Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл

• Название: Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл
• Автор: Л.И.Шинкарев
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2016

---

крестьянское правительство». ООН оставалась последней трибуной, где за-

конная власть может себя защищать. Узнав об аресте Дубчека, Черника, Смр-

ковского, оглушенный другими пражскими новостями, Ота Шик, замести-

тель председателя правительства, в Белграде принимает решение послать

Гаека в Нью-Йорк.

Из записи моих бесед с Иржи Гаеком:

«Перед отъездом в аэропорт мне удалось, наконец, связаться с Прагой, с

моим заместителем Плескотом. “Слушай, – сказал он, – я только что говорил

со Свободой, ему не нравится, что ты собираешься в Нью-Йорк”. Я спросил:

это распоряжение или не распоряжение? “Это мнение Свободы”. Тогда я ска-

зал: передай, пожалуйста, Свободе, что мне тоже не нравится туда лететь, но

я обязан, потому что ООН – единственное место, где мы можем отстаивать

независимость. Если возможность не используем, потеряем все» 19.

Когда в Вене Гаек пересаживался на самолет в Нью-Йорк, его разыскал

сотрудник чехословацкого посольства: был звонок из Праги, кто-то из пра-

вительства срочно просит министра к телефону. «Поздно!» – ответил Гаек и

вошел в самолет. «Позже министр Владимир Кадлец мне расскажет, что это

на него наседали «здоровые силы»: «Гаек твой друг, звони ему, чтобы не ле-

тел». «Знаешь, я был рад, что не смог тогда связаться с тобой», – скажет ему

Кадлец.

Тайный советник Брежнева потом напишет:

«Необходимо было принять меры к тому, чтобы исключить постановку

вопроса о событиях в Чехословакии на заседании Совета Безопасности… Это

можно было бы сделать только в том случае, если бы министр иностранных

дел Чехословакии Гаек дал соответствующую директиву представителю Че-

хословакии в ООН. Следовательно, необходимо было предусмотреть немед-

ленное занятие Министерства иностранных дел и принудительное отправ-

ление соответствующей директивы не только представителю Чехословакии

в ООН, но и всем посольствам Чехословакии за границей. Если бы посольства

за границей с первых же часов правильно информировали соответствующие

правительства о событиях в Чехословакии, можно было бы предотвратить

значительное число антисоветских выступлений и заявлений буржуазных

государственных деятелей в связи с событиями в Чехословакии.

Нельзя было допустить, чтобы министр иностранных дел Гаек к мо-

менту ввода наших войск в Чехословакию находился вне пределов страны.

Имелась полная возможность сделать так, чтобы все члены правительства

Чехословакии к этому моменту находились в Праге. Это лишило бы контрре-

волюцию возможности создавать эмиграционное правительство» 20.

В Нью-Йорке Гаек всю ночь обдумывал выступление. Надо говорить

корректно, дистанцируясь как от чехословацких антисоветских сил, так и от

американских политиков. «Я хотел сказать советским товарищам, что не мы,

а они нарушают Варшавский договор, основу нашего содружества, что когда-

нибудь они поймут свою ошибку, и мы снова будем вместе. Мы помним, чем

обязаны Советскому Союзу во времена Мюнхена, в годы Второй мировой

войны; но теперь мы остро переживаем унижение, оно пришло, откуда мы

меньше всего ждали. Мы говорим это с грустью, но без вражды. Хотим наде-

яться, что эти роковые действия вызваны неправильным пониманием хода

вещей.

Перед моим выступлением подошел сотрудник нашего посольства:

“Малик хотел бы с вами поговорить”. С удовольствием. Но встретиться было

бы предпочтительней на территории чехословацкой миссии. Ехать к совет-

ским товарищам казалось двусмысленным, все могло случиться. Но Малика

встреча в другом месте не устраивала.

Я выступил на заседании Совета Безопасности».

Во время выступления Иржи Гаек не выдержал напряжения; на трибуне

он плакал и с трудом брал себя в руки, чтобы закончить речь.

«После моей речи поднялся Малик; не глядя в мою сторону, стал читать

заготовленный текст снова о “братской помощи”. На галерее для гостей и

журналистов громко смеялись. Мне было за него неловко. После заседания

Совета Безопасности встречаться со мной Малику расхотелось.

В Нью-Йорк пришла телефонограмма: Свобода и другие члены чехосло-

вацкой делегации в Москве не одобряют мое выступление; мне предписано

возвращаться в Прагу».

Иржи Гаек знал, на что шел, но не предвидел масштаба последствий.

При массовых чистках в партии в марте 1970 года его, ветерана антифашист-

ской борьбы, исключат из КПЧ, лишат звания члена-корреспондента Акаде-

мии наук; он станет на родине изгоем. Ему назначат небольшую пенсию как

узнику гитлеровских застенков, он будет кое-как перебиваться с женой Ма-

рией и сыном. Абсурд, придуманный проклятой жизнью: выходит, спасибо

фашистам, когда-то бросившим в тюрьму, иначе теперь пропал бы. Иногда

ему удавалось переводить чужие работы, анонимно их публиковать. «За мо-

им домом велось наблюдение, по пятам ходили сотрудники госбезопасности.

Мария не выдержала, в 1989 году мы с сыном похоронили ее».

Мария совсем немного не дожила до новых времен, когда Гаеку вернули

ученые степени и звания, в том числе профессора Карлова университета

(1990). Но силы у него уже были не те. Одинокий, он ходит по улицам ссуту-

лившись, не поднимая головы, глядя под ноги, чтобы не оступиться в оче-

редной раз.

Осенью 1989 года, перебирая на редакционном столе читательскую по-

чту, отклики на опубликованные в газете беседы с политиком Мазуровым,

генералом Павловским, десантником Нефедовым, вскрыв очередной кон-

верт, я не поверил глазам: пишет Иржи Гаек из Праги. «…Хотел бы не только

от себя, но и от имени многих своих товарищей высказать признательность

за беседу с ефрейтором В.Нефедовым, из которой ясно, что честные совет-

ские люди, даже участвуя по приказу в военном вторжении в Чехословакию,

сумели сохранить как здоровое осознание реальности, так и человеческое

отношение к народу оккупированной страны, уважение к его достоинству.

Бывший солдат нашел мужество сказать правду о том трагическом событии,

которое вызвало самое глубокое отчуждение между народами наших стран

за все столетия…» 21

Поводом для письма было несогласие бывшего министра Гаека с Мазу-

ровым в трактовке отдельных моментов истории. Причиной ввода войск,

настаивал автор письма, «была не наша внешняя политика или международ-

ная ситуация; целью было – сорвать реформы, которые в своей концепции и

отдельных чертах во многом напоминали то, что у вас сейчас осуществляет-

ся как перестройка». На оценке тех событий, продолжал он, лежит тяжелая

тень 21 августа, она теперь мешает чехам говорить правду. «Эту тень бросил

не чехословацкий народ. И озарить ее светом истины могут лишь те, чьи

предшественники бросили тогда эту тень. Солдат В.Нефедов, и это ваша за-

слуга, показал, что возможны и необходимы дальнейшие шаги» 22.

Пять месяцев спустя я оказался в Праге.

На этот раз моим спутником был Ян Петранек, неистовый чешский ре-

портер. В шестидесятых годах он представлял в Москве чехословацкое ра-

дио, исколесил Советский Союз и был одним из очень немногих журнали-

стов, кто предсказывал вторжение. «Пять лет жизни в СССР достаточно для

понимания, что можно ожидать» – объяснит он потом. А 21 августа, переда-

вая в эфир экстренное сообщение, репортер взял гитару и запел известную в

свое время песню «Товарищ Сталин, вы большой ученый…» – крик души со-

ветского заключенного откуда-то из северной тайги. Горечь и ирония песни

были близки чехословацкому восприятию внезапных событий. Пропев по-

следнюю строку: «Вчера похоронили двух марксистов, которые тут были ни

при чем», Ян прокричал в микрофон: «Я тоже со своей страной ни при чем!»

23

В годы «нормализации» весельчака и балагура Яна, любимца радио-

слушателей, выставят из редакции; он нигде не найдет работы. Придет на

кладбище, будет готов копать могилы, но и этого ему не доверят. С трудом

возьмут кочегаром в котельную на шинный завод «Мишлен». На это вредное

производство работать никто не шел, принимали даже преступников. В ко-

тельной Петранек проведет восемнадцать лет; с ним рядом будут бросать в

топку уголь выгнанные со службы профессора философии, социологии, ис-

тории – все из чехословацкой Академии наук. В ХХ столетии в мире не будет

другой такой просвещенной котельной.

Февральским утром 1990 года мы с Яном шагаем в чехословацкий Ин-

ститут государства и права; там нас ждет Иржи Гаек, уже с возвращенными