Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том XIV

• Название: Тысяча и одна ночь. Том XIV
• Автор: Древневосточная литература
• Издательство: ФТМЛитагент77489576-0258-102e-b479-a360f6b39df7
• Жанр: Сказка
• ISBN: 978-5-4467-3003-2

Книга сказок и историй 1001 ночи некогда поразила европейцев не меньше, чем разноцветье восточных тканей, мерцание стали беспощадных мусульманских клинков, таинственный блеск разноцветных арабских чаш.

«1001 ночь» – сборник сказок на арабском языке, объединенных тем, что их рассказывала жестокому царю Шахрияру прекрасная Шахразада. Эти сказки не имеют известных авторов, они собирались в сборники различными компиляторами на протяжении веков, причем объединялись сказки самые различные – от нравоучительных, религиозных, волшебных, где героями выступают цари и везири, до бытовых, плутовских и даже сказок, где персонажи – животные.

Книга выдержала множество изданий, переводов и публикаций на различных языках мира.

В настоящем издании представлен восьмитомный перевод 1929–1938 годов непосредственно с арабского, сделанный Михаилом Салье под редакцией академика И. Ю. Крачковского по калькуттскому изданию.

---

И потом девушка немного помолчала, и положила лютню на колени, и склонилась над ней, как мать склоняется над ребёнком. И потом она ударила по струнам на много ладов, и вернулась к первому ладу, и произнесла такие стихи:

«О, если б влюблённого, свернув, посетили,
То тяжесть с него любви они бы сложили.
И вот соловей в кустах с ним перекликается,
Как будто влюблённый он, а милый далеко.
Проснись же и встань – ведь ночь сближения лунная,
И мнится, в миг близости сияют нам зори,
Сегодня завистники небрежны, забыв о нас,
И струны к усладам нас с тобой призывают.
Не видишь ты, для любви здесь четверо собраны:
То роза и мирты цвет, гвоздика и ландыш.
Сегодня для радости собрались здесь четверо:
Влюблённый, прекрасный друг, динар и напиток.
Бери же ты счастье в жизни-радости ведь её
Исчезнут; останутся лишь слухи и вести».

И Нур-ад-дин, услышав от девушки эти стихи, посмотрел на неё оком любви и едва мог владеть своей душой от великой к ней склонности, и она тоже, так как она посмотрела на всех собравшихся сыновей купцов и на Нурад-дина и увидела, что он среди них – как луна среди звёзд, ибо он был мягок в словах, и изнежен, и совершенен по стройности, соразмерности, блеску и красоте – нежнее ветерка и мягче Таснима, и о нем сказаны такие стихи:

Поклянусь щекою и уст улыбкой прекрасных я,
И стрелами глаз, колдовством его оперёнными,
Нежной гибкостью и стрелою взоров клянусь его,
Белизной чела, чернотой волос поклянуся я,
И бровями, что прогоняют сон от очей моих,
И со мной жестоки в запретах и в повелениях;
Скорпионами, что с виска ползут, поклянусь его,
И спешат убить они любящих, разлучая с ним;
Розой щёк его и пушка я миртой клянуся вам,
И кораллом уст и жемчугом зубов его,
Стройной ветвью стана, плоды принёсшей прекрасные.
То гранат, взрастивший плоды свои на груди его.
Поклянусь я задом, дрожащим так, коль он движется,
Иль покоен он, и тонкостью боков его;
И одежды шёлком, и лёгким нравом клянусь его,
И всей красой, которой обладает он.
Веет мускусом от его дыханья прекраснейшим,
Благовонье ветра напоено ароматом тем,
И также солнце светящее не сравнится с ним,
И луна обрезком ногтей его нам кажется…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестьдесят восьмая ночь

Когда же настала восемьсот шестьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нур-ад-дин услышал слова этой девушки и её стихи, ему понравилась их стройность (а он уже склонился от опьянения), и он начал восхвалять её, говоря:

«Лютнистка наклонилась к нам
Охмелела вдруг от вина она, –
И струны молвили её:
«Нам речь внушил Аллах, и он…»

И когда Нур-ад-дин проговорил эти слова и сказал свои нанизанные стихи, девушка посмотрела на него оком любви, и увеличилась её любовь и страсть к нему. Она удивилась его красоте, прелести, тонкости его стана и соразмерности и, не владея собой, ещё раз обняла лютню и произнесла такие стихи:

«Бранит он меня, когда на него смотрю я,
Бежит от меня, а дух мой в руках он «держит.
Он гонит меня, но что со мной-он знает,
Как будто Аллах поведал ему об этом.
Я лик его в ладони начертала
И взору: «Утешайся им!» – сказала:
Мой глаз ему замены не увидит,
И сердце мне не даст пред ним терпенья.
О сердце, из груди тебя я вырву!
Ведь ты завидуешь, как и другие!
И как скажу я сердцу: «О, утешься!»
К нему лишь одному стремится сердце».

А когда девушка произнесла эти стихи, Нур-ад-дин удивился красоте её стихотворения, красноречию её слов, нежности её выговора и ясности её языка, и ум его улетел от сильной страсти, тоски и любовного безумия. Он не мог терпеть без неё ни минуты и, наклонившись к ней, прижал её к груди, и она тоже бросилась к нему и вся оказалась близ него. Она поцеловала его между глаз, а он поцеловал её в уста, сжав сначала её стан, и начал играть с нею, целуясь, как клюются голубки. И девушка повернулась к нему и стала делать с ним то же, что он делал с нею, и присутствующие обезумели и поднялись на ноги, и Нур-ад-дин застыдился и снял с неё руку. А потом девушка взяла лютню и, ударив по струнам на много ладов, вернулась к первому ладу и произнесла такие стихи:

«Вот луна, что меч обнажает век, когда сердится,
А смотря, она над газелями издевается.
Вот владыка мой, чьи прелести – войска его,
И в сражении нам копьё напомнит стан его.
Коль была бы нежность боков его в душе его,
Не обидел бы он влюблённого, не греюил бы он.
О жестокость сердца и бока нежность! Не можете ль
Поменяться местом-туда оттуда сдвинуться?
О хулитель мой, за любовь к нему будь прощающим!
Ведь тебе остаться с красой его, и погибнуть-мне!»

