Рене Баржавель - В глубь времен

• Название: В глубь времен
• Автор: Рене Баржавель
• Издательство: ПП "Полиграфия"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993

Французская полярная экспедиция находит подо льдами Антакрктиды остатки разрушенного города, построенного не менее чем 900 тысяч лет назад. Исследуя развалины ученые обнаруживают подземное сооружение в котором поддерживается температура близкая к абсолютному нулю. В центре этого "яйца" два замороженных тела — женщина и мужчина…

Этому замечательному фантастическому роману, пронизанному антивоенным духом, очень не повезло в России. В СССР его не могли опубликовать по политическим мотивам и из-за наличия в тексте эротических сцен. С началом Престройки роман перевели и опубликовали, но он так и остался неизвестен широкому кругу читателей, так как под авторством Генри Каттнера был включен в сборник его произведений "Источник миров".[1]

---

На большом экране конференц-зала четкие изображения исчезли. На столе подиума Элеа с закрытыми глазами, обхватив голову обеими руками, вызывала в памяти все, что та смогла записать.

Громкоговорители взрывались, стояли ужасные крики, землетрясение. На экране изображение передавало импульсы, полученные от гигантских разрушений, от бесконечных падений в адскую пропасть, от спускающейся тьмы. Возврат к миру, потрясенному хаосом, к миру, который не пережил своих творений. Потом последовало несколько глухих, все более и более приближающихся и мощных ударов. Элеа смутилась. Она открыла глаза и сорвала с себя золотой обруч.

Экран потух…

…Глухие удары продолжались. И вдруг все услышали голос Лебо: "Слушайте! Это его сердце! — он говорил прямо из реанимационного зала, его слова передавались по всем громкоговорителям. — Удача! Он жив! Кобан жив!"

Гувер вскочил, крикнул: "Браво!" — и захлопал в ладоши. Весь зал поддержал его. Все старые и молодые ученые, мужчины и женщины, выводили все свое напряжение в яростной жестикуляции и смущенных криках, смущенных потому, что они оглянулись и увидели друг друга после всего того, что они вместе видели и слышали на экране, отображающем наиболее интимные сцены жизни Элеа. Они старались не придавать этому никакого значения, рассматривать с чисто научным интересом и подшучивать над этим.

Но каждый из них был глубоко потрясен, и в своем сознании и в своем теле, и, очутившись вдруг в современном мире, больше не дерзал взглянуть на своего соседа, который сам отводил глаза. Им было стыдно. Стыдно своего целомудрия и стыдно своего стыда. Великолепная, полная невинности, Элеа показала им, до какой степени христианская цивилизация, изменила свой облик, объявляя греховными, начиная со святого Павла, а не с Христа, самые прекрасные радости, которыми Бог одарил человека. Все они, даже самые молодые, почувствовали себя маленькими похотливыми бессильными шпионящими стариками. Сердце Кобана, которое только просыпалось, сгладило тяжелый момент коллективной неловкости.

Сердце Кобана билось, останавливалось, вновь робко начинало биться и угрожало снова остановиться. Электроды стимулятора, прикрепленные к его груди, автоматически вмешивались всякий раз, когда остановка длилась дольше нормальной, и от электрического шока сердце как бы вскакивало и снова принималось биться.

Все врачи стояли вокруг реанимационного стола с озабоченными лицами.

Вдруг произошло то, что они предвидели и чего боялись. Дыхание Кобана затруднилось, он захрипел и повязки, покрывающие рот, окрасились красным.

— Коагулянт! Сыворотку! Положите его на бок. Освободите рот. Ротовой зонд…

Легкие кровоточили. Не приостанавливая ни на секунду усиленную работу, реаниматоры, склонившись над человеком, которого они освобождали от долгого, очень долгого сна, стали совещаться. Если кровотечение не прекратится, это значит, что ожоги легочного покрова слишком серьезны для того, чтобы зарубцеваться. В этом случае придется вскрыть грудную клетку Кобана и трансплантировать ему новые легкие.

Противопоказания. Время, необходимое, чтобы доставить новые легкие (три пары для безопасности) из Международного банка органов: запрос по радио, упаковка, транспортировка самолетом по маршруту Женева — Сидней, пересадка на самолет, перелет Сидней — МПЭ составляет, по меньшей мере, двадцать часов.

— И не забудь все эти военные козни… таможенные бумаги…

— Но они же не будут…

— Все возможно. Двойной срок.

— Сорок часов.

Поддерживать в Кобане жизнь в течение этого времени. Необходима кровь для переливания. Немедленное тестирование крови Кобана. Группа и подгруппа красных телец, группа и подгруппа белых телец.

Медсестра освободила руку и левую вену.

Та же проблема для операции: кровь в больших количествах. Предусмотреть в двойном объеме.

Другая проблема для операции: хирурги-специалисты по трансплантации органов.

