Александр Морозов - Счастливого пути! (сборник)

• Название: Счастливого пути! (сборник)
• Автор: Александр Морозов
• Издательство: Leo
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2016

Сборник фантастических и приключенческих рассказов автора из журнала «Техника — молодежи».

---

На экспериментальный завод Иванов пришел прямо со студенческой скамьи, горя желанием строить новые, все более совершенные сельскохозяйственные машины, и на каждом шагу наталкивался он на затруднения, которые казались непреодолимыми. Кутров, словно мощный буксир, повлек Иванова вперед. Немногими, удивительно точно подобранными словами, эскизом, как будто так небрежно набросанным на первом попавшемся куске бумаги, старый инженер делал до смешного простым все то, что казалось Иванову сложным, запутанным. Благодаря помощи Кутрова Иванов быстро освоился с заводом, с его задачами.

Мысль о «вездеходном» картофельном комбайне зародилась у Иванова в прошлую дождливую осень, когда никакие машины не могли работать на вязком, насквозь пропитанном водой грунте. Необычные идеи были частыми гостями Иванова. Они кружили голову, но не выдерживали суровой трезвой проверки, производившейся Кутровым. Молодой инженер порою уже говорил себе: «Видно, нет у тебя крыльев, товарищ Иванов. Не найти тебе нехоженых дорог…». И когда пришла мысль о картофельном комбайне, Иванов торопливо прогнал ее: все равно ничего не получится. Но соблазнительное видение возвращалось и возвращалось: в осеннее ненастье, в дождь, вперед и вперед двигается по размытой водой земле комбайн инженера Иванова, не боящийся ничего, спасающий урожай. И однажды ночью, охваченный творческим порывом, Иванов примчался к Кутрову.

Всего ждал Иванов, излагая суть конструкции картофельного комбайна. Но когда он увидел, что у Кутрова дрогнули углы рта, что конструктор старается сдержать улыбку, юноша покраснел и замолчал. Если человек из жалости не хочет показать, что твои мысли вызывают у него только улыбку — это страшнее всего: страшнее открытой насмешки, упреков, сердитых слов. Дальше идти некуда.

— Ну дальше!

— Что же говорить еще… Вам смешно слушать.

— Нет, нет. Я только вспомнил кое-что смешное из своей молодости. Идея хороша. Я помогу вам…

Конструкция машины, о которой ночью рассказал Иванов, недаром вызвала улыбку у Кутрова: столько технически неверного было в рассуждениях молодого инженера. Но Кутров часто говорил, что настоящий инженер должен уметь воспользоваться малейшим зерном хорошей идеи и дать ему развиться полностью. Он сделал это и с идеей картофельного комбайна. Но необычность некоторых важнейших узлов машины смутила его. Кутров и Иванов попросили Смурова принять участие в разработке. А тот внес в дело свою стремительность, азартность, размах…

— Комбайн-амфибия, это, пожалуй, не снилось еще никому! — смеясь, говорил Смуров.

Инженеры долго обдумывали каждую деталь самоходного картофелеуборочного комбайна, который в трудном положении мог бы действовать словно сознательно: очищать в нужную минуту механизмы от грязи, развивать большие усилия в местах, где металл засасывала тяжелая, мокрая земля.

Лемехи машины, впиваясь в почву, подавали комья земли вместе с ботвой и клубнями на первый элеватор, по мере своих сил выбрасывавший весь ненужный груз. Дальше картофель проходил три камеры очистки и уже сухой ссыпался в бункер.

Как давно все это было! Комната в табачном дыму, стол, заваленный трубками чертежей, чей-то нежданный вопрос, вдруг ставивший всех в тупик, отбрасывавший сразу назад, к самым истокам технической задачи, ставивший под сомнение самую возможность осуществления картофельного комбайна-вездехода, думал Иванов, выглядывая из кабины, осматривая поле, казавшееся сейчас бесконечным. Во время испытания сбор картофеля в корзины был не нужен, и Иванов видел, как на черном фоне земли среди луж высятся серые конусы, аккуратно насыпанные лотком, соединенным с автоматически опустошавшимся бункером.

— Отлично берет, — Иванов, улыбаясь, смотрел на стрелку, показывавшую, какой чистый груз каждый раз попадал в бункер.

И вдруг стало труднее. Машину словно кто-то толкал назад, тянул вниз. Стрелка, указывающая нагрузку, лихорадочно запрыгала вокруг красной черточки. Иванов глянул на Кутрова. В кабине было прохладно, но на лице старого инженера выступили бисеринки пота.

Налево, ближе к реке, часть поля была покрыта водой, над которой чуть возвышались ветки полегшей картофельной ботвы. Иванов уловил тревожный взгляд Кутрова, брошенный в ту сторону. Комбайн свернул вправо. Тогда Иванов осторожно положил руку на рулевое колесо и сделал усилие, чтобы повернуть его влево. Руль поддался, но не сразу.

