Антонио Арлетти - ТРАМПЕАДОР

• Название: ТРАМПЕАДОР
• Автор: Антонио Арлетти
• Издательство: Издательство Социально-Экономической литературы "Мысль"
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1964

Тысячи километров проехали на автомашинах по дорогам Патагонии и проплыли на каноэ по верховьям Рио-Негро аргентинский охотник — трампеадор (траппер) Франческо и автор этой книги Антонио Арлетти.

В местах, где редко ступала нога человека, они охотились на пум, диких кошек, нутрий, гуанако, удили радужную форель. Нередко они подвергались смертельной опасности, частенько попадали в забавные ситуации.

Об этом необычном путешествии, о встречах с простыми людьми Аргентины Антонио Арлетти рассказывает легко, увлекательно, с мягким юмором.

---

С полчаса мы шли вдоль неровного берега реки.

Внезапно. Франческо остановился. Кивком головы он указал мне на темную пирамиду высотой сантиметров семьдесят. Неподалеку виднелось другое сооружение, очень похожее на первое по цвету и по форме.

Казалось, кто-то хорошо знающий законы геометрии сложил пирамиду из больших фиников.

Однако я твердо знал, что в Патагонии финиковые пальмы не растут, и потому уверенно сказал: — Экскременты.

— Гуанако,— уточнил Франческо.

Гуанако — это местная разновидность дикого верблюда, но без горба.

— Сегодня они еще не приходили, но скоро появятся,-— сказал Франческо, внимательно исследовав пирамиду у наших ног.

Слава тебе господи! Теперь мы спокойно заляжем в засаду. Если бы они прошли еще до нас, Франческо увлек бы меня в утомительнейшую погоню. Его вид не оставлял сомнений, что к вечеру он решил любой ценой добыть гуанако.

Но почему они должны вновь пройти именно тут?

Чтобы забрать свой лежалый товар?

Старый охотник объяснил, что неизвестно, уж какие сентиментальные чувства заставляют гуанако возвращаться на прежнее место для отправления естественной нужды. К тому же он любит пить чистую речную воду.

Словом, гуанако рутинер и консерватор, а, если верить теориям Фрейда, то и скупец.

Все было ясно: «финики» несвежие, и, значит, гуанако еще не приходили. Франческо мог бы мне рассказать во всех подробностях о строителях этих причудливых сооружений, их возрасте, поле, особых признаках, желудочно-кишечных заболеваниях.

В области следов и экскрементов животных его познания были поистине энциклопедическими. Ведь это первейшие и самые необходимые сведения, своего рода «орудия производства» для ^любого охотника.

Мы спрятались за огромную кучу «фиников» и стали терпеливо ждать. За нами начиналась узкая отмель. Лежа на песке й греясь в лучах яркого солнца, мы на минуту забыли, что охраняем пирамиду, сложенную из довольно прозаичного материала. Там, где кончалась тропинка гуанако, река образовывала естественный водопой. У другого берега сотни диких уток лениво покачивались на неподвижной водной глади. Здесь были утки всевозможных расцветок; они беспрестанно оглашали воздух глухим, свистящим клокотанием.

Их монотонное бормотание и клекот прерывал лишь прилет или отлет новых птиц, которые тяжело опускались на воду или взлетали с разбегу, помогая себе лапами и оставляя позади белый след.

Высоко в небе несколько buitres — черных стервятников[19] с большущими крыльями — выполняли фигуры высшего пилотажа. В своем бесконечном полете, сотканном из крутых поворотов, неторопливых спиралей, плавных снижений, эллипсов, парабол, синусоид, они вычерчивали вокруг солнца изящные арабески, гордое творение скромных мастеров.

Эти жалкие стервятники, пожиратели падали, сами насквозь пропитанные трупным запахом, эти отвратительные могильщики, союзники смерти, могут вознестись к немыслимым высотам, опьянеть от солнца и закружить воздушный хоровод, которому позавидовали бы лучшие артисты балета. Ирония судьбы или же закон компенсации?

На противоположном берегу по песчаной косе, надежно оградившей уток от врагов, чинно шествовало благообразное семейство страусов нанду.

Отец, мать и дюжина детенышей. Они следовали с важным, задумчивым видом один за другим, строго по росту; разница между самым высоким и самым низким нанду была так велика, что малыши никак не поспевали за родителями.

Рельеф местности — река здесь расширялась, и воды ее текли медленнее — превратил этот район в удобное место встречи для разных животных; здесь можно напиться, сытно поесть, поболтать о том о сем.

Франческо, не выпуская из виду последний поворот, рассказывал мне историю этой страусиной семьи, пообещав, что вскоре мы ими займемся.

Он не успел изложить до конца программу охоты на ближайшие дни из-за появления долгожданных гостей.

— Гуанако!

Их было четверо: две самки, самец и маленький симпатичный детеныш — чуленго. Подойдя к отмели, гуанако остановились. Они были от нас примерно в двухстах метрах. Высокий, стройный, со светло-коричневой шерстью, первым двинулся к реке самец.

