Андрей Румянцев - Вампилов

• Название: Вампилов
• Автор: Андрей Румянцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Театр
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03812-7

Творчество Александра Вампилова (1937–1972) вписало яркую страницу в историю не только российской, но и мировой драматургии. Созданные им пьесы «Старший сын», «Утиная охота», «Прошлым летом в Чулимске», рассказы, очерки без прикрас отображали жизненную правду, проникая в суть человеческих характеров. Вампилов был всегда чужд лицемерию и приспособленчеству, что затрудняло его литературную судьбу. В канун 35-летия жизнь писателя трагически оборвалась в волнах Байкала, но уже много лет его известность не убывает как в родной Сибири, так и далеко за ее пределами. Автор его первой полноценной биографии — поэт Андрей Румянцев, знавший Вампилова с юношеских лет.

знак информационной продукции 16 +

---

«Примирять обе точки зрения», может быть, действительно не стоило, но пояснить, в чем состояли эти два, видимо, противоположных взгляда, нужно было. Иначе о чем речь?

В. Исаков продолжает:

«Драматург Александр Вампилов написал, а режиссер Юрий Николаев поставил необычную комедию. Они взяли обыкновенных людей и заставили их совершать какие-то необыкновенные, эксцентрические поступки (здесь и далее выделено мной. — А. Р.). В этом спектакле — все парадокс, все нарочито условно, эксцентрично, и все весело и интересно. На сцену, оформленную условными, игрушечными домиками на колесах, выходят несколько актеров и, натанцевавшись под музыку, начинают разыгрывать необычное действие. Два молодых шалопая, опоздав на электричку и оставшись ночью в чужом городе (не в чужом городе, а в дальнем предместье города. — А. Р.) заходят в незнакомую квартиру. Невинная игра в старшего, никогда не существовавшего сына хозяина квартиры кларнетиста Сарафанова рождает целый поток любопытных драматических ходов. Сарафанов легко верит шутникам: мало ли, пришел — значит, есть. Он принимает новоиспеченного сына в семью, рассказывает ему о своих заботах, о своей жизни. И завертелся сложный клубок невероятных событий и положений.

Веселая условность декораций, музыкальные заставки, танцы, стремительный ритм спектакля создали на сцене атмосферу изящную, комедийно легкую, одухотворенную. Зритель найдет в комедии неожиданные проблемы (?!), любопытные повороты мысли (?!). Пересказывать комедию нет необходимости: надо сходить в театр, там сказано всё(?!) и сказано весело».

Вот вам схожий вариант речей Закшевера и Мирингофа, на которые откликнулся А. Вампилов в письме Е. Якушкиной. Вариант несколько смягченный, простодушно изложенный. Нет смысла повторять, как ответил на избитые претензии Александр. Можно пожимать плечами новым несуразностям, высказанным автором рецензии туманно и невнятно, — о том, что в комедии подняты «неожиданные проблемы», есть «любопытные повороты мысли». Видно, что у В. Исакова и не было намерений выяснить глубинный смысл комедии, ее художественную значимость. Суждения о «нарочито условных положениях и поступках» героев пьесы, об «изящной, комедийно легкой атмосфере» спектакля должны были привести к неизбежному выводу: перед зрителем — современная молодежная комедия, и «актеры идут на этот спектакль, как на праздник». «Не забывайте, — внушает автор рецензии, — что работа актера — игра, а игры, как известно, бывают интересными и неинтересными. Комедия “Старший сын” — интересная игра, и это наложило отпечаток вдохновения на работу… актеров, занятых в эксцентрической интриге, которая закрутилась вокруг незадачливого кларнетиста Сарафанова, живущего в игрушечном доме на колесах».

Можно представить, какие чувства испытывал Вампилов, читая эту облегченную беседу рецензента солидного журнала с читателями, тоже, вероятно, близкими к театру. Высокая одухотворенность, драматизм переживаний, сильное нравственное воздействие — всё, что театр мог раскрыть в пьесе, сведено к некоей «эксцентрической интриге», нарочитой игре.

* * *

Вот и рассуждай после этого о пьесе Теннесси Уильямса «Трамвай “Желание”», и восхищайся фильмом Федерико Феллини «Восемь с половиной»! Вот и беседуй с друзьями о Достоевском, Чехове и Гоголе, обсуждай с ними написанное, пользуясь своим аршином — тем, с которым ты подходишь к любому сочинению классиков. В этих приватных разговорах — один язык, а в публичных оценках официальных «знатоков» — совсем-совсем другой. Впрочем, бог с ними, «знатоками». Запоминались-то мнения людей, понимающих тебя. Например, по-братски общался с Вампиловым упоминавшийся выше молдавский драматург Серафим Сака во время очередного семинара в Ялте. Этот не говорил об «эксцентричности» и «нарочитой условности», а зрил, как говорится, в корень. Через несколько лет после встречи с сибиряком в Ялте он воспроизвел то впечатление от пьес Александра, что высказывал автору тогда:

«Вампилов создал нечто большее, чем драматургию. Вампилов создал театр, в котором как бы воплотил целую вселенную, извлекая драматургические ситуации из таких источников, где иные и не помышляли их искать. Почти из ничего, из будничного существования. Или из очень многого, именуемого жизнью. Из самых банальных, преходящих и непримечательных событий. Притом еще провинциальных, разоблаченных или оплаканных почти во всех литературах».