И Нур-ад-дин, услышав слова девушки и её дивно нанизанные стихи, наклонился к ней в восторге, и он не владел умом от сильного удивления. А потом он произнёс такие стихи:

«За солнце её я счёл-она мне привиделась,
Пожар её пламени пылает в душе моей.
Что стоит ей знак подать нам иль нас приветствовать
Концами прекрасных пальцев и головой кивнуть?
Увидел он лик её блестящий, и молвил он,
Смущённый красой её, что выше красы самой:
«Не это ли та, в кого влюблён так безумно ты?
Поистине, ты прощён!» И молвил я: «Это та,
Что бросила стрелы глаз в меня и не сжалилась
Над тем, как унижен я, и сломлен, и одинок».
И сделался я души лишённым, и я влюблён,
Рыдаю и плачу я весь день и всю ночь теперь».

И когда Нур-ад-дин окончил свои стихи, девушка удивилась его красноречию и тонкости и, взяв лютню, ударила по ней самыми лучшими движениями и снова перебрала все напевы, а потом она произнесла такие стихи:

«Твоего лица поклянусь я жизнью, о жизнь души, –
Я тебя не брошу, лишусь надежды или не лишусь!
Коль суров ты будешь, то призрак твой со мной сблизится,
А уйдёшь когда, развлечёт меня о тебе мечта.
О очей моих избегающий! Ведь знаешь ты,
Что не кто иной, лишь любовь к тебе, теперь мне друг,
Твои щеки – розы, слюна твоя – вина струя,
Не захочешь ли подарить мне их здесь в собрании?»

Нур-ад-дин пришёл от декламации девушки в величайший восторг и удивился ей величайшим удивлением, а потом он ответил на её стихи такими стихами:

«Едва показала лик мне солнца она в ночи,
Как скрылся сейчас же полный месяц на небесах,
Едва лишь явила утра оку чело своё,
Сейчас же заря стала быстро бледнеть.
Заимствуй у токов слез моих непрерывность их,
Предание о любви ближайшим путём веди.
Нередко говаривал я той, что разит стрелой:
«Потише со стрелами – ведь в страхе душа моя».
И если потоки слез моих я произведу
От Нила, то страсть твоя исходит из Малака
Сказала: «Все деньги дай!» Ответил я ей: «Бери!»
Сказала: «И сон твой также!» Я ей: «Возьми из глаз!»

И когда девушка услышала слова Нур-ад-дина и его прекрасное изъяснение, её сердце улетело, и ум её был ошеломлён, и юноша завладел всем её сердцем. И она прижала его к груди и начала целовать его поцелуями, подобными клеванью голубков, и юноша тоже отвечал ей непрерывными поцелуями, но преимущество принадлежит начавшему прежде. А кончив целовать Нур-ад-дина» девушка взяла лютню и произнесла такие стихи:

«Горе, горе мне от упрёков вечных хулителя!
На него ль другим, иль ему на горе мне сетовать?
О покинувший! Я не думала, что придётся мне
Унижения выносить в любви, коль ты стал моим.
Ты жестоким был с одержимым страстью в любви его,
И открыла я всем хулителям, как унизилась.
Ведь вчера ещё порицала я за любовь к тебе,
А сегодня всех, кто испытан страстью, прощаю я.
И постигнет если беда меня от тебя вдали,
То, зовя Аллаха, тебя я кликну, о Али!»

А окончив своё стихотворение, девушка произнесла ещё такие два стиха:

«Влюблённые сказали: «Коль не даст он нам
Своей слюны напиться влагой сладостной,
Мы миров владыке помолимся», – ответит он»
И все о нем мы скажем вместе: «О Али!»

И Нур-ад-дин, услышав от этой девушки такие слова и нанизанные стихи, удивился красноречию её языка и поблагодарил её за изящество и разнообразие её речей, а девушка, когда услышала похвалы Нур-ад-дина, поднялась в тот же час и минуту на ноги и сняла с себя бывшие на ней одежды и украшения и, обнажившись от всего этого, села Нур-ад-дину на колени и стала целовать его между глаз и целовать родинки на его щеках. Она подарила ему все, что было на ней…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестьдесят девятая ночь

Когда же настала восемьсот шестьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка подарила Нур-ад-дину все, что на ней было, и сказала: «Знай, о возлюбленный моего сердца, что подарок – по сану дарящего». И Нур-ад-дин принял от неё это и затем возвратил ей подарок обратно и стал её целовать в рот, щеки и в глаза, а когда это окончилось (вечен только живой, самосущий, наделяющий и павлина и сову!), Нур-ад-дин поднялся от своего места и встал на ноги, и девушка спросила его: «Куда, о мой господин?» – «В дом моего отца», – ответил Нур-ад-дин. И сыновья купцов стали заклинать его, чтобы он спал у них, но Нур-ад-дин отказался и, сев на своего мула, поехал и ехал до тех пор, пока не достиг дома своего отца.