Ливиу Ребряну - Восстание

• Название: Восстание
• Автор: Ливиу Ребряну
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1976

Роман "Восстание" "представляет в своей совокупности трагическую эпопею румынского крестьянства при капитализме…"

В романе "Восстание" на борьбу за землю поднимается почти вся страна, выступая против своих угнетателей.

Иллюстрации П. Пинкисевича

---

Григоре посетил несколько раз Думеску, директора Румынского банка. В память о дружбе с Мироном Югой Думеску предложил Григоре свою помощь для преодоления финансовых затруднений. Григоре не хотел принимать от государства никакого возмещения убытков, в отличие от других потерпевших, которые сейчас наперебой клянчили компенсации, всячески раздувая размеры бедствия, чтобы извлечь из него максимальную выгоду. Из всех сгоревших в поместье Юги зданий застрахована была только новая усадьба. Если страховое общество выполнит свои обязательства и выплатит согласно договору страховку, то он рассчитается с банком, а на оставшиеся деньги восстановит хотя бы частично хозяйственные постройки и купит инвентарь. Думеску опасался, однако, что страховые общества не согласятся компенсировать убытки, рассматривая восстание как чрезвычайное происшествие, аннулирующее юридически их обязательства. Весьма желательно, чтобы правительство приняло специальный закон для урегулирования всех осложнений, порожденных особыми обстоятельствами. Во всяком случае, он, Думеску, займется всеми этими вопросами.

Затем Григоре похлопотал в Управлении церквей и добился перевода в Амару, на вакантное место священника, сына старого Никодима, так что, хотя бы посмертно, исполнилась заветная мечта старика. Впрочем, молодой священник сразу же примчался домой из уезда Горж, где у него был приход, чтобы принять участие в похоронах отца и чем-нибудь помочь Никулине, пока не выйдет на свободу Филип, которого до сих пор держали под арестом в Питешти с другими крестьянами, попавшими в беду.

Когда наконец Григоре Юга вместе с новым управляющим поехал к себе в имение, то, стремясь хоть как-то успокоить и утешить крестьян, он задержался в Питешти, чтобы вызволить из тюрьмы учителя Драгоша.

Балоляну заставил себя долго упрашивать. Он был твердо убежден, что восстание, в частности в уезде Арджеш, дело рук подстрекателей, и потому задался целью непременно их выявить и тем самым помочь своей партии, которую некоторые анархические газеты стали обвинять в том, что она якобы несет моральную ответственность за печальные события. На Драгоша ему указали как на самого опасного агитатора. Только после двух дней уговоров и настояний Балоляну согласился выпустить его под личную ответственность Григоре…

Амара вновь обрела свой обычный вид. Корчмарь Бусуйок, сдвинув шляпу на затылок и выпятив живот, опять стоял на пороге, переговариваясь с прохожими. Староста Ион Правилэ наведывался к нему все чаще, чтобы опрокинуть стопку цуйки и восстановить силы, необходимые для преодоления трудностей, вызванных революционной бурей.

— Что там слышно с арестованными, господин староста? — то и дело спрашивал корчмарь. — Выпустят их или совсем сгноят в каталажке?

— Что ж теперь делать, Кристаке, коли они меня не слушали? — озабоченно вздыхал староста. — Больно умными стали, напролом лезли, вот и нарвались… Сейчас одна надежда на господина Григорицэ, может, смилостивится и выручит их из беды, как выручил господина Никэ.

— А убытки нам оплатят или так и останемся ни с чем? — продолжал расспрашивать Кристя Бусуйок, который подал соответствующие бумаги и у себя в селе, и в Питешти, надеясь хорошенько подработать на своих переживаниях.

— Так и в этом деле вся надежда на господина Григорицэ, — отвечал Правилэ. — Теперь только его доброе сердце может нам помочь…

В канцелярии трудился в поте лица один лишь секретарь Думитреску, совсем заваленный бумагами, так как староста пропадал то в жандармском участке, то на барской усадьбе. Унтер Боянджиу готов был продолжать следствие хоть целый год, но Григоре посоветовал ему поскорее закончить его и не слишком лютовать.

— Я тебе говорил, что в Амаре все разбойники, один к одному, а ты мне не верил, — частенько выговаривал Боянджиу старосте. — Сейчас ты их тоже раскусил!.. Но ничего, отныне у меня на них есть управа!..

Окруженное цветущими деревьями, заново оштукатуренное здание старой усадьбы казалось помолодевшим. Развалины сожженного дома были разобраны, а цветочные грядки, разбитые на их месте, словно раздвинули парк, сделали его более гостеприимным. Управляющий Халунга уверенно взял в свои руки хозяйство, будто провел здесь всю жизнь. Его спокойная, ласковая речь, особенно уместная сейчас доброта, трудолюбие и энергия завоевали доверие крестьян. Один только Исбэшеску, занятый восстановлением уничтоженных гроссбухов, следил за новым управляющим с тайной враждебностью. Он считал себя незаслуженно оскорбленным и приниженным тем, что Халунга незаконно узурпировал должность, полагавшуюся ему, и только ему, по всем законам и по справедливости, тем более что он, Исбэшеску, столько перенес из-за своей преданности хозяевам.

