Александр Морозов - Счастливого пути! (сборник)

• Название: Счастливого пути! (сборник)
• Автор: Александр Морозов
• Издательство: Leo
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2016

Сборник фантастических и приключенческих рассказов автора из журнала «Техника — молодежи».

---

— У Артура замечательная жена. Замечательная… Он не стоит ее мизинца, — задумчиво сказал Флипс, не слушая Рихтера.

— Вы, кажется, серьезно думаете, что наш груз упал около дома вашего брата?

— Ерунда, мистер Флипс!

Вы отлично знаете, что даже для заражения небольшого района нужны эскадрильи.

А тут один несчастный самолет…

— …с грузом, которого хватило бы на целую эскадрилью! — закончил Флипс.

В этот момент из кабины боком вывалился Лоу:

— Ныряем! Всё…

Впрочем, это было понятно и без него. Самолет, все ниже и ниже кренясь носом, вдруг начал быстро поворачиваться вокруг своей продольной оси.

И последнее, что слышали в жизни, все находившиеся в машине, был бешеный вопль Бриджуэя…

Дом у дороги

— У Дженни болит голова, и высокая температура держится уже несколько дней, — сказала Мэри Стриклинг, входя в кабинет мужа. — Я хочу заглянуть в медицинский справочник. Он на твоей книжной полке.

Стриклинг перестал стучать на пишущей машинке и отдыхал, смотря, как тонкие пальцы жены привычно перелистывают пухлую, довольно истрепанную книгу.

— О, Мэри! Я частенько думаю, что в твоем лице Америка потеряла выдающегося терапевта. Почему ты не сделаешься врачом? Ты так любишь возиться с больными. А болезнь Дженни, по-моему, называется просто лень.

— Не шути! Дженни очень плохо. Вчера вечером я оставила ее совсем больной. Сейчас пойду посмотрю, как она провела ночь.

Мэри заложила обрывком бумаги найденную страницу и со справочником подмышкой вышла из комнаты. Стриклинг снова взялся за машинку. Сегодня он проснулся в шесть часов, и все утро ему работалось прекрасно. Роман об американских солдатах в Корее, на который у него был весьма выгодный договор с издательством «Приключение», быстро приближался к концу…

Пронзительный крик жены прозвучал, как неожиданный вопль сирены на корабле, в трюме которого вдруг вспыхнул пожар. Стриклинг буквально скатился по ступенькам лестницы в первый этаж. В распахнутую дверь он увидел Мэри, охватившую обеими руками голову и продолжавшую кричать. А на подушке кровати белело каменно-неподвижное лицо Дженни…

Стриклинг обнял жену за плечи и торопливо вывел ее на крыльцо.

— Приди в себя, Мэри… Ради бога, перестань так кричать! Тебе нельзя волноваться. Я съезжу за доктором Мирчелом. Может быть, еще что-нибудь можно сделать… Скорее дай ключ от гаража… Через двадцать минут мы будем здесь…

Осмотрев Дженни, доктор Мирчел, покачал головой.

— Мертвые открывают тайну своей болезни только ножу и микроскопу, мистер Стриклинг. Я напишу в свидетельстве — разрыв сердца. Чем иначе можно объяснить внезапную смерть молодой женщины, которую еще несколько дней назад видели веселой, полной сил?..

Вечером того же дня Стриклинг снова стучал на пишущей машинке. После его первой статьи о бактериологической войне ему немедленно заказали вторую на ту же тему.

«…Какая гуманная страна рискнет совершить чудовищное преступление — обрушить на людей те самые бактерии, с которыми столько времени борются лучшие умы человечества!» — писал Стриклинг. И вдруг он вспомнил своего брата Ричарда Флипса. Где сейчас Ричард? Делает в лаборатории — бомбы, рассеивающие заразу в воздухе, разлетающиеся при ударе о землю раскрывающиеся подобно бонбоньеркам? Летит куда-нибудь на самолете? Здорово платят, наверное, за такие дела!..

Стриклинг мечтательно смотрел на бледноголубые анемоны, собранные еще Дженни. Они стояли тогда на столике у ее кровати в фарфоровом высоком сосуде, с тонкой винтовой нарезкой на верхнем крае. Где нашла его Дженни? Стриклинг перенес букет вместе с сосудом к себе. Теперь бедной Дженни уже ничего не нужно…

На краю фарфорового цилиндра появились два маленьких черных насекомых.

