Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

• Название: Рыцарь Шато д’Ор
• Автор: Леонид Влодавец
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-474-4

Эпоха крестовых походов… После 20 лет битв граф Ульрих де Шато-д’Ор возвращается в замок своих предков. Однако его ожидает не отдых от трудов ратных, а упорная, жестокая и кровопролитная борьба за право владеть родовой вотчиной. Интриги и заговоры, тайны и загадки окружают Шато-д’Ор. Дуэли, стычки и сражения следуют одно за другим. Мечи и копья, стрелы и палицы, яды и кинжалы — все идет в дело. Но сквозь ложь и грязь, кровь и жестокость, предрассудки и мракобесие непобедимой силой прорастает Любовь, которая помогает одолеть негодяев.

---

— Ба! — вскричал Марко. — Да тут и пленный!

— Ой, — усовестилась Марта, — это не пленный, батюшка… Это… Это жених мой…

Марко снял с коня Рене, который только тут и проснулся, развернул шкуры и под хохот всех присутствующих поставил на ноги своего будущего зятя, совершенно голого.

— Ну девка! — засмеялись латники. — Этак и на войну никто из мужиков не пойдет, боятся будут, что к бабе в плен попадут!

— На, милый, одежду, на! — засуетилась Марта, разыскивая среди мешков тот, куда положила одежду юноши…

— Хлипковатого ты себе подобрала, — проворчал Марко, не зная, сердиться ему или радоваться. — Да и молод он, а тебе постарше себя нужно брать…

— Люб он мне! — отрезала Марта. — Мой он, и все!

— А… — махнул рукой Марко. — Бог с тобой!

Рене стоял, протирая глаза и поеживаясь от холода.

— Где я? — спросил он, машинально принимая из рук Марты рубаху и штаны.

— Дома, дома, милок! Вот это папаша наш, отец мой родной, Марко его зовут…

Рене, устрашенный звероподобным обликом будущего тестя, втянул голову в плечи. Кругом стояли люди со щитами, на которых красовался герб Шато-д’Оров, и бедняга решил, что его взяли в плен…

— Ладно, сынок, не бойся! — подбодрил его Марко, разглядывая юношу с высоты своего роста. — Одевай портки да скажи, какого ты роду-племени, как звать тебя?

— Рене, — представился юноша, подтягивая штаны.

— Вот как, Рене, значит… — Марко повернул юношу к свету и разглядел синяки и рассеченные губы. — А родом-то из-за реки будешь, герцогский?

— Герцогский, ваша милость, — подтвердил Рене. — Матушка у меня там.

— А земли есть?

— За службу отцову два моргена дано.

— Богато, — иронически произнес Марко. — Ну да мы и сами не древние. Ладно, ступайте покуда в хибару мою да спать ложитесь! Огюстин, проводи и сюда вернешься.

— Иди, иди, милок! — сказала Марта, подталкивая Рене. — Мне с батюшкой поговорить надо… После догоню…

— Чего тебе? — как можно строже спросил Марко. — Дело — так говори…

— Батюшка, виновата я, посеки меня! — отводя глаза, произнесла Марта.

— Чего тебя винить-то? Что, не спросясь, опять дурью маешься? Так дурь, она всегда в голове, через задницу не выстегаешь… Мне мальца жалко. Ну, как ему глаза колоть начнут, что ты шлюхой была? А? Да и мне как-то уж неудобно стало, ведь и я грешен, тебя пользовал… А то, может, в разгул пойдешь? Уж дознаюсь про то, не пеняй, доченька! Сечь тебя не буду, а голову снесу! Честь теперь у нас, понятно? Род наш кавалерским будет!

— Да я знаю, батюшка, — виновато пробормотала Марта. — А только не сомневайтесь вы, я честная буду, ей-богу! Благослови, а?

— Благословлю, благословлю уж! Ох, дитя беспутное, сиротиночка! Да и то верно, не блудом же нам с тобой жить, а кто тебя еще возьмет? Нашла себе милого, так и милуйся с ним… Ступай. Да по замку не болтайся, спать иди к нему, понятно?! Да живее, живее…

— Спасибо, спасибо, батюшка! — Марта упала на колени и принялась целовать руки отца. А Марко почесал в затылке и, усмехнувшись, пошел наблюдать, как разгружают приданое дочери.

ВОЗВРАЩЕНИЕ АНДРЕА

Мы покинули Андреа и бедного бортника Клауса в ситуации, которую можно было назвать не слишком приятной. После того, как латники герцога выпороли Клауса, он мог ходить лишь с великим трудом, лежать — только на животе, а сидеть не мог вовсе. Андреа, как мы помним, не пребывала в добром здравии. Оба они, обессилев от боли, с трудом добрались до постели и упали рядом…

— Девушка, — задыхаясь, прошептал Клаус, — ты живая?

— Живая, живая, — ответила Андреа, — только нога ноет, сил нету…

— Ох, и у меня нету! Печет, как кипятком ошпарено…

— Крепко тебе всыпали, я видала…

— А этого не ты стрелила? — Клаус указал на беднягу Марсиаля, который все еще валялся у входа в комнату… — О-о-ох! Печет… Мази бы сейчас… Есть у меня она, мазь-то, только дойти вот не смогу, наверно… Ноги не несут… Да и света нет, кресало в траве оставил…

— Кресало ты на столе забыл, здесь оно… — Андреа поднялась, на одной ноге допрыгала до стула, села и, пошарив по столу руками, нащупала и кресало, и трут, и масляную плошку… Почиркав то раненой, то здоровой рукой, она все же высекла огонь и зажгла плошку… Желтоватое чадное пламя осветило комнату.