Маисов: Мы…

Фостер: Мы можем…

Забрек: У нас…

Лебо: Возможно, но очень рискованно. Здесь нет настоящих специалистов. Недостаточно операционных инструментов. Мы можем оперировать сами, но нужна телесвязь с французскими, американскими и другими хирургами. Мы можем это сделать. Легкие — это не дьявол.

Искусственное легкое, чтобы присоединить его к кровообращению во время операции. В медпункте оно есть.

— Почему не использовать этот аппарат сразу, чтобы дать отдохнуть легким Кобана и позволить им зарубцеваться?

— Они не зарубцуются, потому что они не получают крови. Они должны продолжать функционировать. Или они будут работать, или они не будут работать — одно из двух.

Результаты забора крови: группа и подгруппа неизвестны. Исследованная кровь (Кобана) сворачивается со всеми группами крови.

Неожиданно!

— Это ископаемая кровь! Не забывайте, что этот тип — ископаемое. Живой, но допотопный! Кровь-то эволюционировала, дети мои.

— Нет крови — нет операции. От нас ничего не зависит — он или выживет, или умрет. Но есть девушка…

— Какая девушка?

— Элеа… Может быть, ее кровь подойдет.

— Этого недостаточно для операциии! Нужно будет снабжать кровью напрямую и даже этого будет недостаточно.

— Может быть, но если все сделать быстро… С искусственным легким в кругу кровообращения, немедленно…

— Но мы же убьем эту девушку!

— Она, может быть, выживет… Вы же видели, как она набирает…

— Это ее питание…

— Или всемирная сыворотка…

— Или и то, и другое…

— Я против! Вы прекрасно знаете, что она не сможет быстро восстановить свою кровь. Вы хотите пожертвовать ею. Я отказываюсь!

— Она прекрасна, в этом нет сомнений, но она ничего не значит в сравнении с мозгом этого типа.

— Прекрасна или безобразна, не об этом речь: она жива. А мы — врачи, а не вампиры.

— В любом случае, нужно сделать анализ ее крови. Это нас ни к чему не обязывает. Мы в любом случае будем в ней нуждаться, если его легкие будут продолжать кровоточить. Не говоря уже об операции.

— Согласен, с этим согласен, с этим полностью согласен.

* * *

Один и тот же день. Кобан воскрес. Кобан в смертельной опасности. Уравнение Зорана — объясненное или потерянное навсегда. Самые необузданные толпы поняли, что что-то необычайно важное для них решается сейчас на Южном полюсе, внутри человека, которого смерть держит в своих лапах.

— Попробуйте вообразить себе, что происходит внутри этого мужчины. Легочная ткань в ожогах, наполовину разрушена. Чтобы он смог снова нормально дышать, выжить и жить, нужно, чтобы то, что осталось от этого покрова регенерировало новую ткань. Он еще спит. Он заснул девятьсот тысяч лет назад и продолжает спать. Но тело его пробудилось и защищается. И даже если бы он проснулся сам — этого ничего бы не изменило. Он, сам ничего не смог бы сделать. Здесь он не может приказывать. Его тело не нуждается в нем. Клетки легочной ткани, маленькие живые заводики, продолжают на всей скорости производить новые заводики, которые похожи на них, чтобы заменить те, которые были разрушены холодом или пламенем. В то же время они продолжают свою необычайно сложную работу в химической, физической, электронной, жизненной областях. Они получают, выбирают, трансформируют, дозируют, слушаются, приказывают и координируют все с удивительными уверенностью и разумом. Каждая из них знает больше, чем тысячи инженеров, врачей и архитекторов. Это обычные клетки живого организма. А мы построены из миллиардов тайн, из миллиардов микроскопических комплексов, нацеленных на выполнение фантастически сложной задачи. Кто им приказывает, этим маленьким клеткам? Разве вы, Виньо?

— О!..

— Не клеткам Кобана, Виньо, а вашим? Клеткам вашей печени, разве вы приказываете им делать работу печени?

— Нет.

— Тогда кто им приказывает, вашим маленьким клеткам? Кто им приказывает делать то, что они делают? Кто их построил так, чтобы они могли это делать? Кто поставил их каждую на свое место в вашем маленьком мозгу, в вашей маленькой печени, в сетчатку ваших прекрасных глаз? Кто? Отвечайте, Виньо, отвечайте!

— Я не знаю.

— Вы не знаете?

— Нет.

— Я тоже, Виньо. А что вы знаете, кроме этого?

— Хм…

— Вы не знаете ничего, Виньо…

— Нет…

— Скажите мне: "Я не знаю ничего".

— Я не знаю ничего.

— Браво! Посмотрите на них, на всех остальных, они смеются, они насмехаются над вами, они думают, что что-то знают. Что они знают, Виньо?

— Я не знаю.

— Они не знают ничего, Виньо. Вы узнаете то, что я рисую на доске?

— Да.

— Что это? Скажите.

— Это Уравнение Зобана.

— Послушайте, как смеются эти идиоты, только потому, что вы ошиблись в одной согласной. Думаете ли вы, что они знают больше, чем вы? Думаете ли вы, что они смогут его прочесть?