Иван Бойко - Смотрю, слушаю...

• Название: Смотрю, слушаю...
• Автор: Иван Бойко
• Издательство: Краснодарское книжное издательство
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1978

В книгу Ивана Бойко вошли разножанровые произведения — повесть, рассказы, лирические миниатюры. Но объединяет их главная тема — проблемы нравственности. Много внимания писатель уделяет вопросам верности родине, жизненной справедливости, товарищеской чуткости.

---

— Да как же мы теперь? Иван Иванович!

— Да вот об этом и я думаю.

— Нет, нельзя этого допустить! Оставайтесь, Иван Иванович! Да и зачем вам пенсия? Какая она у вас будет? У вас же ставка…

— Об этом я и сам думаю, дорогие мои.

— Ну вот! А мы вам оклад повысим! Выкроим из резервов!

— Жалко мне вас, люблю всех, дорогие мои. Но хочу над своей, темой поработать хоть теперь…

Железная роща

Неподалеку от города, за пшеничным полем, возле реки, зеленеет роща…

В ней колхозники отдыхают в жару, пионеры каждое лето разбивают лагеря.

Из города она кажется островком в разливе хлебов — так и манит к себе… Вблизи напоминает взявшихся за руки калек, покрытых маскировочной сетью… Стволы деревьев кривы, сучкасты, переплетены колючей проволокой, местами врезавшейся до сердцевины… Это — бывшая заградительная линия фронта…

Зимой черные голые деревья вовсе кажутся «из металла войны», и думаешь, погибнут уже. Но весной опять буйно зеленеет и радуется солнцу «железная роща».

1957 Катальпы

У общежития стоят катальпы.

Каждую весну, когда студенты сдают экзамены, они расцветают и цветут так, что ночью освещают улицу.

От них и в комнате светло по ночам. Кажется, что в раскрытые окна тянутся руки с искрящимися букетами и доносятся недосказанные слова; точно новое платье, шумит листва.

Цветут деревья до конца экзаменов. И с каждым днем становятся все ярче. Такими и запоминаются навсегда…

Сажали их еще до войны. Сажали студенты, многие из которых лежат где-то в чужих краях…

1958 Хоть штаны продавай

Есть у меня приятель. Занимается пчелами. Встретишь его:

— Есть медок? Есть чем угостить?

— Какой там медок! Хоть штаны продавай! — вздохнет. — Сам знаешь, холодный ветер был, когда акация цвела. Пошли подсолнухи — суховей начался. Не было медосбора, ничего не взял в этом году…

— А в прошлом?..

— В прошлом — было. Немного, но было. В прошлом, считай, с одной гречихи по два пуда собрал.

Встретишь на следующий год:

— Ну как медок? Есть что-нибудь?

— И не спрашивай! Заморозки были, сам знаешь. Потом дожди зарядили, не летала пчела. Ничего нет, хоть штаны продавай.

— А в прошлом?..

— В прошлом — было. Немного, но было. В прошлом, считай, только с подсолнухов пудов десять взял…

Охота пуще неволи…

Понедельник.

— Поближе, товарищи, поближе. Рассаживайтесь смелее…

Голос грустный, усталый. Чуть заметна виноватая улыбка. Но по мере того как спадает напряженность собравшихся, улыбка пробивается ярче. А голос еще грустней:

— Ну, как провели выходной, товарищи?

— Ой, Семен Николаевич, и не спрашивайте! — говорит кто-нибудь. — Хуже некуда!..

— Значит, не были на охоте?

— Нет, Семен Николаевич. Не были.

— И я не был, — вздохнет Семен Николаевич. — Места себе не находил целый день. Жалел, что не поехал на охоту. И Георгий Петрович скучал со мной!.. Ну, а Тишин? Опять охотился, Тишин?

— Охотился, Семен Николаевич. Косого принес.

— Рад за тебя, Тишин. Хоть ты провел выходной как следует.

— Я только и держусь прогулками. У меня же легкие, вы знаете. Ходить полезно…

— Знаю, Тишин, знаю. И ты извини, что загрузил тебя в субботу.

— Да что там… Сделал, чего ж?..

— Молодец, Тишин, ей-бо, молодец! Ну, товарищи, чтобы завтра описки были. Всех записывайте, кто пожелает. Надо поохотиться, пока снежок. Нельзя выходные переводить. Выедем коллективно. Теперь уж обязательно. Нина Ивановна…

— Я слушаю.

— Закажите автобус на воскресенье. Утречком выедем, по морозцу. Побольше автобус.

— Хорошо, Семен Николаевич. Закажу.

— Нужно размяться, товарищи, а то уж одышка. Вон и Дроздов отяжелел. Нужно всем походить. И вы запишитесь, Нина Ивановна. Чайку нам приготовите. Ух и чаек же на свежем воздухе!..

— Я всегда записываюсь, Семен Николаевич.

— Вот и хорошо. Едем. Коллективно едем!

