Павел Лукницкий - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Павел Лукницкий
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

Сборник произведений Павла Николаевича Лукницкого — поэта, прозаика, путешественника, заслуженного работника культуры Таджикской ССР. Перу П. Н. Лукницкого принадлежит ряд романов, повестей, рассказов. В числе его произведений много очерков, посвященных путешествиям по Памиру и другим отдаленным горным районам Средней Азии, Казахстана, Заполярья. По роману «Ниссо» созданы две оперы и в 1979 году снят телевизионный многосерийный фильм по заказу Гостелерадио СССР. В издание включены также некоторые из его лучших рассказов на среднеазиатские темы.

---

Однако все тянется дольше, чем мы рассчитывали. И нет никаких кызыласкеров. Из цепочки дозорных всадников приезжают гонцы. «Телеграф» на полном ходу. Паника проходит. Видимо, радовались мы преждевременно. Кочевка недовольна Закирбаем: вот все его обещания! Сулил богатства, клялся, что кызыласкеров не существует, а теперь что? Опять убегай, бросай все, теряй скот? Опять снег, бескормица, страх за жизнь?… Басмачи молчат, не смея высказать этого вслух. Кочевка бежит, снизу тоже тянутся беглецы, скот, вьючные яки и лошади. Однако кызыласкеров все нет. И сам Закирбай расхаживает уже спокойнее. С нами держится неуверенно. Не грубит, не. угрожает, но о «бумажке» больше не просит.

Подходит к Юдину и говорит с фамильярной деловитостью:

— Вы инженеры? (Закирбай и меня принимает за инженера.) Ну, вот. Очень хорошо. Уведем с собой. Пойдете в Кашгар, в Янгишаар… Всюду, куда пойдем. Будете золото искать, соль искать. Разную работу делать будете. Мусульманами станете. Аллаху молиться надо. Жен дадим… Разве плохо? Я — хороший человек…

Что остается ответить Юдину? Смеется, шутит…

…Кашгар. Город подвластной гоминьдану, порабощенной империалистами самой западной провинции Китая. Плодородная лессовая долина, за которой к востоку простирается великая пустыня Такламакан. Рисовые плантации, сады абрикосов, широкие оросительные каналы. Базары, на которых сходятся караваны из Индии, вз Афганистана и из столицы Китая — от самого Желтого моря. Торгующие опиумом купцы. Трупы умерших от голода бедняков под стенами старинной крепости. Жандармы китайского губернатора с длинными тугими плетьми… А на горизонте — голубеющие горы Памира, которого, быть может, я уже никогда не увижу… И во все стороны — бесконечные пыльные дороги, усыпанные костями людей и животных,-дороги в Аксу, и в Яркенд, и в Хотан, по которым путники идут от оазиса до оазиса… И где-то за дорогами, за пустыней, за тысячи километров-китайская Красная Армия… Неужели нас уведут в Кашгарию?

4

Небо бледнеет. Нет ни ночи, ни дня. Густой полумрак, и белесые клочья туманов ползут там, где особенно густа тьма по склонам.

Куда-то во мрак, где вчера мы не видели ничего, кроме водопадов и отвесных снеговых скал, басмачи гонят скот-зыблющиеся темные массы коров и баранов. Еще слишком темно, чтоб различить их подробнее. Блеянье, рев медленно стихают в арче. Белесый сумрак бледнеет. Вслед за стадами, верхом на завьюченных яках и лошадях, с грудными детьми на руках, по одной, по двое, группами уезжают женщины. Большинство мужчин еще здесь.

Где же красноармейский отряд?

Предрассветная мгла и особенный холодок. Мы подпрыгиваем перед костром, ловим ладонями горячий воздух. Вьючат яков. Чтоб согреться, Юдин и я помогаем вьючить. Зауэрману какая-то старуха подставила люльку с ребенком, сама побежала собирать барахло. Зауэрман качает ребенка. Четверо низкорослых парней, кряхтя, подтаскивают к яку тяжелый мешок с мукой. Юдин отстраняет их, наклоняется и, взявшись за ушки, спокойно, с сознанием своей силы поднимает мешок на спину яка. Парни изумлены и хохочут-вдруг по-детски хохочут. Юдин не улыбнулся. Затягивают арканы, уводят яка.

Людей не хватает. Большинство — уже высоко над нами, вон там, за арчой, над арчой, взбираются с вьючными лошадьми по крутизне скал снежной щели. Как ни гляди-там не видно тропы. Там (люди и лошади уже еле приметны)-отвесные скалы. Нам видно: лошадей развьючивают и поднимают еще на уступ на арканах. Это не просто. Это очень сложное искусство-с домашним скарбом, с детьми перевалить в этом месте через Алайский хребет.

Каждому из нас поручают по одному завьюченному яку. Наш путь-на крутой подъем, в арчу, сквозь арчу, все выше, туда-на отвесные скалы. Я веду своего яка впереди, преодолевая подъем шаг за шагом; хорошо еще-иду в ичигах, хоть и мокрых, а то было бы еще тяжелее. За мной Юдин с яком, Зауэрман с яком. Несчастный старик задыхается, отстает, присаживается на камни… Сердце!… Все тяжелее подъем. Вступаем в арчу. Я приготовился к долгому, трудному переходу.

