Иван Бойко - Смотрю, слушаю...

• Название: Смотрю, слушаю...
• Автор: Иван Бойко
• Издательство: Краснодарское книжное издательство
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1978

В книгу Ивана Бойко вошли разножанровые произведения — повесть, рассказы, лирические миниатюры. Но объединяет их главная тема — проблемы нравственности. Много внимания писатель уделяет вопросам верности родине, жизненной справедливости, товарищеской чуткости.

---

Да разве за ними угонишься, за строителями?.. И вообще разве угонишься за жизнью?..

Едешь на работу, видишь: фундамент заложили где-нибудь на пустыре. Едешь с работы, глядь: дом стоит! Многоэтажный. Глазастый. Да еще и разрисованный: голубь в руке во всю стену… А через неделю-две — улица на пустыре!

Уезжаешь в командировку, видишь домишки, старые, за заборами. Возвращаешься — что за чудо? — вместо тех домишек — пятиэтажные, девятиэтажные… Даже заблудишься, добираясь домой!

На столе у меня — смотреть нечего, а новый дом, напротив нашего, заселяется… Такая тоска и такая радость — слезы душат!.. Но что это?.. Никак вселяются и мои знакомые строители?..

Опрометью сбегаю вниз. Так и есть: та каменщица и тот бригадир!..

— Поженились?

— А как же? Разве можно упускать таких девчат? — смеется парень. — А вы?

— Да разве за вами угонишься!

…Как бы мне хотелось вот так, как строители, делать людям доброе! И так же быстро и счастливо!..

Бабушка

Худенькая, высохшая вся, одни мощи. А встает чуть свет — еще все спят — и весь день на ногах: перемоет полы, на стол приготовит, тюкает до заката в огороде сточенной до держака тяпкой, под которую лезут нахальные хохлатки…

— Отдохнули бы, мама.

— Отдохну… Скоро вволюшку отдохну…

А как любит цветы, особенно розы! Насадила их в палисаднике, во дворе, на улице. И каждый день поливает.

— Зачем столько, бабушка?

— Для вас все. Будете радоваться.

Заботится, чтоб молодые были нарядными. Не дай бог кто выйдет на улицу в неглаженом!.. А сама ходит в старом-престаром. И не замечает.

— Вы бы переоделись, будут гости.

— Да вы сами встречайте. У меня вон сколько дел. Управиться надо.

И проколотится допоздна, до самых петухов. Не присядет, не поест как следует, все на ходу. Чем только душа держится!

И ночью не спит — скрипит что-то над тетрадкой.

— Что вы пишете, бабушка?

— Песни, какие знаю. Будут вам после меня.

Поговорили

Снежок легкий, весенний. Так и тает под ногами.

— Хозяйка! Хозяюшка! Ты дома?.. — И стучит кнутовищем в калитку, томится.

— Дома, дома, — из хаты, из-за окон с резными ставнями. Вышла, вытирая руки о подол. Вспыхнула, увидев: — А, вон оно кто! — И поклонилась насмешливо. — Каким ветром занесло?

— Поговорить пришел.

— Потоптал траву — не поднимется. Сорвал розу — не притулится. Нечего говорить, все кончилось. Иди со двора, чтобы и люди не говорили.

И повернулась к дверям, оправив юбку.

— Подожди, милая. Не спроста пришел.

— Ну, что тебе? — нерешительно. — Не тяни. Время дорого.

— У тебя мужа нет. У меня жены нет.

— Вон о чем запел! — усмехнулась.

Потупился:

— Как вспомню, какая ты была. Не успею подумать о молотке, ты уже принесла.

С грустинкой:

— Была.

— Приду утром забрызганный и замызганный. А ты мне, дураку, вычистишь все и выгладишь. И на стол приготовишь. А я и не знал, не спрашивал, откуда что…

Вздохнув радостно:

— В пустой след не жалей. Было б тогда жалеть…

— Не жалею, ценю…

— Ишь, вспомнил! — засмеялась. — А тогда скрылся и думать забыл.

— Конь на четырех ногах, а спотыкается.

— Что ж с той не живешь?

— Знал бы, где упасть, так соломку бы подстелил. Забудем плохое…

— Давно забыла, — усмехнулась опять.

— Трудно одной.

— Ничего. Кусок в золу обмочу, зато сладко проглочу. А тебя и знать не хочу.

Пригорюнился.

— А мужа-то нет…

— Не твоя забота. — И опять поклонилась. Но уже не насмешливо.

— Так? Так, значит? — затряс калитку. — Ни мне, ни другим не достанешься!..

— Я пойду, а ты вслед погляди. — И пошла в хату, не оглядываясь.

Снежок легкий, весенний. Так и тает под ногами.

Багульник

Вячеславу Кузнецову

За никелированной спинкой кровати серело окно. На заледеневшие стекла снизу набегала снежная пыль, которая закрывала сопки, исполосованные гусеницами танков. Сопки — как кружево. Они тянутся по всей границе…

Ты возник словно из метели. Распахнув больничный халат, достал из-за борта шинели пучок веточек…

— Это багульник. Задели танком… — И поставил их в баночку с водой.

