Юрий Бриль - Рядом с зоопарком

• Название: Рядом с зоопарком
• Автор: Юрий Бриль
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1987

Новая книга свердловского литератора, известного читателю по книге «Не троньте лошадей», знакомит с миром подростка, с его увлечениями, интересами. Автор стремится помочь читателю определить грань, которая разделяет добро и зло, правду и неправду, творческое и потребительское отношение к жизни.

---

— Видно, что с чужого плеча.

— С кого снял, сука? — подступал вплотную Али-Баба.

— Ни с кого… Я поносить…

— Это моя курточка, — сказал тип в майке, — с меня снял. А мне без курточки х-холодно! — он согнулся в три погибели, руку положил на поясницу, прошелся на полусогнутых, — радикюль у меня, бо-лею я без курточки, — закхекал по-стариковски.

Кодла восторженно заржала.

— Что же ты больных людей обижаешь? — с миной заступника слабых и угнетенных спросил Али-Баба.

— Нехорошо.

— Геня, двинь ему!

Дальнейшее произошло быстро и легко, как будто было отрепетировано заранее: двое из кодлы взяли Валерика за рукава, а третий пнул, не столько больно, сколько оскорбительно. Уже без курточки, головой вперед Валерик вломился в куст сирени, росший у ворот, — потревоженные густые ветви пролили теплый дождевой душ. Мелькнуло в голове: будут бить. Но ударов не последовало. Выбрался из куста — кодлы не было видно. Лишь топот убегающих ног.

Слепя искрами, к остановке подкатывал троллейбус, но Валерик не двинулся с места — пусть едет, пусть увезет людей… Зрителей. Стыдно за свое унижение, стыдно за них, за то, что они не вступились, не прикрикнули, не одернули, а так легко отдали его кодле. Троллейбус отвалил от остановки, желтое пятно сыто освещенного салона постепенно истаяло.

Валерик шел не разбирая дороги — по лужам и по грязи, в голове прокручивались изощренные планы, как он хладнокровно и дерзко мстит своим обидчикам. Вот он идет, а в кармане у него надежный дружок-защитник. Маленький, железный, приятно тяжелит карман. Смазанный маслом и заряженный крохотной пулькой, он действует безотказно по малейшей его прихоти. Ну, держись, Али-Баба! Пиф-паф, — кротко говорит дружок и выпускает колечко дыма: поразительно меткая пулька выбивает у Али-Бабы окурок. Кодла и ее предводитель в страхе трясутся, просят прощения: «М-мы б-больше не будем снимать курточки, не будем об-бижать маленьких». Да, уж тогда бы никто не посмел его тронуть.

Он выбрел к дому Алика, устроился на лавке, забравшись на нее с ногами. Окна Аликовой квартиры были темны. Сидел, пока от прохлады и сырости не занемела спина. Встал, счистил о ту же лавку грязь с туфель, пошел в сторону Лилькиного дома, покрутился с полчаса около него, только потом поплелся домой.

Тупо, без злости или раскаяния, выслушал наставления матери о том, что нельзя так поздно и неизвестно где шататься, потому что есть, оказывается, и нехорошие мальчики, которые могут обидеть ни за что ни про что. Разделся, побросав на пол одежду. Бухнулся на свой допотопный диванчик. Лежал без сна — весь боль и обида. Неизвестно, сколько времени прошло, услышал тихий свист — Алик. Зарылся головой под подушку: никого не желает видеть, ничего не желает знать… Никого, всех.

Утром Валерик заявил, что поедет к бабушке в Ирбит.

— Уговаривали — не ехал, с какой это стати собрался?

— Шанежек хочу.

— Так я напеку — сбегай в кулинарию за тестом.

— У тебя такие все равно не получатся.

Бабушка в самом деле пекла чудесные шанежки. От ее передника всегда пахло сдобной стряпней и молоком. Он с самого раннего детства помнит этот запах, плаксой был, чуть что — утыкался в бабушкин передник. Бабушка у него добрая, позволяла спать до одиннадцати, потом подходила к его постельке, делала «потягушечки-порастушечки», а шанежки уже на столе и к ним вкусное ирбитское молочко. И дед добрый. Вечерами они с ним играли в подкидного. Дед всякий раз проигрывал, поддавался, чтоб внучек не переживал, не расстраивался. Нет, теперь ему Валерик не позволит, теперь они на равных.