И весь день ходит по кабинетам, смущает подчиненных необычной жизнерадостностью:

— Ах, пройтись по снежку с ружьецом! Подышать морозным воздухом! Люблю поохотиться, товарищи, а приходилось маловато… Крутился как белка в колесе. Начальник на одиннадцать часов ночи назначит совещание — просидим до пяти, а к восьми на работу… Вот и поохоться! Нужно хоть сейчас душу отвести… И вы, товарищи, все записывайтесь, автобусом выедем…

Вторник.

— Со списками, Семен Николаевич.

— А, давайте. Молодцы, помните. Ну-ка, ну-ка, посмотрим. О, сколько желающих! Нина Ивановна, сделайте заявочку еще на один автобус.

— На воскресенье?

— Да, да, на воскресенье… О, и Сиркин записался! Нужно, нужно ему поразвлечься. С семьей не ладится у человека, пусть отдохнет… И Кубышкнн! Видно, надоела «Волга», решил ружьишком побаловаться. Чудесно, всех в лес потянуло!..

Среда.

Кто-нибудь робко, как бы вскользь:

— Так поедем, Семен Николаевич?

— А как же! Обязательно поедем! Только вот я о Кубышкине думаю… Откуда у него «Волга»?

— Так он же премию за изобретение получил.

— Ясно. А Сиркин? Что там у него с семьей?

— Жена у него, Семен Николаевич, привыкла роскошничать. А сейчас вы его в должности понизили…

— А, понимаю. Ох эти жены!.. Да и Сиркин, конечно, виноват. Работал бы потихонечку, так нет же… Стыдно думать! Он еще не бросил этого?..

— Что-то пишет.

— Что ж такое?..

— Мне он читал немного.

— Ну, ну, Тишин?..

— Об аппарате. Вроде как о нас.

— Ну и как? Получается?

— Здорово получается. Как у Крылова.

Молчат. Смотрят в папки.

— А он случайно не пьет?

— Кто его знает? На работе не видно.

— Да… почему ж он тогда пишет?.. Ну ладно… Готовьтесь. В воскресенье двинем.

Четверг.

— Значит, едем, Семен Николаевич?

— Какой может быть разговор?.. Только вот думаю, как с Кубышкиным поступить. Пусть, наверное, возится со своей машиной. Да и с Сиркиным как быть? Не может наладить семью! Подумаешь, оклад понизили! Теперь, выходит, семье распадаться? Нет, брат, нас не так бросали то вверх, то вниз, и ничего, не разбежались. А тут… Нет, с Сиркиным что-то не то. Пьет, наверное… И все из-за своей писанины, отличиться хочет, мол, не такой, как все, в Гоголи полез… Нет, товарищи, пусть Сиркин посидит дома. Кто его знает, что он может выкинуть, этот Сиркин… Еще придется отчитываться за него… А вообще, товарищи, некогда мне сегодня. Уйма дел, звонить вон надо…

Уже в конце дня Тищин интересуется:

— Как с охотой, Семен Николаевич?

— Да прямо и не знаю… Я-то ничего. А вот жена у меня что-то прихворнула… И Георгий Петрович обещался быть… Да вы собирайтесь. Если я и не смогу, так сами поезжайте. Ох, устал я, товарищи, некогда мне с вами разговаривать…

И, наконец, пятница.

Не поднимая глаз от стола, заставленного телефонами:

— Не получается у меня с охотой, товарищи, не могу. Георгий Петрович будет… И с женой плохо… Да я и сам что-то не очень… Отпадает охота, товарищи… Да и вам не советую, похоже, что и снег растает…

— Да, похоже на то, — кто-нибудь.

— Значит, и вы не поедете?

— Нет, не едем.

— Ну, а Тишин? Опять пойдешь, Тишин?

— Пойду. Вы же знаете, я только и держусь прогулками.

— Да, да… Понимаю… Ну, вот тебе папочка. Ответь.

— Ого-го-го! Вряд ли я сегодня успею.

— Не будь таким, как Сиркин. Это Сиркин отговаривается из-за своей писанины.

— Но здесь на два дня работы.

— Ничего, Тишин, управишься. Нас не так загружали. А ты еще и на охоту ходишь…

В пути

— Как проехать на Веселый?

— На Веселый? Тррр… Стой, не чешись. Значит, на Веселый?

— На Веселый.

— Знаю этот хутор. Веселый, что называется. Девчата там что надо. И парни на ходу подметки рвут. Не раз там бывал, знаю. Дайте закурить.

— Так как проехать туда?

— Прямо нельзя, это точно знаю. Лес такой, что ни пройти, ни проехать. Все — дубы да боярышник. И ожина. Переплелось страсть. Уже сколько годов туда путь закрыт…

— А если правее принять?

— Правее никак нельзя. Уруп, слышите, шумит. Разлился — ни ходу, ни броду. А и удастся переправиться, то куда попадете?.. На Тенгинскую. Это станица такая. Там Тенгинский полк стоял. Туда еще Лермонтов приезжал. Это было, кажись…

— А левее?

— Левее и вовсе нельзя — горы. Там не то что машиной, пеше не проберешься. Голову кладу. А и проберетесь, то куда попадете? В Передовую. Там наша передовая была. Это было…

— Так как же на Веселый проехать?

— А вот теперь сами судите. Н-но!..