Сквозь воду и стекло с тоненьких прутьев проглядывали ссадины — следы гусениц… Наплывало что-то из прошлого: вытянувшаяся цепь зеленых сигнальных фонарей танков, букеты пламени, расцветавшие на сопках при пушечных ударах, снежная лощина с бродящими отсветами, неожиданно открывшаяся пасть воронки… Мне надо было предупредить механика. Я нагнулся, чтобы перейти на внутреннюю связь, и щека моя припаялась к броне…

Был уже другой день. Ты опять появился и переменил воду в баночке.

— Во всем свои законы, — сказал.

На фоне окна тот букет рисовался решеткой. Мне хотелось, чтобы его выбросили, но не было сил попросить…

А веточки постепенно наливались светом. Они как бы таили в себе искры.

Искры чудились мне кругом: на стенах, на скатерти, в воздухе, во мне самом.

А ты выходил словно из метели. Менял воду. Говорил:

— Жизнь не должна умереть.

Однажды я очнулся от ощущения света. На миг показалось, что в комнате солнце. Потом увидел на столе букет бледно-розовых цветов, излучавших яркий, радостный свет. Я не сразу догадался, что это багульник, а когда понял, приподнялся — первый раз за время болезни! — и… радостно заплакал.

Где-то взвывали не то моторы, не то провода. А ты, в халате, под которым обозначались погоны, стоял и улыбался — простой, добрый-добрый.

… Идут годы. Бывают метели. Все бывает… Но с тех пор меня не покидает весеннее чувство.

— Спасибо тебе, друг и брат.

1957 Богатыри

Из газеты, говорите? Здравствуйте, гостям мы всегда рады. Корнев я. Чабан Иван Корнев. Степняк. Как и Мишка, брат мой, и Федя Котельский. Втроем мы в степи, как три богатыря. И Эльбрус с нами. Поднимемся в гору — он, в сияющем шлеме, подмигивает, веселится. А между нами среди ковылей и полыни ищет отара типчак да донник. А над нами орлы. Дух захватывает. Вроде бы и впрямь богатыри мы…

Подумайте: тысяча овец в отаре. С каждой настригаем шерсти на три костюма да с ярочек по костюму. Выходит, что втроем мы всю станицу одеваем.

Душно, говорите? Душно. И овцы притомились. Теснятся как! Всегда они теснятся, как начнется жара. А мы лучшие пастбища отыскиваем. Забираемся далеко. За двадцать лет чабанства степь изучил. Все тропинки знаю.

Вспотели вы с непривычки. Парит! Дождь будет. Нужно поближе к кошаре держаться. Я вчера еще почуял — дождь будет: спасу нет, как крутило ногу. Ее, родимую, в Восточной Силезии, на реке Нессе, в сорок четвертом прихватило осколком. А Мишка, брат мой, так уже неделю о непогоде толкует. У него с войны обеих рук нет. Герлыгу на привязи носит. А смеется: теперь, говорит, вроде барометра я. Он у нас такой: все шутит…

А степь, глядите, позолотилась от марева. Точно, будет дождь.

Миша! Слышь! На солнце заворачивай. На солнце! На кош двинем. Вот так.

А красотища-то какая! Вон как чабан вырисовывается на солнце. Это Михаил. Точно скала у моря. Спины овец — как волны. Шерсть огнем отливает. О золотом руне слышали? Сказочка! А золотое руно — вот оно…

Дождь пройдет, трава будет. В выгоревшей степи ни шерсти, ни мяса от овец не возьмешь. Стоит ей день перебиться в голоде, как шерсть будет сечься. Нежное это создание, овца. Так и смотри за ней, так и смотри, как за ребенком. Чтобы, значит, была и накормлена и напоена.

Как-то весной случилась буря. Памятный это год. Со Ставропольщины землю несло. Горы переворачивало. Все замело. Катавалы, думаете, отчего? Ветры понаделали. Как подули ветры, ни травинки, ни росинки в степи не найти. Кормов не было. Ни привезти, ни принести. Вот-вот овцы падать начнут. Что делать? Давай, говорю, отару в лес, к Зеленчуку, отгоним. Пусть хоть веточками побалуются. Погнали. Земля в воздухе кружится, точно ночь перед глазами, а мы гоним. И что вы думаете? Спасли отару. В других хозяйствах падеж был, а у нас ничего…

Так вот втроем мы тут, в степи… Людей, считай, только издали видим. Во-он внизу, за Урупом, например. В квадратах лесополос, как пчелы в сотах. Не видите? Смотрите, куда герлыгой показываю. Точки. Это ж люди. Бывает, задыхаешься от жары. А как глянешь на них — работают, откуда и силы берутся…

Эй, Миша! Низом держись! Низом. В балке трава получше. Вот так…

О чем это мы? О начальстве? Ничего начальство. Как и положено, поднимает хозяйство. И нас не забывает.

Только у нас разногласия. Мы в передовиках ходим. Федя, Миша и я. Одно нас солнце жжет. Один нас дождь мочит. Одинаково стараемся. А на доску Почета только меня, как старшего чабана. Премии — мне лучшие, им хужие. Обидно даже. Поломал я это. Заявился к секретарю райкома и поломал. Теперь все трое на доске Почета. И премии всегда всем одинаковые.