Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

• Название: Крепость
• Автор: Лотар-Гюнтер Буххайм
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997

---

- Откуда тебе это известно?

- От самих проштрафившихся. Об этой забегаловке давно говорят. Ну, есть для тебя что-то ценное в этой информации?

- Ценное? – задумывается Йордан. – Какой дурак осмелится это напечатать?

Когда-то я впервые был в этом заведении под номером 13, и получил в качестве сувенира небольшой блокнотик с фотографиями выступавших там «звезд» эстрады. Имитируя русский акцент, старательно выговариваю трудно звучащие русские имена: «Stella de Rivas, Надья, Gervaise, Ирэна и погоди-ка … полковник Чикатхофф и Великие князья Дима Оузофф и Бази Кобликофф».

Если бы захотел, то пешком легко добрался бы отсюда до гостиницы. Но спускаюсь с Йорданом в крысиную нору метро и проезжаю пару станций.

- Хорошо тебе! – произносит Йордан прощаясь.

- Только не завидуй! Будь завтра на месте вовремя!

ПАРИЖ – 5-6 ИЮНЯ

- Построение уже идет, господин лейтенант! – сообщает мне дежурный по КПП в понедельник утром, когда я, не спеша, поднимаюсь в кают-компанию по мраморной лестнице.

Что за представление здесь разыгрывается? Между огромных, от пола до потолка гобеленов на толстом ковре, застыл строй военных. Все стоят по стойке «смирно». На правом фланге в полной военной форме – офицеры. Слышен рыкающий голос Бисмарка.

Доносится шепот: «Каждый понедельник традиционная речь об окончательной победе» – «В этот раз даже чересчур!» – шепчет другой голос.

Вряд ли это заранее спланированное награждение офицеров. А может быть обычная пятиминутка Бисмарка? Даже стоя здесь на ступеньках лестницы, могу наверняка сказать, что он изрекает, т.к. мне хорошо знаком весь его агитационно-нервный словарь и примитивизм его выступлений: тот, кто не относится к расе «господ», тот для него «больной». «Больной» – это одно из его любимейших словечек. Черчилль – больной, вместе с его англичанами, американцы – все поголовно больные. Высшая же степень его презрения выражается словом: «заразный». Россия – полностью заразна, международное еврейство заразило весь мир, а заразные должны быть поголовно уничтожены….

Но вот появляется и сам Бисмарк, и тут же бледный, скользкий «обер-лейтенант при штабе», стоящий перед строем в бьющей в глаза идиотски аккуратно сидящей на голове фуражке, кричит: «Отдел – смирно!»

Стараюсь не слушать раздающуюся по лестнице словесную труху, и лишь отмечаю, что рев не такой как у Дёница, а зычный бас – надо поучиться у Бисмарка глубине и сочности его голоса.

На первый взгляд Бисмарк выглядит очень важным. Скорее от обтягивающего все его тело большого корсета. От этого фигура у него его довольно грузная, грудь высоко вздымается. Кажется, что ножки у него тоненькие и кривые. Лицо оплывшее, круглое, красное. Весь вид говорит о том, что его вот-вот задушит высокий воротник. Надо посоветовать ему расстегнуть воротник френча – но кто осмелится?

К Бисмарку отлично подходит изречение из моего словарика арго: «Il n’a rien d’humain dans le visage. »

Из-за похожей на пудинг шеи он похож скорее на разжиревшего индюка. «Бисмарк» ему более подходит. Это прозвище, конечно, льстит нашему руководителю. Получил он ее в первую очередь из-за слегка выпученных налитых кровью глаз и покрытых морщинками мешков под ними, а также густых, сросшихся бровей. Но он увязывает ее со своим ростом, венчиком седых волос, властной манерой держаться.

В Берлине мне доводилось как-то прямо в глаза назвать его «наш господин главный оратор», после чего я был поправлен Масленком: «Господин Фрегаттенкапитэн». Оратор – значило его гражданскую специальность. А я и не знал раньше, что имеются профессиональные ораторы. Бисмарк ранее работал страховым агентом и был, вероятно, членом СА . А еще раньше, в 1 Мировую войну, он служил в Кайзеровском ВМФ, а точнее, как он постоянно хвастает, адъютантом тогдашнего командующего подлодками. И в этой должности он проводил много времени перед зеркалом, репетируя моменты придания своему виду наибольшей важности. И конечно же оттачивая каждое свое движение. Явно бросается в глаза то, что он носит корсет, ибо так прямо, даже одеревенело, никто не смог бы продержаться без корсета и секунды.

Кайзеровское прошлое и главный оратор – это, конечно, делает понятным то, что он стал шефом этого пестроперемешанного войска, хотя он ничего не понимает ни в работе собственных «секций» ни в пленках, ни в текстах. Зачастую он надолго исчезает с работы из-за известных всем таких его заболеваний, как гипертония и склероз. И кто его знает, как ему при всем при том удается оставаться великим начальником в этом парижском дворце.