— Вот и повеселее будет, — скрипя зубами, пробормотал Клаус. — Теперь бы мазь найти, да вот тебе дойти до нее не удастся…

— Скажи где, я найду! — сказала Андреа. — Я дойду, дойду!

— Попробуй уж, миленькая, не обессудь. На кухне, от двери в правом углу, стоит сундучок маленький, а в нем семь посудинок деревянных, а на них резаны римские цифры… Ведаешь их?

— Одна палка, две палки, три палки… Эти, что ли?

— Они самые, да вот боюсь… Шесть от четырех отличишь ли?

— Четыре — это уголок, — Андреа подняла пальцы, средний и указательный, — уголок и палочка… А вот справа или слева…

— Как от тебя смотреть — слева. Острие угла книзу, а палочка слева… Найдешь такой знак на крышке — неси сюда…

Андреа поднялась, наступила на раненую ногу, скривилась от боли, но утерпела и сделала шаг, потом другой… Держа плошку в руках, она кое-как доковыляла до двери. По лестнице идти было легче. Андреа держала плошку в раненой руке, а правой держалась за перила. Дойдя до кухни, она вдруг почувствовала, что нога уже и вовсе не болит, только чуть-чуть схватывает. Она осветила кухню, где Марсиаль в поисках съестного все перерыл. В углу, справа от двери, действительно стоял сундучок, окованный железными полосками. Открыв его, Андреа увидела в нем семь вырезанных из дерева посудинок. На крышках были вырезаны аккуратные римские цифры.

— Так, — под нос себе бормотала девушка, — одна палка, две палки, три палки… Эти не надобны. Это одна рогулька, ее тоже не надо… А вот это? Рогулька слева, а палка справа… А надо, чтоб рогулька справа, а палка слева… Вот эта!

Она почти без усилий поднялась наверх и, подойдя к Клаусу, показала ему крышку посудины.

— Это?

— Слава Богу! — выдохнул Клаус. — А то у меня там разное есть… Вот то, что под цифрой «шесть» было, то змеиный яд!

— Ох и безбожник же ты! — в сердцах брякнула Андреа. — Хоть и живешь ты монахом, во благости, а все же припекут тебя в аду, прости, Господи! Ядов понаделал… Да еще этим, заречным, показал!

— А не показал бы, так они тебя бы здесь нашли, — простонал Клаус, отдирая от тела присохшую рубаху и скидывая ее на пол. При свете плошки кровавые полосы, сочившиеся сукровицей, выглядели ужасно.

— Помоги-ка штаны снять, а?! — виновато попросил Клаус.

— Стыдно, — потупилась Андреа. — Неловко как-то…

— Ну я сам попробую… — Клаус приподнялся, но тотчас же со стоном упал на кровать.

Андреа тяжко вздохнула, затем осторожно стащила с Клауса штаны.

— Легкая у тебя рука, — похвалил Клаус, — небольно получилось. А теперь намажь меня, голубушка, будь добра…

Андреа принялась за дело. Она набрала на ладонь густую липкую мазь, от которой шел пряный запах меда и каких-то трав, и стала смазывать Клаусу спину, ягодицы, ляжки…

— Где рассечено, поболе клади, гуще мажь, — руководил Клаус. — Кожа от нее быстрее стянется да загладится… Вот так, так, хорошо… Я тебя тоже лекарем сделаю!

Андреа глядела на голого Клауса и чувствовала жалость к этому большому и сильному телу, так жестоко и безжалостно избитому, и вместе с тем она проникалась нежностью к этому мужчине. Ее руки, умевшие безжалостно рубить и посылать во врага стрелы, впервые столь нежно скользили по мужскому телу…

— Болит? — спросила она, закончив смазывать его раны и обтирая жирную от мази руку о рваную рубаху Клауса.

— Ничего, — сказал Клаус, — потерплю… Оно еще пожжет да перестанет… А пойдешь за меня замуж?

— Опять? — спросила Андреа, присаживаясь на кровать у его изголовья.

— Да я что, — поморщился Клаус, — я так… Не люб, значит…

«Ну чего это я? — думала Андреа. — Чего я его мучаю? Если б приставал, а то ведь по-хорошему зовет!»

— Ты ежели за яд на меня обиду держишь, так не держи… Не уйдут они, болото не пустит… Дураки они, леса не знают. Утопнут!..

— Дал бы Господь ночь потемнее, — подумала Андреа вслух.

— Людей жалко! — сказал Клаус. — Грубые они, злые, а все же люди. У них и мать у каждого есть, и детишки… А вот злые. Яд тот на стрелы мазать хотят, чтоб убить вернее…

— Таких и жалеть нечего, — сказала Андреа. — Гляди, как они тебя исполосовали!

— Ох, — простонал Клаус. — А вот как же с этим-то?

Он указал на труп Марсиаля.

— Сейчас, — сказала Андреа.

Она подошла к мертвецу, взяла его под мышки и, сцепив зубы от боли в раненой руке, поволокла к окну и бросила животом поперек подоконника. Затем она приподняла его ноги и сбросила в оконный проем, в темноту.