Мэтью Деннисон - Двенадцать цезарей

• Название: Двенадцать цезарей
• Автор: Мэтью Деннисон
• Издательство: АСТ
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088171-0

Дерзкий и необычный историко-литературный проект от современного ученого, решившего создать собственную версию бессмертной «Жизни двенадцати цезарей» Светония Транквилла — с учетом всего того всеобъемлющего объема материалов и знаний, которыми владеют историки XXI века!

Безумец Калигула и мудрые Веспасиан и Тит. Слабохарактерный Клавдий и распутные, жестокие сибариты Тиберий и Нерон. Циничный реалист Домициан — и идеалист Отон. И конечно, те двое, о ком бесконечно спорили при жизни и продолжают столь же ожесточенно спорить даже сейчас, — Цезарь и Август, без которых просто не было бы великой Римской империи.

Они буквально оживают перед нами в книге Мэтью Деннисона, а вместе с ними и их мир — роскошный, жестокий, непобедимый, развратный, гениальный, всемогущий Pax Romana…

---

Веспасиан изгнал из Рима астрологов. Теперь отпала нужда в них и им подобных, так как работа знамений была выполнена. Установил ли он в своем доме в Садах Саллюстия античные вазы, иконография которых подтверждала его верховную власть? Наверное, мы этого никогда не узнаем. Вместо стука солдатских ботинок и звона нагрудников на улицах Рима зазвучали инструменты восстановления города. Год спустя участники иерусалимского триумфа Веспасиана и Тита стали свидетелями быстрого заживления шрамов гражданской войны. Тем временем Веспасиан обратился к судебным делам, которые не слушались в течение восемнадцати месяцев вооруженной борьбы и беспорядков: объявил амнистию для доносчиков Нерона, изучил состав некоторых легионов, с тем чтобы рассеять оставшихся вителлианцев, и подготовил модель работы с сенатом, в которой при соблюдении всех формальностей император не сенаторского сословия получил абсолютную власть над принятием решений в органе, который полгода оттягивал наделение его неограниченными полномочиями. Он, как и все новоявленные принцепсы до него, сосредоточился на сохранении собственного положения. Хотя власть Веспасиана была официально провозглашена в декабре 69 года в так называемом «Законе о полноте власти Веспасиана» (lex de imperio Vespasiani), передававшем новому императору по закону или по постановлению сената всю власть, которой формально или неформально обладали его предшественники Юлии-Клавдии, а также полномочия делать «что бы то ни было, что отвечает интересам государства и достоинства небесного и земного, общественного и частного»[246], для более полного успеха требовалась поддержка и народа, и сената. Для этого Веспасиан распространил сведения о политике, которую собирался проводить, на монетах с надписью ROMA RESURGENS, LIBERTAS RESTITUTA («Рим возрождается», «Свобода восстановлена»). Как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе этот дар принес Риму мир и обеспечил платежеспособность.

Александрийцы называли Веспасиана «селедочником». Это было прозвище александрийского царя, печально известного своей скупостью и жадностью, и вряд ли являлось комплиментом, поскольку царские атрибуты, особенно на Востоке, подразумевают щедрость. В «Жизни двенадцати цезарей» Светония Веспасиан отличается скаредностью еще до своего принципата. Возможно, данная черта послужила причиной того, что однажды в Гадрумете его забросали репой, это была бурная реакция на проблему с продовольственным снабжением, вызванную жадностью проконсула.[247] Тот же недостаток, вероятно, повлиял на плохой результат выборов Веспасиана в начале его карьеры (он добился должности эдила только со второй попытки и только последним по списку). Если так, то это объясняет, почему бережливость быстро стала девизом его политики, которая прославлялась императором как добродетель Флавиев. Это был правильный шаг, сделанный в нужное время, единственное средство обратить разрушительное действие гражданской войны и безрассудств Юлиев-Клавдиев. Как и Муциан, Веспасиан собирал налоги с радостью и удовольствием. Этот процесс даже пробудил в прагматичном императоре несвойственное ему творческое мышление. Он установил налог на использование общественных туалетов. Это возмутило Тита, понятие императорского достоинства которого сформировалось в детстве при дворе Клавдия. Веспасиан сунул под нос поморщившемуся сыну монеты, полученные с первого сбора налога. Тит неохотно согласился с оценкой отца, что эти деньги не пахли. «А ведь это деньги с мочи», — улыбнулся Веспасиан.