Однако надо отдать ему должное: у него отличное чутье на отступников и ренегатов. Глаза цепко всматриваются в каждого. Ушки тоже на макушке. Довольно пугает и его внезапное «словно черт из табакерки» появление «на сцене». Без сомнений, он сначала подслушивает у дверей, затем резко, одним рывком, открывает ее, и все вздрагивают от испуга.

В этом замке надо держать нос по ветру. Стены здесь имеют уши. Допустимо говорить вполголоса, да и то лишь тогда, когда стучат пишущие машинки.

Пока Бисмарк все еще вываливает из себя эту рыкающую чепуху, мне приходится, сжав зубы, сдерживать раздирающий меня смех. Только не звука! Это может мне сильно навредить. Вдруг возникло чувство, что мышцы моего лица рельефно выдаются вперед из-за сильного напряжения, с которым приходится сохранять неподвижность. Осторожно дышу носом. Взгляд устремляю вдаль, мимо Бисмарка, оставляя его справа по борту.

Надо строго контролировать эмоции! Направить мысли куда-нибудь от этого зала. К примеру, в Черное море, чтобы немного расслабиться. Но это мне никак не удается. Стою и представляю, какой тарарам поднялся бы, если бы я вот сейчас вышел из строя на три шага вперед, и прямо обратившись к этому красному, запотелому, гладковыбритому болтуну безо всяких экивоков влепил бы звонкую пощечину, да такую, что он, словно пробка из бутылки подпрыгнул бы, да и рухнул на ковер. Или как бревно грохнулся бы во весь рост перед строем, а я безо всякого милосердия лупил бы и лупил бы его на этом ковре. Вдруг повисла тишина. Никакого победного сотрясания воздуха. Просто тишина. Речь закончилась. Что же дальше?

Ах, черт! Такие представления довольно ядовиты для нас. Я вновь обречен стать ханжой. Научиться вилять задницей, молчать в тряпочку и выдавливать из себя хвалебное красноречие – жалкое уничижение своего Я. В такой ситуации не остается ничего другого!

И все же мятежные мысли не оставляют меня: в моем виртуальном списке есть довольно много людей, которых я бы с удовольствием схватил за горло. Но в реальности я навряд ли смогу это сделать. Пароль дня – умение лавировать как в слаломе. Сегодня требуется одно умение – пережить все это.

Бисмарка вовсе не заботит то, что в Отделе прямая карикатура на все военные события. Совершенно не заботит…. Наш «великий военачальник» раздувается гораздо больше него. А на лбу вздуваются более глубокие бороздки морщин.

«Великий блеф коварного Альбиона» – слышу вновь, – Коварный Альбион…» – это его любимейшее изречение.

По окончании построения на лестничной площадке царит настоящая толкотня. Возвышаясь над всеми, словно памятник в кругу почитателей, возвышается сам Бисмарк, стоя прямо под сверкающей люстрой, он хвастливым тоном что-то рассказывает – ну конечно: это рассказ о его охотничьих приключениях.

«Рассказы для детей» – долетает до меня шепот Йордана.

Бисмарк, кажется, готов взорваться от потока обрушившихся на него вопросов. Так получилось, что он ничего не добыл на охоте, а виноваты в этом какие-то два моряка. И тут же следуют факты: «Эти парни должны были соорудить мне высокое сиденье. И хотя времени у них было более чем достаточно, они сделали его так плохо, что у меня все тело занемело. Я вообще не мог пошевелиться….

Не верю ушам, услышав это его высказывание. Осторожно осматриваюсь, но вижу лишь внимающие ему лица. Лишь губы Йордана слегка кривятся от язвительной ухмылки.

Во время искусно выдержанной паузы в рассказе Бисмарка в помещении воцаряется мертвая тишина: все ждут продолжения рассказа, а именно, в чем же была загвоздка. Оказывается, что эти два дурака сбили вместе толстые и недостаточно очищенные от сучков чурбаны, и на этих-то сучках он и сидел: задница до сих пор болит. Это была настоящая пыточная дыба, а не сиденье.

- Парни за это еще заплатят! – рычит Бисмарк в заключение.

Несколько секунд после этого висит неловкая тишина, т.к. все думают, то ли выразить негодование всем произошедшим, то ли громко расхохотаться. Йордан уже было готов заржать от рвущегося из груди смеха, да поймал на себе осуждающие взгляды окружающих и слегка откашлялся, маскируя смешок под кашель.

А я думаю то тех двух несчастных моряках: фортуна повернулась к ним спиной… Мне уже давно известно: Бисмарк опасен, т.к. он очень мстительный человек.