Август Валерик провел у бабушки. Скучно. Никого из ребят не знает. Пойти в клуб мотозавода или в парк не решался. Здешние нравы не отличались какой-то исключительной вежливостью, чужого «могли и обидеть ни за что ни про что». Занимался в основном тем, что напропалую смотрел телевизор. Выходил во двор. Там под рябинами стояла кровать с растянутой сеткой, можно было бы от нечего делать попрыгать на ней, доставая рукой до рдевших в вышине гроздей, или просто по-стариковски сидеть, пережевывая невеселые свои думы. Время от времени со стороны бычника доносилось протяжное мычание. Быки, видно, чувствовали, что приговорены, жаловались на судьбу. Немного отступала тоска, когда работал в огороде: поливал огурцы или рассаживал викторию, которой была тут целая плантация, но все равно мысли постоянно толклись вокруг Алика и проклятой курточки. Сам, конечно, виноват. Надо было рассказать все Алику. У него столько знакомых! И тогда сразу, по горячим следам, они с помощью их могли выручить курточку. Отдал бы ее — и подальше от Алика и его компании, не надо ему никаких курточек. А бабушка приставала к нему: «Что с тобой, внучек? Не заболел ли?» Заколебала.

Глава девятая ХОР

В школу Валерик ходил с удовольствием. В отличники не доводилось выбиваться, но похвалы учителей были нередкими, а это прибавляло уверенности. Да и друзья. Кроме Димы, конечно, особенно близких не было, но все же… Но вот начались занятия, а радости нет. Какая может быть радость, если в школе Алик.

Алик нагнал Валерика в коридоре, приобнял за плечо, как старший любящий брат.

— Курточку замылить решил, да?

Валерик ждал этого вопроса, никакое чудо отвратить его не могло.

— Знаешь ли, так получилось… в общем, нет ее у меня. Сняли.

— Свистишь — сняли? А хотя мне все равно. Не касается. Гони тогда бабки.

— Бабки… У меня есть вот двенадцать рублей, за обеды отдать…

— Ты что, издеваешься, чумарик? Забыл, что ли, сколько она стоит?

— Где же я столько возьму?

— Тогда гони курточку.

— Нет у меня ее… Ты не думай… курточка мне не нужна. Я расплачусь… постепенно.

Из учительской вышел Авенир Александрович. На директоре был серый в чуть проглядывающую полоску костюм-тройка, под горлом модный галстук, туфли молодцевато поскрипывали при ходьбе.

— Что, друзья, соскучились за каникулы? — сказал он, приостановившись. Алик вежливо склонил голову: а как же, конечно. — Да, Чирков, сейчас хор начинается, ты не забыл?

— Я?.. Нет, не забыл, — живо откликнулся Валерик.

По правде сказать, он и в голове не держал этого хора. Для восьмиклассников хор вовсе не обязателен. Он и не помнил, когда последний раз был на этом хоре, однако возникла возможность увильнуть от Алика, еще одна, хоть и небольшая отсрочка, отчего ею не воспользоваться. Вслед за Авениром Александровичем он юркнул в физкультурный зал, где проводились занятия, — Алик же остался за дверью.

Директор вдруг резко обернулся к нему, посмотрел с прищуром.

— Ребята! — сказал он. — Посмотрите все на Чиркова.

Хор повернул головы, внимательно посмотрел на Валерика, отчего тот мгновенно сделался пунцовым.

— Заметили, какая у него красивая прическа?

Вот оно что! У Валерика отлегло от сердца. Директор имел пунктик насчет внешнего вида. На видном месте были написаны слова Чехова о том, что в человеке должно быть все прекрасно. Повсюду: в коридоре, в столовой, в туалетах поблескивали зеркала. Переступил порог школы — взгляни на себя, может, тебе срочно требуется зайти в умывальную комнату. Авенира Александровича за его пунктик ученики иногда называли Сувениром. Всегда в новеньком, тщательно отутюженном, скрипучем и блестящем, он и в самом деле напоминал дорогую, изящную вещь из магазина подарков.

Несколько лет назад Авенир Александрович загорелся идеей создать самый большой в городе хор. Конечно же, это оказалось не таким простым делом, ведь школа не была самой большой в городе, поэтому директор частенько сам следил за тем, как проходят занятия, заботился о посещаемости. Сказав, что еще заглянет, он ушел по своим делам, а руководитель хора Ангелина Анатольевна начала репетицию.

Разучивали песню о собаке. Песня, в принципе, нравилась Валерику, хотя она была для малышей. Все равно в этот день ему было не до песен. Он и не пел, просто стоял, думал о своем.

— Мальчик, ты каким голосом поешь?

— Нормальным.

— Я спрашиваю, первым или вторым?

— Вторым, наверно, — сказать «первым» Валерику показалось почему-то нескромным.

— Ну, тогда встань вот сюда и пой вторым. — Ангелина Анатольевна переставила его в другую шеренгу.

Пропели куплет, и Ангелина Анатольевна, вздохнув, сказала своим мягким красивым голосом:

— В кошмарном сне такое не приснится… Послушайте, как я спою. — Она легонько пробежала кончиками пальцев по лебедино изогнутой шее, как бы настраивая голос, касаясь невидимых колков, тряхнула рукой и запела. Пела она хорошо, и Валерик со злой иронией подумал: «Вот и пела бы одна, зачем заставлять делать других то, с чем и сама хорошо справляешься».

Куплет пропели еще раз. Ангелина Анатольевна сказала: