Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл

• Название: Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл
• Автор: Л.И.Шинкарев
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2016

---

Из записки министра охраны общественного порядка Н.Щелокова от 26

августа 1968 года:

«25 августа в 12 часов в лифтовом холле главного здания МГУ Карасев В.И., 1944

года рождения, окончивший в 1967 году физический факультет университета, призывал

студентов подписать обращение к Советскому правительству с требованием немедлен-

ного вывода советских войск из Чехословакии. Под обращением, написанным от руки,

было поставлено четыре подписи, включая подпись Карасева и находившегося с ним его

знакомого. Карасев гражданами был задержан и доставлен в милицию для обследова-

ния. 25 августа в 14 часов 15 минут жительница поселка Беляево-Богородское Сорокина в

своем почтовом ящике обнаружила листовку, написанную от руки, с текстом: “Руки прочь

от Чехословакии! Граждане СССР, что плохого сделали вам чехи? Советские войска неза-

конно вступили в ЧССР, их не звали ни партия, ни правительство, ни народ, только кучка

анонимных частных лиц. Арестовано законное правительство. Есть жертвы. Не дайте

свершиться несправедливости!”».

«25 августа в 1 час в гор. Одессе на стенах домов на улицах Ленина, Ки-

рова, Воровского и Карла Маркса обнаружены пять надписей краской: “Вон

интервентов из Чехословакии!”.

25 августа в 8 часов в гор. Красный Луч Луганской области обнаружены

четыре листовки, наклеенные на дверях зданий горкома Компартии Украи-

ны, Дворца культуры им. Ленина, городской типографии и на памятнике

С.М.Кирову: “Да здравствует Дубчек”. Текст листовок выполнен чернилами.

25 августа в 20 часов на Красной площади находившийся в нетрезвом

состоянии Токарев, ранее судимый, без определенных занятий и места жи-

тельства, во время смены караула перелез через цепь ограды к Мавзолею и

выкрикивал лозунги антисоветского содержания.

…Органы и подразделения охраны общественного порядка страны

находятся в состоянии повышенной боевой готовности» 11.

Невероятная изворотливость требовалась от высших чиновников, что-

бы демонстрировать свою осведомленность, скрывая бессилие перед ситуа-

цией, утешая Кремль как бы ничтожностью, разрозненностью, необязатель-

ностью протестов. Прежде, чем попасть в сводки, протесты тщательно про-

палывали, не давая возможности обнаружить фактические масштабы проте-

ста.

Массовое несогласие с происходящим остро чувствовали в редакциях

газет. Осенью 1968 года главный редактор «Литературной газеты»

А.Чаковский направил властям обзор писем, как он писал, «враждебного ха-

рактера», полученных редакцией в октябре-ноябре, когда газета усилила

нападки на активистов Пражской весны, на чехословацкую интеллигенцию.

Авторы этих писем, торопилась откреститься газета, «придерживаются

взглядов, чуждых нашей идеологии, навеянных, видимо, зарубежной пропа-

гандой».

Из читательских писем:

«…Эту статью нельзя читать без возмущения. Ваши крокодиловы слезы

не могут никого обмануть. Неужели вы в самом деле думаете, что девяносто

коммунистических партий мира, осудивших вторжение войск Варшавского

договора в Чехословакию, ничего не понимают и не могут правильно оце-

нить происходящие явления?

Вы ратуете за мир, в котором люди должны жить в наручниках и с зам-

ками на губах.

И правы бывшие чехословацкие и французские друзья, приславшие вам

свои возмущения. Теперь у вас не будет искренних друзей и не может быть.

Вы находитесь в Москве, а они у себя дома, и они видят безрассудность и

авантюризм политики, которая привела мир к рубежу всеобщей войны».

(Таллин, В.Эйхвальд).

«Очень жаль, что газета по примеру “Правды” распространяет вымыслы

и ложь, защищает оккупацию братской страны и не сообщает о реакции ми-

ровой (в том числе коммунистической) общественной мысли на этот позор-

ный шаг». (Анонимное письмо из Риги).

«Ваш “Журналист” сильно много брешет в статье про Ганзелку. Не зна-

ем, кто на самом деле Ганзелка – миллионер или коммунист, но выходит, что

то, о чем он пишет, все было, а что пишет “Журналист”, то неправда. Он ду-

мает, что читатель дурак неграмотный, ничего не знает, ничего не помнит.