Вздохнув, романист снова застучал по клавишам. А в это время из фарфорового цилиндра показались усики двух маленьких черных насекомых, тех, которые, как установил в свое время Рихтер, чуют человека на максимальном расстоянии. Согретые домашним теплом, они становились все бодрее и бодрее, оправляясь после долгого путешествия из Кэмп-Детрик…

МОРСКОЙ КОНЬ

На рассвете инженеру Иванову послышалось, что кто-то его позвал. Он вскочил с кровати и прислушался. Тишина. Только со второго этажа доносился шорох скользивших контактов автоматических электрических приборов. Иванов уже хотел лечь, но в этот миг звук повторился. Он походил на очень далекий, неясный призыв о помощи.

Торопливо одевшись, инженер выбежал из комнаты. Всходившее солнце окрасило золотом небо, море, скалу, на которой стояла лаборатория, и возвышавшуюся над обрывом круглую стальную башню. Звуки, разбудившие Иванова, шли оттуда.

Ага! Наконец-то заговорила!

Улыбаясь, Иванов быстро шагал по тропинке, протоптанной среди чахлых кустиков шалфея, мохнатые листья которых были унизаны сверкающими бусинками росы. Дойдя до обрыва, инженер остановился, прислушиваясь к странным, неразборчивым звукам — как будто в башне заключен глухонемой, всеми силами старающийся сообщить что-то очень важное, спешное.

Лаборатория на скале представляла собой один разросшийся прибор — механическое «ухо», день и ночь прислушивающееся к тому, что творится на море. Задачей установки было улавливать природный сигнал о приближении шторма и делать его слышным, громким.

Иванов прислонился плечом к автоматической сирене, от которой под землей был проведен в лабораторию кабель. Бормотанье механизма постепенно слилось в унылый, тревожащий сердце звук. Но для молодого инженера этот звук казался лучшей музыкой. В мечтах Иванов видел на берегах всех морей такие автоматы, предупреждающие рыбаков, что морю сейчас нельзя доверять.

«Идет шторм, — думал Иванов. — И, судя по звуку сигнала, очень сильный. Морскому коню придется сегодня здорово поплясать по волнам…».

Одинокую скалу, вздымающуюся над водой далеко от суши, когда- то давно назвали Морским конем за сходство с тем сказочным конем, который в бурю, весь в пене и травах, поднимается с глубокого дна, мчится по волнам и подхватывает тонущих моряков — отважных, настоящих моряков, и в последнюю минуту не проклинающих погубившее их море.

Акустическую лабораторию для исследования штормовых сигналов, посылаемых самим морем, построили на Морском коне потому, что сюда не доносились «шумы земли» — промышленные и транспортные, гул лесов и рек.

В хорошую погоду тут царствовала полная тишина, и даже чайки не нарушали ее своими резкими криками.

Сейчас вокруг Морского коня простиралась неподвижная водная гладь, и не верилось, что скоро она резко изменится. Но Иванов знал, что где-то далеко уже образовались волны и ветер, обдувая их, вызывает появление неслышных для человеческого слуха колебаний.

Обгоняя бурю, — даже ураган мчится примерно в 6 раз медленнее звука, — летят штормовые сигналы, словно невидимые буревестники… С тех пор как существуют моря и океаны, несутся над ними предупреждения, десять раз в секунду отбиваемые колоколом бури. Сколько человеческих жизней было бы спасено, сколько кораблей вернулось бы в свои гавани, если бы слух людей, начинающий улавливать звуковые колебания, совершающиеся не менее 16 раз в секунду, мог бы слышать шум надвигающегося шторма — удары «колокола бури», бьющего почти в 1,5 раза медленнее!..

Но даже после того, как голос шторма был открыт, для его изучения понадобились многие годы. Да и можно ли быть вполне уверенным, что работа уже закончена? В лаборатории Иванов в этом уже не сомневался, но здесь, лицом к лицу с морем, хранящим столько тайн, молодой инженер ощутил беспокойство. Вдруг он упустил что-нибудь важное?

«Надо еще раз проверить работу установки по отдельным звеньям», — решил Иванов, ускоряя шаги.

Четыре фасадных окна лаборатории были обращены к морю; вдоль противоположной стены тянулись ряды высоких стоек с аппаратурой. Здесь все как будто жило своей собственной жизнью. Вспыхивали и гасли разноцветные лампочки, медленно ползли вверх бумажные ленты самопишущих приборов, со щелканьем перескакивали цифры различных счетчиков. Самый аппарат, представляющий собой «ловушку» штормового сигнала, был основан на явлении резонанса и отличался большой простотой.

Главная трудность, стоявшая перед исследователями, заключалась в том, что местный ветер также создает колебания, почти не отличающиеся от сигналов идущего издалека шторма; их долго не удавалось отделить друг от друга.

Когда, наконец, была создана сложная система фильтров, позволившая надеяться, что она сможет отсеивать мешающие колебания, возникла новая задача: проверка и настройка всей аппаратуры оказались чрезвычайно кропотливым, утомительным даром.