Юрий Пензин - К Колыме приговоренные

• Название: К Колыме приговоренные
• Автор: Юрий Пензин
• Издательство: МАОБТИ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2001

Юрий Пензин в определенном смысле выступает первооткрывателем: такой Колымы, как у него, в литературе Северо-Востока еще не было. В отличие от произведений северных «классиков», в которых Север в той или иной степени романтизировался, здесь мы встречаемся с жесткой реалистической прозой.

Автор не закрывает глаза на неприглядные стороны действительности, на проявления жестокости и алчности, трусости и подлости. Однако по прочтении рассказов не остается чувства безысходности, поскольку всему злому и низкому в них всегда противостоят великодушие и самоотверженность. Оттого и возникает по прочтении не желание сложить от бессилия руки, а активно бороться во имя добра и справедливости.

---

— Кажись, приехали, — сказал Бурков и стал разжигать примус.

Нина поняла, что говорит он о вертолёте, или, как называли его геологи, вертушке. Понятно, сегодня его не будет, через эту непогоду никакому вертолёту не пробиться.

Когда сели пить чай, Нина спросила:

— А вас как звать?

— Что, ай с испугу забыла? — рассмеялся Бурков.

— Ага, — соврала Нина.

На самом деле, как его звать, она за весь сезон так ни у кого и не узнала, а для всех в отряде он был Бурков да Бурков, и не больше. О себе он никогда ничего не рассказывал, всегда был молчалив, и если к нему приставали с вопросами, отвечал на них односложно и без особой охоты. При этом он всегда, не глядя на собеседника, мягко улыбался, и поэтому казалось, что говорит он не с ним, а с кем-то другим, которого он один и видит. Нине это не нравилось, ей казалось, что за этим кроется что-то нехорошее, а когда на его руке она увидела наколки, подумала: «Наверняка, не раз в тюрьме сидел». Всё это не вязалось с тем, что о нём говорил начальник отряда Мартынов.

— Без Буркова, — повторял он часто, — мы бы и одного планшета не закрыли.

«Подумаешь! — думала тогда Нина. — Работничек!» Ей казалось, увязывать да укладывать что-то в тюки, колоть дрова, разжигать костёр да варить и дурак сможет, пусть попробует, как она, задокументировать канаву и отобрать в ней пробу.

— Василием меня звать. Дядей Васей, значит, — ответил Нине Бурков и опять, словно не ей, а кому-то другому, мягко улыбнулся.

— Расскажите что-нибудь о себе, — попросила Нина.

Бурков, кажется, не ожидал такого вопроса. Он отставил кружку с чаем, внимательно посмотрел на Нину и сказал:

— А что рассказывать? Все знают — в тюрьме сидел.

«Вот я и права!» — подумала Нина и спросила:

— А за что?

— Братку убил, — ответил Бурков.

— Как убил?! — испуганно вскричала Нина.

— На жинке своей прихватил, — объяснил ей Бурков.

Нину бросило в жар. Перед ней сидит убийца, и кто знает, что у него на уме.

— Да не пужайся ты меня, — успокоил её Бурков. — Не трону я тебя.

После этого Бурков залез в свой спальник и скоро уснул. Глядя на него, спящего, Нина стала успокаиваться.

Пепельного цвета лицо его во сне посветлело, казалось, на нём застыла улыбка, и он не храпел, как думала Нина. Похоже, вместе с Ниной стала успокаиваться и погода. Уже не бил по палатке ветер, а дождь, словно его наверху стали пропускать через мелкое сито, не стучал по ней, а как будто нашёптывал кому-то про своё, только ему известное. Вскоре Нину потянуло ко сну, а через полчаса, свернувшись калачиком в своём спальнике, она уже спала. Сон был глубоким, и когда она проснулась, не могла понять: что на улице — день или вечер? Увидев, что Бурков стал куда-то собираться, Нина испугалась: опять всю ночь одной в палатке! «Ну, нет!» — решила она и, стараясь быть ласковее, сказала:

— Дядя Вася, вы не уходите. Я вас, ну, вот нисколечко не боюсь.

— Как хошь, — согласился Бурков и пошёл разжигать костёр.

За ужином Нина спросила:

— А почему вы домой не едете? Он у вас есть?

— Дом-то? Есть, а то как же, — ответил Бурков.

— А почему не едете? — переспросила Нина.

— Братка будет казаться, — тихо произнёс Бурков.

— Как казаться? — не поняла Нина.

— А приходить будет, — ответил Бурков. — Убивал-то, он всё кричал: братка, прости, братка, прости!

— А зачем вы его убивали? — задала глупый вопрос Нина.

— Затмение нашло, — просто ответил Бурков и снова, словно не ей, а кому-то другому, мягко улыбнулся.

«Он, наверное, ненормальный или… как это таких называют… да, юродивый», — заметив эту улыбку, подумала Нина. Так как Нина считала себя способной не только в геологии, но и в психологии, она решила более глубоко узнать Буркова.

— Ну, хорошо, — согласилась она с тем, что у него было затмение, — а что дальше?

— Что дальше? — не понял Бурков.

— Ну, жить как дальше думаете? — пояснила Нина.

Бурков, пожав плечами, ответил:

— А кто ж его знает! Как получится.