Знают и те, кого еще не было в 1930-х годах, и их дети школьники уже

знают, что тогда было, сколько трудящихся людей и крестьян с голоду умер-

ло. Как у них все отнимали и не выпускали из деревень в город и как они,

пухлые и мертвые, под забором лежали, и как их милиция обратно выгоняла,

а партия всем тем командовала. И как партия со Сталиным потом специали-

стов своих уничтожала, остались одни прихвостни, которые и 1941 год про-

зевали и немцам больше, чем своим, верили. И из-за них в войну много лиш-

него народу погибло. Знаем, как колхозы разоряли. Знаем, что Ленину в цар-

ской ссылке было легче, чем своим же у своих. Думаете, если газеты не писа-

ли об этом, то народ и не говорит между собой ни о чем? Народ уже давно то

самое думает, что чехословаки говорят про нашу партию». (Киев, Селиванов).

«Провокационную статью самое лучшее подписать “Журналист”, а ина-

че ни один честный человек не подаст руки. Все мы очень давно и хорошо

знаем и Ганзелку, и Зикмунда, и Когоута, и никакие злобные статьи и ника-

кая клевета на нас не воздействуют, а вы не пишете, а шипите, “яко змий”, и

злобная слюна долетает аж до Праги. И никакая злобная клевета не изгладит

прекрасного впечатления о Ганзелке и Зикмунде, как о хороших патриотах, о

прекрасном таланте писателей и чудесных сердечных людях. И никакие ло-

зунги и никакая агитация не поможет, чтоб чехи питали “дружеские чувства”

к агрессорам и оккупантам из Советов. Вас туда никто не звал, и никому не

нужны ваши “дружеские чувства”. Приведите в порядок вашу нищую и гряз-

ную отсталую страну. Единственно, чему научились, – пускать мыльные пу-

зыри в небо и бросать в космос миллиарды. . А хорошо написал Ганзелка, и

никакая клевета вам не поможет, мы на стороне чехов. Оккупанты, убирай-

тесь с нашей земли». (Киев, Пынтак и др.) 12.

Перечитываешь, пытаешься представить авторов – и осторожных, из-

бегающих называть себя, и не намеренных прятаться. Вряд ли они догады-

вались, что главный редактор газеты – писатель! – не спросив их согласия,

эти их доверительные письма в газету перешлет в ЦК КПСС, оттуда их

направят в Комитет государственной безопасности, а уж там «контру»

найдут, достанут из-под земли.

Другое дело Мстислав Ростропович. На следующий день после ввода

войск в Прагу великий виолончелист перед переполненным залом демон-

стративно исполнит с оркестром концерт Дворжака и, как напишут газеты,

уйдет со сцены со слезами на глазах. Но это будет в Лондоне.

У советской интеллигенции, у причислявших себя к ней, отношение к

чехословацким событиям было разным. К одним в очередной раз пришло

чувство брезгливости, стыда, нежелания иметь с этой акцией, с затеявшими

ее, ничего общего; даже высказываться по этому поводу казалось унизи-

тельным. Когда Василий Аксенов и Евгений Евтушенко услышали о вторже-

нии, отдыхая в Коктебеле, оба крепко выпили в поселковой столовой и пла-

кали, как будет вспоминать поэт, один слезами ненависти, другой слезами

обманутого идеалиста; а потом первый, посылая кому-то проклятия, обви-

няя по дороге всех встречных в рабской психологии, пойдет в гостиницу

спать, а второй поспешит на почту дать телеграммы с протестом в Москву, на

имя Брежнева и в чехословацкое посольство с моральной поддержкой. Раз-

ность реакции зависела не от оценки события, тут не было двух мнений, а от

веры или неверия в способность властей прислушаться.

В подобной ситуации в 1939 году, когда Чехословакию захватила Гер-

мания, жившая в Праге в эмиграции Марина Цветаева обращалась к соседу-

завоевателю: «Полкарты прикарманила / астральная душа! / Встарь – сказ-

ками туманила, / днесь – танками пошла. / Пред чешскою крестьянкою / – не

опускаешь вежд, / прокатываясь танками / по ржи ее надежд?» Три десятка

лет спустя, когда другие, советские, танки, превосходящие численностью и

боевой мощью те германские, тоже оказались «пред горестью безмерною сей

маленькой страны», исторгнуть из своей души совестливые строки, по нрав-

ственному звучанию близкие цветаевским, русская литература не смогла. За

собратьев, на время оцепеневших, ставших бессловесными, первым подал

голос Евгений Евтушенко. Стихи «Танки идут по Праге» ходили в списках по

рукам, но опубликовать их, быть услышанным, поэту удалось только через

тридцать лет (1989).

В КГБ СССР представляли, какие щемящие строки приходят на ум писа-