Вскинув голову и навострив уши, он внимательно глядел по сторонам, ступая медленно и словно лениво. Горделивая осанка и внешне равнодушный, надменный вид — характерные свойства этого вида животных, но сейчас он показался мне просто застенчивым существом, которое с наигранным хладнокровием отыскивает туалет. Сзади, ожидая приказа, неподвижно стояли родственники.

Сбоку, за кустом, прижимаясь к земле, мы ждали приближения врага. Глядя на величественную фигуру стройного гуанако, я на миг растерялся.

Уж очень различны были мои и его размеры. Обычно гуанако весит около четырех центнеров; это самое крупное из млекопитающих Южной Америки, на которых ведется охота. Впрочем, опасности для нас не было никакой, и мне представилось, что я укрылся на краю дороги, чтобы убить лошадь.

И главное только для того, чтобы завладеть ее шкурой. Так ли уж это необходимо?

Я шепотом поделился с Франческо моими сомнениями, но он ответил, что шкура гуанако убережет нас от плеврита или от серьезной простуды. Плеврит на расстоянии нескольких сот километров от ближайшего врача отнюдь не казался мне праздничным подарком. Значит, сейчас речь шла об особой форме борьбы за существование. Отыскав, таким образом, научное обоснование и успокоив свою совесть, я тоже взял гуанако на мушку. Надо, однако, сказать, что подобная предосторожность была излишней, ибо гуанако никогда бы не приблизился на нужные мне для открытия огня тридцать метров.

На полдороге между своим семейством и двумя злобными врагами любящий отец и муж попал под огонь Франческо. Почти одновременно с выстрелом я услышал негромкий сухой стук, точно кто-то ударил в барабан. Должно быть, пуля пробила гуанако грудную клетку. Он рванулся было, словно выстрел только напугал его, но не ранил, и тут бедного гуанако настигла вторая пуля. Животное рухнуло на песок и забилось в конвульсиях.

Франческо с первого же раза попал в цель, но без второго выстрела животное пробежало бы не один километр, прежде чем свалиться мертвым на землю.

Третий, последний выстрел прервал агонию гуанако.

Его родичи умчались в самом начале «дуэли» и сейчас жалобно кричали откуда-то с холма. Их печальный крик был похож одновременно на блеяние овцы и ржание лошади. Снять шкуру с гуанако дело нелегкое, и Франческо понадобилась моя помощь. Это оказался красивый, еще не старый самец с чудесной, не особенно длинной шерсткой. Мясо гуанако, которого хватило бы на роту солдат, увы, несъедобно. Своим острым запахом оно очень напоминает карболовую кислоту, вызывая понятное отвращение.

Стервятники, казалось, увлеченные своим поднебесным балетом, все ближе подбирались к туше бедного гуанако. Едва мы ушли, они приступили к пиршеству.

Мы постарались как можно лучше почистить и просушить шкуру и слегка присыпать ее солью.

Через два дня пол нашей палатки украшал отличный меховой ковер.

Мы с ужасающей быстротой превращались в почтенных буржуа! Наше новое преступление не могло остаться безнаказанным. И хотя бедный гуанако так и не вкусил счастья быть растерзанным пумой, его отлетевшая душа насладилась местью.

В роли мстителя выступила, конечно, река.

Эта могучая река, наш друг и одновременно недруг, услужливая и гордая, вызывавшая у нас любовь и ненависть, как те обольстительные создания «fin desiecle», ради которых шли на преступления и на подвиги, готовила нам подлое предательство.

Уже около часа мы мирно плыли по течению.

Франческо даже удалось, не приставая к берегу, разместить весь груз, сильно затруднявший нам свободу движений; две большие связки мехов и шкур, уложенные по бортам каноэ, уже приобрели немалую коммерческую ценность и требовали самого почтительного к себе отношения.

Постепенно река сузилась и текла теперь между двумя крутыми скалами. Зажатая с двух сторон каменным барьером, она ускорила свой бег. Не видя впереди опасных препятствий и желая поскорее миновать эти голые скалы, где на богатую добычу рассчитывать не приходилось, мы отдались на волю стремительного потока.

Посреди реки, вдали от берегов, трудно установить, сколь велика и опасна скорость течения.

Впрочем, когда ложе реки это позволяет, на помощь приходит верный признак, ясно говорящий о надвигающейся опасности,— это шум камней, медленно перекатывающихся по дну на глубине нескольких метров. Характерный грохот камней, ударяющихся друг о друга, ползущих по неровному дну, опрокидывающихся в воронки, неприятным, подозрительным шелестом долетает до поверхности. Проплывая над одной из таких банок, мы почувствовали, что нам грозит опасность. Шум стал каким-то пронзительным, чересчур громким. Мы приближались к повороту, после чего, по нашим предположениям, река должна была вновь раздаться вширь и умерить свой пыл. Между тем берега еще больше сузились, и мы очутились в тесном ущелье. Нас потащило к громокипящему водопаду. Ничего хуже нельзя было придумать. Попытка достичь земли имела совершенно символический характер. Нам это не удалось бы и на моторной лодке, не говоря уже о мускульных усилиях моих и Франческо.