три пронзительных свистка, раскатившись звучным эхом под мрачными сводами. Это был Рудра, а с ним Сердар со своими спутниками, на которых блестели мундиры английских офицеров.

Через несколько минут к ним вышел Кишная; он не успел ни сделать какого-либо жеста, ни крикнуть на помощь, как был уже схвачен и крепко-накрепко скручен веревками…

Вслед за тем все, друг за другом, — Сердар, его товарищи, офицеры и солдаты шотландского полка — проскользнули тихо, не делая ни малейшего шума, в подземелья храмов, где и застали тугов, занимавшихся приготовлениями к ужину.

И в то время, как английские офицеры приказывали связывать их попарно, из соседнего подземелья донеслись крики радости и счастья, каких своды эти никогда еще не слышали.

— Диана! Фредерик!

Брат и сестра были в объятиях друг друга… Двадцать лет ждали они этого торжественного часа!

И слышно было, как Барбассон среди рыданий говорил:

— Черт возьми! Какая жалость, что у меня нет сестры!

Двадцать лет уже не плакал провансалец.

Два месяца спустя «Диана» на всех парах неслась к берегам Франции, унося с собой Фредерика де Монмор де Монморена и его семью. Сердар спешил подать просьбу об оправдании.

По получении окончательного оправдания он решил вернуться обратно в Индию, где должна была жить вся семья его сестры; он дал слово жить и умереть в этой прекрасной стране, колыбели наших древних предков индоевропейцев, которая сделалась вторым отечеством этого великодушного человека.

Мы еще встретимся с ним там когда-нибудь.

Нана-Сагиб, который не мог без отвращения подумать о возможности сделаться пленником-пансионером англичан, остался в Нухурмуре ждать возвращения Сердара, чтобы окончательно решить, какой остров выбрать для своего местопребывания.

Капитан Максуэлл умер, Кишнаю вместе с его мрачными приверженцами повесили вокруг развалин Карли; никто, следовательно, не мог больше тревожить принца в тишине его таинственного и поэтического убежища, в подземельях Нухурмура.

Барбассон был назначен комендантом Нухурмура, а Нариндра, заклинатель и Сами — его помощниками. Он написал Барбассону-отцу, что предсказание его не исполнилось, и, как добрый сын, послал ему сто тысяч франков из того миллиона, который Нана-Сагиб дал ему в награду за его услуги.

Сэра Вильяма Броуна все забыли, но он не забыл никого…

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ДУХИ ВОД

I

Ночной сторож. — Таинственный дворец. — Шпион англичан. — Фантастические видения. — Посланец от губернатора.

Старинный город Беджапур, столица древней династии Омра, низвергнутой великим Ауренгом-Цебом, тихо покоился, окруженный историческими развалинами и целым лесом тамаринд, гранатов и олеандр, которые мало-помалу заполнили все внутренние дворы, сады дворцов и памятников, превратив в недоступное почти убежище эти места, — свидетели былой роскоши и великолепия раджей Декана.

Было, вероятно, часа два утра. Полный диск луны, медленно плывший среди золотистой пыли беспредельных пространств, освещал серебристыми лучами этот океан зелени и цветов, откуда, подобно островам, выглядывали четырехугольные башни, террасы из белого мрамора, полуразрушенные купола, колонны и портики — остатки роскошных зданий этого города, который современные ему поэты называли «городом чудес». История его походит на главу из «Тысячи и одной ночи».