Анатолий Домбровский - Чаша цикуты. Сократ

• Название: Чаша цикуты. Сократ
• Автор: Анатолий Домбровский
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0412-3

Новый роман известного писателя Анатолия Домбровского посвящён древнегреческому философу Сократу (469— 399 гг. до н. э.), чья жизнь заслуживает такого же внимания, как и его философия.

---

   — Конечно, — согласился Критий. — Ты правильно решил. Жизнь каких-то там рабов и твоя жизнь, Сократ, несоизмеримые ценности. Но, решив так, ты должен согласиться и с тем, что Феодата просто оговорила меня перед тобой.

   — Оговорила? Да ничего она мне не говорила о тебе. Даже имя твоё не было произнесено. Знаешь, я попросил её принести одну вещь. Нет, нет, никакие это не ценности. Да ты, видно, знаешь, о чём речь, — твои сикофанты работают превосходно. Я даже удивляюсь, как они могли подслушать мой разговор с Феодатой. Открой мне, пожалуйста, эту тайну, — попросил Сократ.

   — Не могу, — развёл руками Критий. — Одно лишь скажу: после убийства Тимандры мои люди следили за её слугами. Это же естественно.

   — Разумеется, — не стал настаивать Сократ. — А вещь, которую она принесла по моей просьбе, дорога мне. Всё же я любил Алкивиада.

   — Я понимаю, — кивнул головой Критий. — Ты, конечно, не поверишь мне, но я тоже любил его. И ты напрасно набросился на меня. Да и как я мог сделать то, в чём ты меня подозреваешь? Я был здесь, в Афинах, Алкивиад — там, у Фариабаза, далеко за морем.

   — Да ведь я и не говорил, что ты сам, лично убил его.

   — Но...

   — Не говорил, не говорил. Я лишь утверждаю, что Алкивиад был убит по твоей просьбе или по твоему приказу.

   — Сократ! — вспылил Критий. — Мне надоела твоя болтовня! Ты злой и глупый старик! Ты не знаешь сам, что говоришь!

   — Я знаю, — сказал Сократ. — Увы, я знаю. Ни Тимандра, ни Феодата, ни кто бы там ни было ещё не говорили мне прямо, что ты убил Алкивиада. Ты сам мне об этом сказал, Критий!

   — Я? Когда, где? Что ты мелешь? Сократ, опомнись! Или ты много выпил вина? — Он заглянул в кратер. — Да, ты много выпил вина.

   — Оставь это, — сказал Сократ. — Ты сам мне всё рассказал, когда я беседовал с тобой.

   — Я не беседовал с тобой! Не беседовал!

   — Да ведь я и не говорил, что ты беседовал со мной. Я беседовал с тобой, Критий. Мысленно, Критий. Мысленно.

   — Ах, мысленно! Ну, на это ты способен. Если ты мысленно беседуешь с богами, то почему бы тебе точно также не побеседовать со мной? — усмехнулся Критий. — Только цена этим беседам невелика. Мало ли что может взбрести на ум.

   — А ты послушай, — предложил Сократ. — Давай сядем, и я перескажу тебе нашу беседу. Думаю, что это будет последний рассказ, который ты услышишь от меня.

   — Последний? Что ж, пожалуй, ты прав. Расскажи, — согласился Критий, садясь. — Садись и ты.

   — Да. — Усевшись поудобнее, Сократ зачерпнул из кратера вина, выпил немного и, прожевав зёрнышко граната, принялся рассказывать: — Итак, мы сидели вот так же, как сейчас, рядом, и я спросил тебя: «Критий, зачем ты убил Алкивиада?» Обрати внимание: я спросил не о том, ты ли убил Алкивиада, а о том, зачем ты убил Алкивиада.

   — И что я ответил? — спросил Критий.

   — Ты ответил: «Прежде чем спрашивать, зачем я убил Алкивиада, следовало бы спросить, я ли убил Алкивиада».

   — Правильно ответил, — сказал Критий.

   — Я так и сказал тебе: «Правильно ответил, — и похвалил тебя: — Ты ещё не разучился внимательно слушать».

   — Спасибо за похвалу, — сказал Критий. — Я всегда радовался, когда ты хвалил меня. Но ты хвалил меня редко. К тому же тебе не нравились мои стихи, Сократ. Вот и теперь, взглянув на мой гимн, ты похвалил лишь каллиграфию и предмет, вдохновивший меня, но ты ни слова не сказал о самом гимне. Но это к слову. Итак, ты похвалил меня за то, что я не разучился внимательно слушать. Что же дальше? — Критий был спокоен. Это было холодное спокойствие человека, который уже решил для себя, как он поступит в конце разговора, независимо от того, каков будет его исход, — Разумеется, ты не стал спрашивать, я ли убил Алкивиада, — предположил Критий, — так как ответ мог быть только один: «Не я».

