Олег Михалевич - Ночь с Марией. Рассказы

• Название: Ночь с Марией. Рассказы
• Автор: Олег Михалевич
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-905641-36-7

Все описанное в захватывающей воображение книге «Ночь с Марией» происходило на самом деле, изменены только имена героев. Реальная жизнь оказалась гораздо драматичней и удивительней любых придуманных сюжетов.

Перегнать моторную яхту из Таллина в Ригу для внезапно разбогатевшего приятеля выглядело простейшей задачей. Петров, в прошлом опытный морской штурман, даже предположить не мог, как небольшое приключение может перевернуть целую жизнь («Ночь с Марией»).

Где, как не на хорошей рыбалке, можно расположить к себе нужного человека, который, по совместительству, оказывается еще и банкиром и потенциальным спонсором? Но все обернулось неожиданной стороной («Бомба»).

Так хорошо складывающаяся жизнь. Любимый и любящий муж. И – маленькое сомнение, от которого так хочется избавиться («Правда для прокурора»).

Каждый из рассказов, ироничных и забавных, простых и глубоко философских, проглатываемых на одном дыхании, основан на необычных событиях. Таких же, как жизнь самого автора ряда популярных книг – писателя, путешественника, народного целителя, предпринимателя, морского штурмана, человека необычной и яркой судьбы, постоянно оказывающегося в центре непредсказуемых ситуаций.

Книга также выходила под названием «Правда для прокурора. Рассказы».

---

Он поднялся на следующую палубу и пошел по скрадывающей шаги ковровой дорожке, пытаясь вспомнить, кто из командного состава мог остаться на борту. Судно подключили к береговой электролинии, и присутствие вахтенного механика не требовалось. С другой стороны, четвертый механик Брамудов был не женат и вполне мог остаться ночевать на судне, или вернуться ночевать, если не смог найти подходящего развлечения на берегу.

Сенечкин осторожно надавил на ручку. Дверь была заперта. Тогда он нащупал в кармане мастер-ключ, открывающий любую судовую дверь. Других вариантов просто не могло быть. Сенечкин вставил ключ в скважину, повернул дважды, осторожно открыл дверь, вошел и застыл, давая глазам время адаптироваться к сумраку каюту, лишь слегка подсвеченному отблеском береговых огней. Полог над койкой был слегка отдернут и за ним угадывались очертания человеческого тела. Или двух?

В трюм грохнулась очередная партия металлолома, и корпус содрогнулся, разнося по судну уже привычную какофонию звуков. Сенечкин ощутил за спиной движение, и кто-то толкнул его в спину. Чтобы не упасть, он взмахнул руками, уцепился за полог над койкой и сдернул его. Койка, если не считать небрежно брошенной куртки Брамудова, была пуста. Он развернулся и увидал силуэт женщины в легком ночном халатике. По иллюминатору скользнул луч прожектора от разворачивающегося крана, и Сенечкин узнал Любу.

– Что ты здесь делаешь!? – закричал он.

– Я искала… А что тут делаешь ты? – закричала она в ответ.

– Я… Я – по долгу службы! Ну, сирена пожарная сработала, когда я… словом, проверить надо было. Вот.

– А я, я… просто захотела в туалет. И заблудилась. Двери все одинаковые. И не надо на меня кричать.

– Так шум же.

У Сенечкиных начиналась семейная жизнь.

На спор

Труднее всего не свихнуться со скуки…

Из песни Андрея Макаревича

1

Моряки – народ суеверный, и я не составляю исключения. Если солнце село в воду, я, как и полагается по примете, сообщаю интересующимся, не заглядывая в прогноз, а то и вопреки ему, что назавтра погода будет просто блеск. И наоборот. Если солнце село в тучу, значит, что бы ни пророчили синоптики, природа на завтра непременно устроит какую-нибудь пакость. Злую бучу, если точно следовать стихотворному изложению. Пока народная мудрость не подводила.

Подобного рода приметы и поговорки у моряков придуманы на любые события, и я тешу себя надеждой, что когда-нибудь сяду за письменный стол и составлю целый сборник, который станет основой для нового курса обучения молодых навигаторов. Пока же точность поговорки «бойся в море старых пароходов и молодых капитанов» я проверял на собственной шкуре.

Пароход «Александр Невский» был рудиментарным остатком грузового флота времен второй мировой войны, выстроенный на американских стапелях по программе «ленд-лиз» всего за полтора месяца. Строился пароход предельно просто и дешево. Фактически, на один переход с грузом из Америки в осажденный Советский Союз. Но пароходу повезло. Он не попал в перископ немецкой субмарины, не был обстрелян с воздуха, не натолкнулся на минное поле. Раз за разом он набивал обширные трюмы грузом и выходил в очередной рейс. Последний, пророчили ему в Дальневосточном пароходстве. Тридцать два года спустя пароход пришел в Ригу.

Капитан Пахомов был ровесником парохода. Рейс с металлоломом из Владивостока в Испанию, а затем с углем из Риги на Кубу стал для него первым самостоятельным плаванием. Подразумевалось, что по возвращению на Дальний Восток пароход пойдет на переплавку, а для капитана за это время подыщут что-нибудь поновей.

