Владимир Малыхин - Наследник

• Название: Наследник
• Автор: Владимир Малыхин
• Издательство: Книга
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-212-00641-4

Владимир Малыхин родился в Москве в 1924 году, в мае сорок второго, будучи учеником 9 класса средней школы ушел добровольцем в Красную Армию. После окончания артиллерийского училища в октябре сорок четвертого, воевал на Южном, Юго-Западном и Четвертом Украинском фронтах в должностях командира взвода и командира батареи. В 1944 году в боях за освобождение Крыма был тяжело ранен и демобилизован как инвалид войны. После окончания института в 1948 году работает в периодической печати. Владимир Малыхин — заслуженный работник культуры РСФСР, член Союза журналистов СССР. Он автор двух сборников рассказов, изданных издательством "Московский рабочий", его рассказы печатались в журнале "Юность", других периодических изданиях

---

возражаете, я теперь буду Вас так называть. Можно? — Она погладила его по голове, потом прижала

к груди и прошептала: — Спасибо тебе, сын мой, у тебя благородное сердце, недаром наш Гургенчик

любил тебя, как родного брата.

* * *

Перед обедом Виктору захотелось пробежаться на лыжах.

Справа тянулся густой хвойный лес, а слева, до горизонта, сверкала голубыми и золотистыми

солнечными зайчиками снежная равнина. Он шел на лыжах и поглядывал на покрытые снегом

тяжелые ветви сосен и елей. Вдруг ему вспомнились пушкинские строки: " ...там чудеса; там леший

бродит, русалка на ветвях сидит. ." — Хорошо бы забраться в какую-нибудь лесную избушку на

курьих ножках, — подумал он, — и, как мечтал поэт Саша Черный, проспать там без снов и,

любопытства ради, проснуться лет через сто...

Эти невеселые мысли пришли к нему не случайно. Прошедший год был для него трудным. В

январе его назначили начальником механического цеха — самого крупного на заводе. Работы было по

горло, он пропадал на заводе с утра до вечера, хотел доказать, что в нем не ошиблись. А тут еще

очередная весенняя сессия в заочном институте. Учился он все эти годы нормально, переходил с

курса на курс без "хвостов". Но на этот раз ему не повезло, не сдал экзамен по политэкономии.

Новым и, пожалуй, самым тяжелым ударом судьбы в том году было для Виктора и Маши

окончательное заключение видного новосибирского профессора-гинеколога о том, что Маша не

сможет больше стать матерью. Узнав об этом, Маша долго была в таком угнетенном состоянии, что он

боялся, как бы она не наложила на себя руки. Однажды он ей сказал: — Хочешь усыновим какого-

нибудь очаровательного пацана или курносую девчушку? — Она ничего не ответила, только глубоко

вздохнула и зябко потуже натянула на плечи пуховую шаль. А он в тот момент с грустью подумал: —

Два приемыша в одной семье!

О тайне своего происхождения он Маше до сих пор не рассказал. Почему он и сам не мог себе

этого толком объяснить. Он не однажды хотел ей рассказать свою родословную, но всякий раз его

сдерживала мысль о том, что сразу же что-то в нем сломается и рухнет, как дерево, у которого

подрубили корни.

...Виктор взглянул на часы: близился час семейного застолья, посвященного юбилею Арменака

Макаровича.

Он обогнул маленькое, похожее на неглубокую тарелку замерзшее озерцо и широким шагом

заскользил по своей прежней лыжне в обратную сторону.

* * *

За праздничный стол Татьяна Михайловна и Арменак Макарович пригласили и хозяев избы, с

которыми все эти годы жили в мире и дружбе. Виктор и Маша были с ними тоже давними знакомыми.

Хозяин избы Тимофей и его жена Нюра, как и почти вся их деревня, работали на заводе. Тимофей,

однорукий инвалид войны, работал там вахтером, а Нюра — уборщицей. Они принесли с собой к

столу боченок квашеной капусты, чугунок ароматной, прямо из печи, вареной картошки и любимый

Арменаком Макаровичем маринованный чеснок. По случаю дня рождения Тимофей принес еще

бутыль самогона, настоенного на какой-то местной ароматной травке, которая, по его словам,

укрепляет жилы и лечит от всех болезней. В подарок Арменаку Макаровичу Нюра поднесла

маленький образок божьей матери в потемневшем от времени серебряном окладе.

Первый тост предложил Виктор, он пожелал имениннику богатырского сибирского здоровья и

долгих лет жизни, и прочитал написанное им поэтому случаю небольшое стихотворение, в котором

желал дорогому Арменаку Макаровичу обрести в его славном жизненном марафоне второе дыхание.

Потом поднялся Тимофей.

— Я человек малограмотный, — сказал он, — а потому точно не знаю, что это за слово, которое

назвал Виктор Георгиевич, но раз он так сказал, значит так надо. А мой тост будет за Победу и нашего

Верховного главнокомандующего, дорогого товарища Сталина, который сделал Гитлеру полный

капут. Ура!