   — Да, — подтвердил Сократ. — И потому я сказал тебе: «Признаться в убийстве — задача не для тебя. Убийство было подлым, а это означает, что совершил его подлый человек: он не вызвал Алкивиада на честный поединок, не встретился с ним в открытом бою, а убил его как человек трусливый и коварный». Я спросил тебя далее: «Может ли подлый, трусливый и коварный человек добровольно признаться в том, что он подл, труслив и коварен?» — и попросил тебя ответить на этот вопрос. Если бы ты ответил: «Может», то тем самым стал бы на защиту подлых, трусливых и коварных. И бесчестных. И значит, причислил бы себя к ним. А это означало бы также, что твой предыдущий ответ: «Не я» — не является правдивым, так как принадлежит подлому, трусливому и бесчестному человеку. Поэтому ты сказал: «Да, подлый и бесчестный не может добровольно признать себя таковым». Правильно ли я предугадал твой ответ, Критий?

   — Да, правильно, — морщась, как от тошноты, ответил Критий.

   — Но, сказав так, — продолжил Сократ, — ты подтвердил и то, что подлый и трусливый человек не может добровольно признаться в подлом и трусливом убийстве.

   — А из этого что следует, высокомудрый Сократ? — язвительно спросил Критий.

   — А из этого следует, что я был прав, говоря, что ты не можешь признаться в убийстве Алкивиада. Ты и не признался.

   — Подожди, — мотнул головой Критий. — Ты запутал меня. Но я сейчас выпутаюсь. Да, да, я выпутаюсь. Недаром же я учился искусству диалектики у тебя.

   — Надеюсь, — усмехнулся Сократ. — Надеюсь, что недаром.

Критий оживился — в нём пробудилась страсть спорщика. Он вскочил и заходил по комнате, потирая ухо ладонью.

   — Впрочем, а что же я сказал тебе там, в воображаемом тобой разговоре со мной? — спросил он, остановившись. — Ведь я не мог промолчать?

   — Ты не промолчал, — согласился Сократ. — Я могу сказать, как ты ответил мне. Сказать?

   — Скажи.

   — Хорошо. Я скажу. Но при одном условии: ты возьмёшь обратно свои слова о том, что я пьяный и злой старик. Берёшь?

   — Беру, беру. Продолжай, — потребовал Критий — Просто интересно: то ли я сказал тебе, что собираюсь сказать теперь. Это очень занятная игра. Говори!

   — Ты ответил так, как мог ответить только мой ученик: «Да, я не могу признаться в убийстве Алкивиада, потому что я его не убивал. Нельзя признаться в том, чего я не совершил. Глупо честному человеку возводить на себя поклёп. А я не глупец. Подлый человек не признается в совершенном им преступлении, потому, что он подл. Честный и безвинный даёт честный ответ: «Я не убивал». Так ли ты хотел ответить мне, Критий? — спросил Сократ.

   — Да, именно так, клянусь псом! — засмеялся Критий. — Именно так!

   — Значит, я не пьяный и не злой старик?

   — Забудь об этом, — сказал Критий и снова присел рядом с Сократом. — Ты заставил меня оскорбить тебя. Прости. Беру обидные слова обратно. Но вернёмся к предмету разговора. Итак, как человек честный и невинный я ответил тебе: «Я не убивал Алкивиада». Но тебя мой ответ не удовлетворил. Или удовлетворил?

   — Не удовлетворил.

   — Почему?

   — Потому что Алкивиада убил ты, Критий.

   — О боги! — вздохнул Критий. — Зачем тебе это, Сократ? — Глаза его снова остановились.

   — Затем, что истина всего дороже, — ответил Сократ.

   — А жизнь? — спросил Критий. — Она не дорога тебе? Ты не так глуп, Сократ, чтобы не догадаться, чего будет стоить тебе твоё упрямство. Знаешь, я не остановлюсь, хотя мне так не хочется принимать столь ужасное для тебя решение. Оно будет ужасным и для меня. Нельзя убивать свою мать, своего отца, своего учителя...

   — И брата, Критий.

   — Конечно, и брата. Нельзя, если это месть за личные обиды, — продолжал Критий. — Но есть нечто, что выше нас, Сократ, что выше запретов. Ты наносишь мне не только личную обиду. Ты посягаешь на первого человека в государстве, а значит, и на государство. Не стану объяснять тебе, что покой и благополучие государства — это покой и благополучие сотен тысяч людей, народа. И вот ради защиты покоя и благополучия народа я приму решение, которое будет для меня тяжким. Да, я приказал казнить многих, но только ради того же.

   — И Алкивиада?

   — Зачем же Алкивиада?

   — Как раз этот вопрос я и задал тебе в самом начале, Критий: зачем ты убил Алкивиада? Спросив об этом сам, ты поступил неосмотрительно. И это доказывает, что ты был плохим учеником: спор надо вести осмотрительно, взвешивая и обдумывая каждое слово.

   — Пустое, — сказал Критий. — Если я проиграю спор, я ничего не потеряю, так как об этом никто не узнает. Ты же, выиграв спор, потеряешь жизнь.

   — Жизнь? Конечно. Этим твоим словам я верю.

   — Стало быть, победа в споре для тебя важнее жизни?

   — Не победа, а истина, Критий.

   — Но истина требует доказательств. Упрямство не ведёт к истине. Это из твоих наставлений, Сократ. Как видишь, я был всё же хорошим учеником.