Рука Иванова легла на руль машины.

Кутров посмотрел на небольшую худую руку, лежавшую рядом с его рукой. Четко, с необыкновенной яркостью, вспомнился ему один из участков Степного фронта, где много лет назад он не раз сам водил автомашины. Там, у разбитой ивы, на повороте, в кабину шофера садился спутник, всегда новый, иногда очень молчаливый, порою слишком разговорчивый. Он клал на рулевое колесо руку и держал ее так на всем опасном отрезке пути, где пули и осколки пронизывали кабину, били по бортам.

Эта чужая рука — то грязная и загорелая, то чистая и холеная — двигалась невесомо, неощутимо вместе с колесом, словно ее и не было. Но Кутров отлично знал, что в страшную секунду рука случайного спутника твердо сожмет рулевое колесо и спасет машину, вдруг потерявшую управление. Рука Иванова сейчас властно требовала подчинения себе. Кутров мгновение помедлил, потом покорно последовал немому указанию молодого инженера.

Комбайн, натужно загудев мотором, врезался в участок картофельного поля, который правильнее было бы назвать болотом. Иванов по-прежнему не отрывал глаз от прибора, показывавшего, как картофель сыплется и сыплется в бункер. Но многое изменилось во всем поведении машины! Лязг, грохот, какие-то перебои и вибрации обрушились на «картофельный крейсер», словно под ним рвались тысячи невидимых крошечных мин.

Иванова охватило чувство человека, заплывшего слишком далеко и вдруг понявшего, что не так уж хорошо он плавает, не так уж хорошо знает глубину реки, ее течение, омуты. Впервые в жизни молодой инженер ощутил, как трудно механизмам справляться с землей, как много и упорно должен изучать все особенности грунта человек, конструирующий машины для сельского хозяйства, механизмы, посылающие вызов самой природе, работающие в любых условиях. И стало Иванову страшно, дрогнули его руки, лежавшие на колесе руля.

Еще учеником ФЗУ забрался однажды Иванов на самую верхушку лестницы, прислоненной к стене строившегося огромного цеха. Стал на последнюю ступеньку и хотел с торжеством глянуть вниз: вот я какой смелый! Но вдруг увидел: ползут по запыленным кирпичам две свежие, красные, словно ручейки крови, полосы. Все длиннее они, длиннее, все быстрее скользит лестница, царапая кирпич. И некому помочь, и не сбежать с четырехэтажной высоты… Лестница проползла метра полтора и уперлась нижним концом в фундамент, приготовленный для станка. Казалось, такое не забыть. Но забылось. А сейчас вспомнилось все: до трещинки на верхней ступеньке, до серого клочка паутинки на стене. И как тогда, мучительное томление сковало пальцы рук и ног. А сознание работало напряженно, остро. Не ускользала ни одна мелочь из происходившего в комбайне, вокруг него. Иванов сразу почувствовал вдруг возникшее сопротивление руки Кутрова.

— Хватит, Алексей Петрович, — сказал Кутртов. — Вы сами понимаете, что если случится какое-нибудь сравнительно несерьезное происшествие, машину все-таки можно будет «дотянуть», хотя бы с комбайном долго пришлось возиться потом, устраняя недостатки. Другое дело — авария. Это поставит под сомнение всю реальность нашей идеи.

— Разве не хуже будет, если такие машины выйдут на поля? Мы делали вездеход, и наш комбайн должен быть им! Вы просто, наверное, переутомились, Николай Николаевич, — ответил Иванов, снова потянув руль влево.

Кутров положил руки на колени.

— Правьте сами. Еще метра два-три налево, и, по-моему, комбайну конец…

Иванов смотрел через переднее стекло кабины на воду, тонким слоем покрывавшую здесь почти все поле. Кое-где прыгали испуганные, полузаснувшие от холода лягушки. По воде разбегалась кругами рябь, вызванная шлепаньем гусениц комбайна.

Иванов на миг представил себя на месте Кутрова. Как тяжело будет ему, если с машиной случится что-нибудь скверное! Комбайн, может быть, его последнее детище… Сегодня вечером он вернется домой, разбитый, усталый. И, как всегда, на пороге улыбнется жене, словно ничего не произошло, и какой-нибудь шуткой ответит на беспокойный вопрос об испытании комбайна, в гибели которого будет виноват он, Иванов.

Стоит только повернуть немного вправо, и комбайн снова будет на грунте, с которым он может справляться. Но ведь сам Кутров будет, конечно, жалеть потом об этой предательской минуте слабости, помешавшей идти прежней дорогой.