Но император знал, что бережливость нужно уравновешивать великодушием, этот урок он извлек из ошибок Гальбы. Необходима щедрость, талант к величественным жестам. Веспасиан развязал кошелек для искусств. Реставратор статуй, трагический актер по имени Апелларий, кифареды Терпн и Диодор и успешный, но безденежный поэт по имени Салей Басс — все получили в награду суммы до полумиллиона сестерциев.[248] В то же самое время император назначил доход риторикам в Риме и Афинах, каждому по сто тысяч сестерциев. Возможно, эта политика была принята по настоянию Тита. Тит, получивший великолепное образование, писал стихи на латинском и греческом и даже пробовал свои силы в греческих трагедиях. Собственные достижения Веспасиана вряд ли были такими же высокими. Его суждения рождались из интуитивного понимания, а не благодаря учености. Он признавал роль зрелищ, визуальной пропаганды, такой как надписи на монетах, и символику разбора обломков храма на Капитолийском холме. Хотя к моменту его смерти строительные работы амфитеатра Флавиев остались незавершенными, этот памятник архитектуры, известный со Средних веков как Колизей, был даром Веспасиана римскому народу. Расположенный на месте бассейна в центре комплекса Золотого дома Нерона, он финансировался за счет трофеев Иудейской войны и планировался еще Августом, как утверждал Веспасиан. В правление Тита Колизей мог одновременно вместить десятки тысяч зрителей. С крутых многоуровневых лож римская чернь с наркотическим опьянением наблюдала за кровопролитием.

Большинство граждан Рима во времена Веспасиана обожало гладиаторские бои. То же самое в целом можно было отнести к самому императору. Этот человек, который рано вставал и работал весь день (отрываясь от дел империи только для того, чтобы проехать по восстанавливающемуся городу, вздремнуть в полуденный час или походя заняться любовью с одной из неназванных наложниц, утешавших его после смерти Цениды), не скрывал от людей в интересах безопасности свое местопребывание и расписание. Он покончил с привычкой Клавдия обыскивать гостей, положил конец той атмосфере страха и неуверенности, в которой оппозиция не осмеливалась откровенно высказывать свое мнение. По словам Светония, «вольности друзей, колкости стряпчих, строптивость философов нимало его не беспокоили». Эта последняя группа продолжала противостоять принципату и природе императорской власти, последовательно ее критикуя. Веспасиан ответил весьма сдержанными мерами. «Деметрия и Гостилиана [он] отправил в ссылку на острова. Что же касается Деметрия… Веспасиан велел передать ему следующее: „Ты все делаешь для того, чтобы я тебя казнил, но я не убиваю лающих собак“», — пишет Дион Кассий. Но он не был таким снисходительным к бывшему другу, Гельвидию Приску. В данном случае источники приписывают вину самому Гельвидию, чрезмерно усердному в дерзостях и стремлении нанести обиду, а по свидетельству Диона Кассия — стержню масштабного революционного заговора. В 75 году Веспасиан отправил его в ссылку и приказал казнить. Скорая отмена приговора опоздала: Гельвидий, который, согласно Диону Кассию, вызывал ненависть Веспасиана, уже умер, не дождавшись императорского помилования. В последний год правления еще два бывших друга были уличены в заговоре с целью убийства Веспасиана — с Титом Клодием Эприем Марцеллом и Авлом Цециной Алиеном обошлись подобным же образом. Первый предпочел перерезать себе горло бритвой, чем заслушивать приговор сената[249], второй встретил свою смерть в дворцовом коридоре. Вероятно, его застали врасплох. Никто из них не мог знать, что время Веспасиана тоже истекает.

Никто не может избежать смерти. Как и многое другое в жизни Веспасиана, она была предсказана знамениями. «Но сами небеса, воспламеняясь, о смерти государей возвещают»[250], как говорит Кальпурния в пьесе Шекспира «Юлий Цезарь» накануне трагедии. На небе появилась комета, а двери Мавзолея Августа распахнулись сами собой.[251]

Не потерявший чувства юмора Веспасиан сказал, что комета служит дурным предзнаменованием для парфянского царя, такого же длинноволосого, как хвост этого небесного тела, а второе знамение относится к Юнии Кальвине, прапраправнучке Августа по линии Юлии Младшей и свояченице Вителлия. Эту шутку императора приводит Светоний. Его версия событий, на первый взгляд беспристрастная, не испытывает недостатка в пафосе. Веспасиан, приближаясь к семидесятому юбилею и десятилетней годовщине восшествия на престол, мог просто цепляться за жизнь, пытаясь шутками ослабить хватку смерти. Вероятно, он боялся ее. Но все было напрасно. После целой жизни обращения к теме сверхъестественного (и скудного внимания к своему здоровью, за исключением эпизодического массажа в банях) отвергать вмешательство высших сил было невозможно.

Веспасиан заболел лихорадкой во время путешествия в Кампанию. Император, к тому же страдающий подагрой, прервал поездку и вернулся в Рим, откуда быстро направился в Аква Кутилий. Это курортное местечко, известное своими природными источниками, где Веспасиан обычно проводил лето, находилось на родной земле Флавиев, близ Реаты. Там император выпил слишком много холодной ключевой воды, и лихорадка усилилась.

Он устроился в доме в Козе, принадлежавшем, возможно, его бабке, где все навевало счастливые воспоминания, которые он не позволял себе ни оставить, ни перерасти. Веспасиан, вопреки воле врачей, как утверждает Дион Кассий, продолжал выполнять обязанности императора.[252] Лежа в постели, он напряженно пытался справиться с как можно большим числом государственных дел, подобно Августу или Клавдию не зная, чем еще заняться в эти тяжелые для него дни, если не привычной работой. Действительно ли он сказал: «Увы, кажется, я становлюсь богом?» Когда сознание стала закрывать тьма, практический склад ума не оставил его.