— Ну, зачем-то же вы живёте, — решила уточнить свой вопрос Нина.

— А-а, вот ты о чём! — понял Бурков. — А низачем. Живу — и ладно.

— Как трава, что ли? — уколола Нина.

— Ну, уж это кому что дадено, — не обиделся Бурков.

«Не дадено, а дано, — хотела поправить его Нина, но раздумала: «Толку-то! Всё равно ничего не поймёт. Неграмотный — он и есть неграмотный». Не отказавшись от желания более глубоко познать Буркова, она решила это сделать, поставив его в придуманные ей обстоятельства. «Посмотрим, как он отреагирует на них», — подумала она.

— Дядя Вася, а вот представьте, — начала Нина, — человек на ваших глазах тонет. Что вы будете делать: броситесь его спасать и, совсем не исключается, сами с ним утонете, или будете стоять на берегу и ничего не делать? — И решив помочь Буркову дать правильный ответ, добавила: — Конечно же, дядя Вася, вы броситесь за ним?

— А кто ж его знает. Это как получится, — ответил Бурков.

«Вот и поговори с ним!» — рассердилась Нина.

Ночью с Бурковым и Ниной случилась беда. Прорвало протоку, отделяющую их от основного берега. Нина, схватив рюкзак, выскочила из палатки, а Бурков уже бежал от костра с топором в руках. В протоке, похожей раньше на заросший осокой деревенский пруд с журчащим посредине ручейком, всё гудело. Пенные потоки воды, сметая всё на пути, неслись с бешеной скоростью, коряги и смытые с берега деревья переворачивало, как игрушки, гудело так, что закладывало уши. Бурков бросился подрубать лиственницу, стоящую у края протоки. Она была толстой и плохо ему поддавалась. «А ведь так и утонуть можно», — испугалась Нина. Она понимала: не выберись они на другой берег протоки, их обязательно затопит и снесёт в реку. Наконец, лиственница, скрипя и надламываясь снизу, упала вершиной на другой берег протоки. Бурков вскочил на неё и протянул Нине руку. Оказавшись на лиственнице, Нина сделала то, что нельзя делать: она посмотрела вниз. От бешеного потока под ногами у неё закружилась голова, и, не успев подать Буркову руку, она упала в воду. Что было с ней потом, она плохо помнила. Видела только, как Бурков бросился за ней, потом он ей, кажется, кричал: «Держись за меня!» И уже на другом краю протоки — это она хорошо запомнила — Бурков вытолкнул её на берег, а сам с головой ушёл в воду. На берегу, придя в себя, Нина бросилась бежать в ту сторону, куда унесло Буркова. Она что-то кричала, запутавшись ногами в кустарнике, падала, а когда решила, что Бурков утонул, села на землю и, уткнувшись лицом в колени, громко заплакала.

— Да жив я, жив! — услышала она за спиной голос.

Над ней стоял Бурков, с него ручьём бежала вода, он весь был в песке и глине.

— Бурков! Дядя Бурков! Милый! — бросилась к нему Нина и, прижавшись к его груди, заплакала ещё громче.

— Ай, опять забыла, как звать? — смеялся в ответ Бурков.

Вскоре он разжёг костёр и стал вокруг него для просушки одежды вбивать колья. Оказалось, несмотря ни на что, в воде он не бросил ни топор свой, ни рюкзак. Когда колья были вбиты, он приказал:

— Разболокайсь!

«Раздеваться что ли?» — не поняла Нина.

— Быстро! Скидавай всё! — объяснил ей Бурков и стал стягивать с неё прилипшую к телу мокрую штормовку. Через минуту Нина была уже в одном купальнике и не знала, куда себя от Буркова спрятать.

— Дура! — закричал, заметив это, Бурков и силой посадил её рядом с костром на сухую валежину, достал из рюкзака не успевшую промокнуть оленью шкуру и укутал в неё её грудь и плечи. Потом он вынул из рюкзака фляжку со спиртом и заставил Нину выпить. От спирта её чуть не стошнило, но уже скоро она почувствовала, как по всему телу, от головы до самых ног, побежало тепло. А Бурков уже развешивал по кольям её одежду и кипятил в кружке чай. От крепкого чая у Нины закружилась голова и, как показалось, даже потянуло в сон. Потом Бурков уложил её животом на шкуру и стал растирать спину спиртом. От спирта спина горела, а руки Буркова казались холодными и грубыми. «Ах, зачем это?!» — не понимала Нина. У неё никак не укладывалось в голове: как это она, почти голая, позволяет какому-то мужику мять ей спину.

В сухой одежде, в оленьей шкуре, Нина скоро уснула, а когда проснулась, на небе светило солнце, а в лесу пели птицы. «Хорошо-то как!» — подумала она и вылезла из-под шкуры. Бурков сидел у костра и пил чай.

— Дядя Вася, дайте и мне чаю, — попросила Нина.

— А, проснулась, — улыбнулся ей Бурков и налил чаю.

После чая Нину затошнило, и у неё закружилась голова. «Что это со мной?» — не поняла она.

— Ну, что, горишь? — спросил её Бурков. Оказывается, всю ночь она металась в жару и даже бредила. Да и сейчас она вся горела, а в голове гудело, как в железной бочке на ветру. Вскоре она потеряла сознание.