Кристиан Камерон - Тиран

• Название: Тиран
• Автор: Кристиан Камерон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-073211-1, 978-5-271-35910-1, 978-5-4215-2231-7

Молодой афинянин Киний — один из товарищей Александра Македонского. Но даже опытным воинам иногда хочется покоя.

Однако в родных Афинах Киния ждут не слава и почести, а позор и изгнание…

Отныне он — «солдат удачи», чье благосостояние и сама жизнь зависят от силы его меча. Золото. Женщины. Власть. Военачальнику, служащему могущественному тирану Ольвии, ни в чем не будет отказа.

Но все меняется, когда Ольвия оказывается на пути войск непобедимого Александра.

Кинию предстоит нелегкий выбор: поднять оружие против того, кем он восхищается, или пойти против того, кому он когда-то верно служил…

---

Но стрела попала в цель и причинила боль.

Вернулось войско Матракса вместе с остальными ольвийцами и прочими ветеранами похода против гетов. С победными воплями ворвались в лагерь Жестокие Руки, клан Страянки. Киний увидел их издалека; он увидел, как Страянка встретилась с Парстевальтом, как царь приветствовал Матракса, видел, как саки праздновали победу — не слишком бурно. Однако впервые за все лето он был в стороне, вдали от всех, и его приходу не радовались. Отметив победу, Жестокие Руки сразу уехали. Киний смотрел, как на третий день после возвращения Страянка уводит свой клан из лагеря.

Она подъехала к нему. Он несколько дней не притрагивался к ней, не говорил с ней, кроме встречи на совете.

Она кнутом показала на кучки ольвийцев у костра.

— Поправь это — оно между нами.

Киний попытался взять ее за руку. Она нахмурилась, покачала головой, повернула лошадь и галопом поскакала в голову своей колонны, а Киний почувствовал горечь отвержения — и гнев.

Позади зашушукались: ветераны похода просвещали новичков насчет его отношений со Страянкой. Киний свирепо обернулся, и многим не поздоровилось.

Все это катастрофически сказывалось на моральном духе. К тому времени как на восточном берегу реки показались копья гоплитов Мемнона, те, что оставались в лагере — и саки, и греки, — ждали новостей, как человек ждет удара молнии.

Мемнон шел во главе фаланги пантикапейцев; фаланга ольвийцев двигалась в нескольких стадиях за ним. Едва распознав блеск копий, Киний поехал навстречу. Из первого же обмена фразами стало ясно, что новости Мемнона о городе устарели: он оставил Ольвию настроенной на войну.

Киний отвел Мемнона по возможности в сторону, сунул ему в руки чашу с вином и усадил на стул.

— У нас есть основания считать, что через день-два после вашего ухода архонт сдал город македонцам, — сказал он.

Мемнон набрал в рот вина, выплюнул в костер, снова отпил.

— Ублюдок. Сукин сын. Мужеложец безбожный. — Он еще выпил. — Мы в дерьме. Они все ринутся домой.

Киний покачал головой.

— Пусть услышат новость сегодня вечером. Завтра все граждане Ольвии будут участвовать в собрании.

— Арес, начнется птичий базар, Киний. Многое дезертируют. Не хочется говорить — я люблю этих сукиных сынов, — но я их знаю. — Мемнон покачал головой. — Ублюдок. Растлитель мальчиков. Дождался, чтобы мы выступили, а потом сдал крепость Зоприону.

Киний поднял брови.

— А ты ждал чего-то другого? Я нет. Теперь посмотрим, чего мы достигли.

Мемнон покачал головой.

— Слушай, друг. Мы старые волки. Наемники. Люди без хозяина. Отверженные. Мы знаем, что лишиться родного города горько, но в конечном счете это ничего не значит. Город есть город, да? Но они не знают. Им покажется, что их боги умерли. И они поползут назад к архонту и поклянутся во всем, чего он потребует, только бы вернуться в город.

Киний посмотрел на марширующую колонну.

— Они хорошо выглядят.

— Они вообще хороши, сучьи дети. — Мемнон говорил с гордостью. — Они готовились всю зиму и сюда шли как… как спартиаты. Похудели. И это им понравилось. Большинство — люди средних лет и переживают последнее лето молодости. Они будут сражаться как герои, — мрачно сказал он, — если решат сражаться.

Киний хлопнул смуглого командира по плечу.

— Разве не так должно быть? — спросил он. — Мужчины идут в бой, только когда проголосуют за это.

— Ты слишком много времени провел с этим отродьем Спарты, — проворчал Мемнон. — Если мне платят за то, что я сражаюсь, я сражаюсь. И не задаю лишних вопросов.

Киний посмотрел ему в глаза.

— Так мы оба оказались на службе у архонта, — сказал он. — Думаю, отныне я буду задавать больше вопросов.

Вечером в лагерь пришел Леон, раб Никомеда. Он бежал от города день и ночь. И принес новости.

Киний, вырванный из сна, полного дыма и чудовищ, пытался на пути к шатру Мемнона прийти в себя. Леон выглядел без преувеличения как глиняная статуя: он был покрыт светлым речным илом. Вдобавок от него несло.