Молодой драматург из Кишинева уловил и прекрасно выразил главное:

«Сопоставление с Гоголем, Чеховым и даже с Достоевским (в неистовом порыве утвердить человеческое возвышение через падение) позволяет выявить своеобразие его театральности, с которой он ведет героя, бесстрашие, с которым дает нам возможность обсуждать что угодно. “Говорите, говорите!” — словно побуждает драматург. Говорите просто, говорите сложно, не бойтесь быть непонятыми. Вершинные ситуации, в которых персонажи получают полную свободу выбора, еле обозначенные подтекстом действия, ведущие к открытой развязке, наконец, разрастающееся место действия, которое с тесной сценической площадки переносится в живое пространство театра, где сшибаются разнообразные типы… — вот лишь некоторые характерные качества театрального почерка Вампилова.

Каждому из нас доводилось останавливаться где-нибудь в районной гостинице, сталкиваться с администратором. Ситуация выглядит довольно банальной, вряд ли ее можно считать находкой для драматурга. Вампилов же нашел в ней незаурядные драматургические возможности. Столкновение происходит молниеносно: столичный наборщик — футбольный болельщик, администратор — педантичный сторонник порядка. Кажется, конфликт довольно поверхностный. Вампилова же интересуют живые подробности, рядовой человек. Даже такой маленький человек, как чиновник Калошин…

Действие другой пьесы — “Двадцать минут с ангелом” — тоже происходит в гостиничной комнате. Быть может, в той же гостинице. Даже в скучной комнате захолустной гостиницы драматург умеет разглядеть многообразную, богатую оттенками жизнь. А в ней случается всякое. Словно в пьесах Вампилова. Перефразируя старое изречение, я сказал бы, что от жизни до искусства — один шаг. Но лишь талант позволяет его сделать! Вопрошая, Вампилов спрашивает и себя, спрашивает нас. Зилов, например, интересуется, способны ли мы любить, ненавидеть, желать. Не утратили ли мы способность ощущать вкус воды, запахи трав, слушать музыку тишины? Верим ли мы в то, что говорим, или заранее знаем, что нам не поверят, и потому болтаем всякое?..

Думается, прав Вампилов, когда порой вышучивает то, о чем великий Чехов, с которым у нашего драматурга, несомненно, есть точки соприкосновения, говорил с задушевностью.

И в то же время, на мой взгляд, Вампилов мог иногда задушевно говорить о том, над чем Гоголь, другой его великий предшественник, смеялся беспощадно и жестоко.

Другие времена, другие нравственно-эстетические критерии. Вампилов был сыном века, он не хотел и не мог уложить многообразие мира в прокрустово ложе. Ему были чужды суждения такого типа: “Если это не белое, значит, черное. Если он не крепкий, значит, слабый. Если он не добрый, значит, непременно злой”.

За рамками этих примитивных разделений начинается искусство современности, великое и великодушное, искусство, в котором главное и второстепенное, явное и подспудное, большое и малое, белое и черное противопоставляются и взаимодействуют, обогащая озоном художественную атмосферу…

Вампилов не уклонялся от жизни. Он к жизни пришел. Порой он брал ее на руки, иногда вступал с ней в схватку, щедро проявляя талант, благородство, проницательность…»

Беседы с такими людьми, как автор этих строк, укрепляли Александра Валентиновича в правильности своей творческой стези. Тернии терниями, но ободряющие дружеские слова помогали идти, несмотря на злые шипы.

А еще оставалась родина. Заповедные места, куда можно отправиться с женой и дочкой, с приятелями, давними и надежными. Самое любимое место, где можно отойти от столичной обессиливающей толкотни, от сумрачных дум, — это Байкал, его благословенные берега. У истока Ангары, в красивейшей Молчановской пади, по весне покрывающейся цветущим багульником, а летом — роскошным разнотравьем, у многих иркутских писателей были дачи. Семья Вампилова постоянно гостила (да нет, хозяйничала!) во владениях Валентина Распутина, Глеба Пакулова, Владимира Жемчужникова. Своей дачи, к сожалению, Саша так и не успел завести. А что касается рыбалки — то в самые дальние, необжитые таежные места байкальского побережья сманивал приятелей именно Вампилов.

Вот рассказ В. Жемчужникова об одной такой вылазке.