Мне было двадцать два, и на пароход я попал случайно. В июле перед уходом в свой первый трудовой отпуск я зашел в отдел кадров, и начальник отдела встретил меня радостной улыбкой, которую я на тот момент еще не научился распознавать.

– Вот кто вам нужен! – сказал он крепко сбитому молодому мужчине в рубашке с коротким рукавом.

– Капитан Пахомов, – представился тот, пожимая мне руку. – Скажите, а вы были в Бразилии? Мне нужен третий помощник.

Увы, на планете Земля осталось еще множество мест, в которых мне не удалось, а скорей всего уже и не удастся побывать. В те же годы Бразилия была сказочной экзотикой даже для моряка торгового флота. И я вспомнил поговорку «никуда не просись, ни от чего не отказывайся».

За три месяца мы дошли до Кубы, выгрузили десять тысяч тонн угля, заполнили трюмы мешками с желтым сахаром-сырцом, прошли Панамский канал и взяли курс на Ханой. Расчетное время перехода через Тихий океан составляло сорок пять суток. Бразилия осталась несбыточной мечтой.

Жизнь на пароходе стала совсем скучной. Библиотеки на борту не было, а каждая лента из небольшого запаса кинофильмов была прокручена по много раз. Кино смотрели по вечерам, во время моей вахты, на кормовой палубе. Действие фильма отчетливо просматривалось на оборотной стороне экрана с крыльев рулевой рубки. Капитан пытался контролировать каждое действие штурманов, а я на Балтике привык к самостоятельности, и наши отношения разладились. Пахомов то и дело давал мне скучные и, на мой взгляд, ненужные задания по ревизии карт и лоций. В отместку я поджидал, когда экипаж на киносеансах замирал в предвкушении самых любимых сцен, и вызывал капитана на мостик, чтобы поделиться сомнениями в отношении до бесконечности отдаленного от нас огонька на горизонте.

Но уже несколько дней не появлялись даже встречные суда. К этому времени я прослушал все житейские истории тех, с кем поддерживал способствующие душевному излиянию контакты, и изучил привычки тех, с кем такие контакты не получались. Однако, что с таким вниманием второй день подряд разглядывает на палубе в одном и том же месте дед, как по флотской традиции называют всех старших механиков, я понять не мог. Поэтому сразу после дневной вахты отыскал Алика Гафарова, главного источника местной информации.

Мы подошли к заинтересовавшему меня месту в промежутке между двумя трюмами, и я спросил, что может здесь делать старший механик.

– А ты не знаешь? – удивился Алик. – Ну да, ты же не был с нами в Индийском океане! Нас там малость потрепало штормом, и дед заметил, что по палубе поперек парохода пошла трещина. Ну, объявили тревогу, наварили на трещину всяких железяк, а в Испании заказали стальные листы и приварили поверху культурненько. Видишь? А то бы, сам понимаешь, кранты нам всем. Спас нас дед. И теперь, видно, следит.

Я внимательно рассмотрел место разлома. Листы метра в полтора шириною были приварены поперек всего корпуса от борта до борта, выкрашены в цвет палубы и до объяснения Гафарова я воспринимал их как элемент конструкции. Ветра практически не было, но судно мерно покачивало на океанской зыби – предвестие либо последствие отдаленного шторма. В отличие от современных судов с дизельными двигателями, пароходы раздвигают воду практически бесшумно. В этой, почти полной тишине, я явственно различил легкое поскрипывание и попытался освежить в голове остатки знаний из учебного курса о напряжениях в корпусе судна.

– А потом что было? Ну, я имею в виду в порту, после того, как заварили трещину?

– Да ничего не было! – удивился моей непонятливости Гафаров. – Трещины же не видно стало.

– Понятно, – сказал я, легко представив, как прореагировали бы на событие представители любой инспекции по безопасности мореплавания. Прежде всего, в таких случаях выясняют причины происшедшего. По логической цепочке, трещина могла возникнуть или из-за усталости металла, или по причине излишнего напряжения. А оно могло случиться из-за неправильного распределения груза в трюмах. Такие выводы молодому капитану были ни к чему. Мотивация деда выглядела еще сильней. Образование его складывалось из тридцатилетней давности трехмесячных курсов кочегара, а должность старшего механика досталась исключительно за выслугу лет на «Александре Невском», на котором дед работал с момента постройки парохода. При оформлении выхода из Риги, чтобы посмотреть на экзотическое свидетельство, подменяющее диплом механика, сбежалось все управление капитана порта. До ухода на пенсию деду оставалось полгода. Место на другом судне ему не светило – других пароходов на флоте к этому времени больше не существовало.

Гафаров склонил голову и, похоже, тоже услышал поскрипывание.

– А ты что, думаешь, пластины могут не выдержать?

– Трудно сказать. Все может быть. Тут серьезные расчеты нужны. Вас после заварки трещины штормило?

– После Испании, что ли? Да вроде нет…

– Ну, естественно, – авторитетно заявил я. – Все переходы выпали на весенне-летний период, какие там шторма. А теперь у нас наступает осенне-зимний.

– Да ладно пугать, – сказал Гафаров. – Мы уже сколько месяцев с этой заплатой идем. Дед свое дело знает. Могу поспорить, что палуба не лопнет. Лопнет – ты выиграл. А если до Владивостока палуба дотянет целенькой, моя победа. Ну, спорим?