Поднося к губам свою рюмку, Татьяна Михайловна грустно посмотрела на увеличенную и не

очень хорошо отретушированную местным художником фотографию Гургена, висевшую в красном

углу избы и лишь потом ее выпила. Когда все выпили, Арменак Макарович вздохнул, помолчал и,

положив руку на плечо Тимофея, сказал:

— Капут Гитлеру, Тимоша, сделал не один Верховный главнокомандующий. Победу, друг мой,

завоевал и ты, и мой Гургенчик, и Витя, и Нюра, и Маша. Все понемногу, весь народ... Ты меня

понял?

— Понял, — мотнул головой Тимофей, — я это понятие имею. Но... товарищ Сталин всему голова!

Если б не он, фрицы и досюда бы дошли. Хана была бы без него.

— Дошел бы, да не дошел! — звонко сказала Нюра, желая поддержать Арменака Макаровича,

которого она глубоко уважала за его седины, всегда неторопливую вдумчивую речь и заграничные

слова, которые она хотя и не понимала, но которые вселяли в нее еще большее к нему уважение.

Маша предложила тост за всех погибших на войне героев. Выпили, как и принято в таком случае,

стоя, не чокаясь. Потом Нюра принесла гитару и под аккомпанемент Виктора, негромко завела свою

любимую песню:

— По тихим степям Забайкалья, где золото роют в горах...

Нюре пытался подпевать охмелевший супруг, но на этот раз у них семейного дуэта не получилось

и Тимофей безнадежно махнул рукой, встал и сказал:

— Извините... Спасибо, конечно, за компанию, а я, однако, пойду. . чуток прилягу. .

Нюра подбежала к нему, подхватила его под руку и смущенно сказала:

— Вы уж извините его, бога ради, он ведь у меня раненый и контуженый...

— Что Вы! Что Вы, Нюрочка! — подняла руки Татьяна Михайловна. — О каком извинении Вы

говорите! Проводите Тимофея Федоровича отдохнуть и приходите к чаю, мы Вас ждем.

У дверей Тимофей оглянулся и хрипло запел:

— Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова-а-а...

— Иди, иди, чертушка безрукий, — выталкивая его за дверь говорила Нюра. Слово "нальем” он

пропел уже за дверью.

Арменак Макарович и Виктор вышли на веранду покурить. Некоторое время они молча курили.

Наконец Арменак Макарович задумчиво проговорил:

— Я, Витя, хочу с тобой поговорить по душам. У меня, сынок, она болит, ...очень болит. . Тебе я

верю, а потому хочу облегчить душу. . Я, как ты знаешь, человек беспартийный и твой отец, глубоко

уважаемый мною Георгий Николаевич, в шутку, а может быть, и не в шутку, называл меня "ББ".

— "ББ"?! — удивленно спросил Виктор, а почему?...

— В его переводе это означало — беспартийный большевик, — улыбаясь проговорил Арменак

Макарович. — Ты не смейся, — продолжал он, — твой отец кое-чему меня научил. Я многое

передумал после бесед с ним. Ему было легче жить, чем мне, у него была идея, которой он посвятил

всего себя. Это прекрасно. Без веры жить нельзя. Поэтому я очень ему завидовал...

— А у Вас, разве нет веры, Арменак Макарович? — спросил Виктор.

Арменак Макарович глубоко вздохнул в себя дым самодельной папироски, помолчал и медленно

проговорил:

— Откровенно говоря, Витя, моя вера без глубоких корней, моя вера — это вера в таких людей, как

твой отец... Мне хочется верить, что они смогут достичь своих благородных целей. Ты меня

понимаешь?

— Понимаю, — кивнул головой Виктор.

— Может быть, я не очень четко излагаю свои мысли, — проговорил Арменак Макарович, — но,

чтобы победила идея, которой посвятил себя твой отец, нужно, чтобы она запала в душу народа.

Понимаешь? В самую его душу!

— Вы имеете в виду Тимофея? — спросил Виктор.

— Вот именно! — вздохнул Арменак Макарович.

— Ведь философия таких, как он — философия люмпена: чем хуже, тем лучше. Он и такие, как

он, отлично помнят, как в тридцатые годы сажали в тюрьмы больших и малых начальников. Их

обвиняли во всех смертных грехах, во всех народных бедствиях и называли врагами народа. А народ

— это Тимофей. А борец за его счастье — товарищ Сталин. Именно такой философией и была

унавожена почва тех страшных лет.

Виктор слушал Арменака Макаровича и его одолевали сложные чувства. В последнее время он,

дитя трех пятилеток, как называл его в шутку Георгий Николаевич, стал о многом задумываться.

* * *

На веранду вышла Маша и сделав игриво книксен, улыбаясь проговорила:

— Самовар на столе, чай подан, господа... Прошу.