5

Я выяснил позже, что было с Зауэрманом вчера. Тахтарбай разнюхал, что у Зауэрмана есть деньги. Деньги эти были лесным налогом, который Зауэрман собрал по округе. Вероятно, кто-нибудь из киргизов сообщил о деньгах Тахтарбаю. Когда участь наша была решена, Гахтарбай не захотел отнимать их у Зауэрмана силой, вероятно, опасаясь, что, услышав шум и выяснив его причину, другие басмачи захотят получить толику и на свою долю. Тахтарбай пустился на хитрость: он шептал старику: «У тебя есть деньги, много денег, я знаю, другие не знают. Если другие узнают-отнимут. Я хороший человек, сосчитай деньги, дай мне, я сохраню их тебе». Тахтарбай правильно рассчитал. У Зауэрмана выбора не было. Зауэрман распрощался с деньгами. Он пересчитывал деньги, когда мне казалось, что он что-то пишет. Старик был слишком расстроен, чтобы объяснить что-либо мне.

6

Идем в густой арче, продираемся сквозь кусты. Идущий впереди басмач останавливает меня, развьючивает своего яка, потом-моего. Слева-обрыв. Басмач сбрасывает под обрыв вьюки, сам лезет за ними: там яма, прикрытая ветвями арчи, хворостом. В эту яму летят вьюки и с остальных яков.

С порожними яками возвращаемся вниз. Здесь догорают костры. Уже почти рассвело. Басмачи растаскивают барахло, закидывают его в кусты, прячут под камни, куда придется. Котлы, ленчики лишних седел, ведра, ребра юрт, посуда… Торопятся: некогда спрятать получше. А всего не поднять на оставшихся яках и лошадях. Люди тянутся, тянутся вверх верхом и пешком. Это уже пришедшие с той кочевки, где мы провели первую ночь, — вся родня Закирбая и Суфи-бека.

А когда все ушли, мы оказались одни и поняли, чти нас не уводят с собой. Было непонятно, почему не уводят. С нами остались немногие: Закирбай, Тахтарбай, Умраллы, еще пять-шесть басмачей. На маленькой лужайке, как воспоминание об ушедшей кочевке,-зола костров, круги примятой исчезнувшими юртами травы, навоз и овечий помет да обрывки тряпок.

Мы остались одни и не знали, что лучше: попытаться бежать или довериться Закирбаю?

Трусливый и расчетливый Закирбай мог действительно прийти к решению передать нас невредимыми красноармейцам и тем обеспечить себе прощение. Есля так, бежать нам не следует: Закирбай немедленно разделался бы с нами. А на удачу рассчитывать не приходится. Зауэрман еле ходит, а бросить его мы не можем, конечно. Внизу-цепочка сторожевых всадников. По первому зову Закирбая басмачи кинутся за нами и пошлют нам вдогонку пули… Конечно, сейчас нам бежать нельзя. Но надежны ли обещания Закирбая? И не захотят ли другие басмачи, уходя от красноармейцев, прикончить нас?

Вокруг-беспредельная тишина, в которой тают весеннее чириканье птиц, звонкий шелест прозрачного, недремлющего ручья, жужжанье крупных полевых мух. Вокруг — нежная зелень подснежных альпийских трав, вершины, утонувшие в небе зубцами, пиками, башнями; нагроможденные над нами скаты, блещущие гранями снега… И солнце — еще скрытое за ближайшей стеной, но уже бросившее в мир лучи, как опаловые лепестки невиданных цветов. А внизу, по лощине, куда мы смотрим так напряженно, видна панорама хребтов. Вот первые-округлые, низкие, они пестры расцветкою тени- красные, зеленые, фиолетовые. А дальше над ними нежнейшие розовые снега: это дальний Кичик-Алайский хребет.

7

Мы притаились, каждый за кустом. Мы ждем появления красноармейцев. Мы глядим вниз. Вот вдоль ручья-тропка по узкой лощине, она входит в кусты, вот дальше, ниже-выбирается, извиваясь, на рыжий холм и исчезает за поворотом. Оттуда появятся всадники. Если красноармейцы,-значит, мы спасены. Если не они, значит-смерть. Расчет у нас прост. Банда, главное ядро банды, побежит от приближающегося отряда. Большую дорогу банда не выберет-слишком легко было бы ее настичь. Значит, пойдет по неизвестным ущельям, вот по этому, где сейчас мы. Пусть даже по пятам банды мчится отряд, пусть в получасе дистанции, но, ворвавшись сюда и обнаружив нас, банда неминуемо нас искрошит.

Мы переползаем от куста к кусту. Мы делимся кусками лепешки, которую успели стянуть в юрте. Бежать нам кажется сейчас самым простым и легким. Трудно оставаться в неподвижности. Но Юдин все-таки уверен, что нужно еще выжидать. И мы остаемся на месте.

Глава девятая ГДЕ ЖЕ КРАСНОАРМЕЙСКИЙ ОТРЯД? 1

Шесть пограничников под начальством узбека Касимова отстреливались до ночи. Семь мужчин и одна женщина отстояли заставу. Ночью прибыло подкрепление: пятьдесят сабель при двух пулеметах. Только три пулеметных диска понадобилось, чтобы басмачи разбежались. В этот день мы томились в юрте Тахтарбая. Тахтарбай соврал и нам и своим, что Суфи-Курган взят. А Закирбай прямо от заставы ночью примчался в свою кочевку, поднял панику, погнал родичей в Кашгарию.