Никомед дал Кинию и Филоклу чаши с вином.

— Плохи дела, — сказал он. — Рассказывай, Леон.

Леон отпил вина из своей чаши.

— Два дня назад кельты по приказу Клеомена убили Клита, — сказал он. Потер лицо руками, как человек, старающийся не уснуть. Посыпались чешуйки грязи, как будто раб и впрямь распадался на куски. — Он захватил командование гиппеями.

Киний ударил правым кулаком в ладонь левой руки.

— Зевс! Из всех подлостей… — Он допил вино. — А что архонт?

В его сознании сменялись мысли и картины. Предательство архонта, несмотря на то, что он давно был к нему готов, оказалось сильным потрясением.

Леон покачал головой. Никомед налил ему еще вина — неразбавленного.

— Все хуже, чем ты думаешь, — сказал он. — Никто не видел архонта. Клеомен захватил власть и сдал крепость македонцам из Фракии.

— В крепости распоряжается Амарайан, — подтвердил Леон. — Десять дней — с тех пор как пришел гарнизон — никто не видел архонта. Македонцы сошли с большого купеческого корабля, и к тому времени как Клит узнал об этом и собрал гиппеев, они уже засели в крепости.

— Сколько их? — спросил Киний.

— Человек двести? — вопросительным тоном ответил Леон. — Трудно сказать: они не выходят в город. Охраняют только ворота и крепость — на стенах дозоров нет. — Он понурил голову. — Клит со своими гиппеями и немногими гражданами собирался изгнать их, но тут Клеомен показал зубы: приказал убить Клита. — Он посмотрел на Никомеда. — Ты изгнан. Киний и Мемнон лишены гражданства. Городское войско отозвано. Все наше добро отобрано в казну.

— А ты как освободился? — спросил Киний.

Положение хуже, чем он думал, и он не был настроен доверчиво.

Леон посмотрел ему в глаза.

— Я раб, — сказал он. — Я вышел за ворота с рыночной толпой, взял лошадь в хозяйстве Гамелия и проехал прямо сюда. — Он тяжело пожал плечами. — Увидел македонцев, спустился к реке и шел вдоль нее.

Никомед положил руку ему на шею.

— Отныне ты свободный человек, — сказал он.

Леон удивленно посмотрел на него.

— А ты можешь себе позволить отпустить меня? — спросил он. — Я ведь дорого стою. — И тут же рассмеялся, несмотря ка усталость. — Клянусь всеми богами — ты говоришь серьезно, господин?

Никомед набросил на плечи плащ и погладил бороду.

— А почему нет? Я был самым богатым человеком в Ольвии. Иди поспи. — Он посмотрел на Киния. — Я решил, что ты должен узнать первым.

Киний протянул чашу за новой порцией неразбавленного вина. Филокл покачал головой.

— Я думал, это будет архонт, — неопределенно сказал он. — Или… или ты, Никомед.

Никомед тоскливо пожал плечами.

— Да, это мог быть я, но только после того, как мы разделались бы с Зоприоном.

Филокл кивнул.

— У нас большие неприятности. Клеомен… он прекрасно знает, как нам навредить.

Киний кивнул.

— Да, — сказал он. И потер подбородок.

Наутро алый рассвет сулил ненастье. Киний собрал всех людей из Ольвии в большой полукруг — сознательно воспроизводя место городских собраний. Киний и Никомед постарались, чтобы собрание проходило как можно более привычным порядком.

Собрание было странное, все граждане по непонятной причине явились с копьями и стояли, опираясь на них, так что в красном утреннем свете все это напоминало лес блестящих копий.

Первым показался Элладий, жрец Аполлона. Он принес жертву богу и провозгласил день благоприятным — точно так же, как сделал бы это в Ольвии. Он держался серьезно, торжественно; пар, поднимавшийся от крови убитой овцы, в багрянце рассвета словно уносил жертву прямо к богам.

После Элладия к собравшимся вышел Никомед и заговорил. Он стоял в центре полукруга, держа копье, как все присутствующие. В это утро он не выглядел щеголем.

— Жители Ольвии! — сказал он. — Граждане!

Он рассказал историю войны, начав с отказа, которым встретили требования Зоприона. Он напомнил про все решения, принятые голосованием: гражданство наемникам, денежное вспомоществование архонту — чтобы купить больше оружия, нанять больше воинов. Договор с царем саков и договор с городом Пантикапеем. Если изложение было сухим или скучным, никто не подал виду. Все стояли, опираясь на копья, ворчали, если были чем-то недовольны, или кричали «Верно!» или «Так!», — когда считали, что Никомед говорит правду.

В таком духе Никомед продолжал и закончил. Когда он рассказал о македонцах в крепости, послышался стон, и острия копий зашевелились, как трава на ветру. Потом он пересказал официальные воззвания новой власти, упомянул угрозу изгнания, и все зашумели так, что его голос утонул в этом шуме. Он посмотрел на Киния, пожал плечами и отошел в сторону.