— По воскресеньям Григоре собирал крестьян во дворе усадьбы, чтобы узнавать из первых рук об их нуждах и горестях. Каждый раз ему приходилось выслушивать одни и те же жалобы, — правда, высказывали их сейчас осторожнее, — на нехватку кукурузы, тяжкое бремя долгов, земельный голод. Никто никогда не упоминал о восстании, а когда Григоре спрашивал, то неизменно получал почти один и тот же ответ:

— Погорячился народ, господин Григорицэ, так уж, видать, было суждено.

Один только Лупу Кирицою как-то осмелился добавить:

— Не пробил еще тот час, когда возьмет верх правда, сударь, но обязательно должен когда-нибудь пробить, потому как не может быть на свете жизни без правды.

Козма Буруянэ то и дело наведывался к Григоре за советом и помощью, но главным образом для того, чтобы пожаловаться. Сейчас он уповал только на то, что государство возместит убытки, иначе ему ничего не останется, как пойти по миру, — мужики, мол, разграбили у него все, до последней нитки. От Буруянэ Григоре узнал, что полковник Штефэнеску в минуту гнева застрелил собственной рукой трех крестьян из Влэдуцы, которых уличил в поджоге усадьбы…

В конце мая, когда Халунга уже вполне освоился в Амаре, Григоре снова уехал в Бухарест. Он всем говорил, что ему необходимо в столицу, чтобы с помощью Думеску ускорить там разрешение финансовых дел. Но в глубине души он признавался себе, что его тянет в Бухарест что-то более важное, такое важное, что от этого зависит вся его жизнь.

Однако в столице дни проходили за днями, а Григоре все никак не осмеливался взяться за это «самое важное». Он занимался всевозможными пустяками, будто специально стараясь отсрочить главное. К Пределяну заходил реже, чем раньше, под предлогом множества серьезных и безотлагательных дел, связанных с Амарой. С тех пор как в начале июня был распущен парламент и Балоляну, отказавшийся от поста префекта, чтобы выставить свою кандидатуру в палату депутатов, возвратился в столицу, Григоре бывал у него почти ежедневно, как раньше у Пределяну. Однако о воскрешении прежних теплых отношений не могло быть и речи, ибо Балоляну, уже больше ни за что не отвечавший, снова излагал радикальные теории и разглагольствовал о крестьянском вопросе с прежним пустозвонством, раздражавшим Григоре.

— Нашим первым законом будет всеобщая амнистия, которая исцелит раны, нанесенные недавними несчастьями, и принесет душам истинный покой! — заявил как-то с аристократической гордостью Балоляну. — Мы, чьи сердца обливались кровью, когда нам приходилось восстанавливать в стране порядок, умеем восстанавливать и справедливость, дорогой Григорицэ! Тысячи несчастных, которыми полны тюрьмы, должны вернуться к своим очагам, покаявшись и исправившись, чтобы снова приступить к труду на благо и счастье Румынии!

Григоре надеялся использовать влияние Балоляну, чтобы устроить куда-нибудь на службу Титу Херделю, который, узнав от Рошу правду о своем положении в редакции газеты, был в отчаянии и боялся, как бы не остаться снова без куска хлеба. В конце концов, с помощью генерального секретаря Министерства государственных имуществ, Балоляну удалось пристроить Титу на должность референта в Управление по делам Добруджи.

— А что я там должен буду делать? — взволнованно спросил Титу, которого Григоре привел с собой, чтобы тот сам услышал добрую весть.

— Должны будете заходить туда раз в месяц получать жалованье! — весело ответил Балоляну. — А все остальное время — писать стихи, если вы еще способны на это! Или женитесь, если надумаете!

Титу Херделя покраснел, словно Балоляну угадал его сокровенные мысли, но тут же нашелся и возразил:

— Мне кажется, это пожелание скорее относится к господину Юге.

Григоре чуть помолчал и лишь после паузы серьезно ответил:

— Вероятно, это было бы неплохо…

6

В середине июня, так и не закончив всех дел, Григоре Юга решил поехать в Амару и не возвращаться в Бухарест до самой осени. Он зашел попрощаться с семьей Пределяну. Там он застал одного Виктора; Текла и Ольга ушли в город за покупками. Поболтав о новостях и главным образом об ущербе, понесенном Пределяну в Делге (впрочем, совсем незначительном), Григоре неожиданно, без малейшей связи с предыдущим разговором, спросил: