Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

• Название: Земная оболочка
• Автор: Рейнолдс Прайс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

Роман американского писателя Рейнольдса Прайса «Земная оболочка» вышел в 1973 году. В книге подробно и достоверно воссоздана атмосфера глухих южных городков. На этом фоне — история двух южных семей, Кендалов и Мейфилдов. Главная тема романа — отчуждение личности, слабеющие связи между людьми. Для книги характерен большой хронологический размах: первая сцена — май 1903 года, последняя — июнь 1944 года.

---

Ева сказала: — Хатч может перебраться вниз и спать у меня — тебе будет одному свободнее.

Роб по-прежнему обращался к Рине: — Речь идет о том, чтобы переехать насовсем. Как бы ты это приняла?

Ева продолжала покачиваться в молчании.

Рина отвернулась к дороге. — Как стакан шербета, — сказала она голосом, в котором звучали прежние грудные нотки надежды и сомнения. — Стакан лимонного шербета в жаркий день.

Ева сказала: — Подойди сюда.

Роб посмотрел на нее. Она подвинулась и указала ему на освободившееся место: — Сядь-ка на минутку.

Роб повиновался.

Но сначала она обратилась к Рине: — А как твои селедки, сестрица? (Рина купила на завтрак для Роба селедок, их нужно было положить вымачивать на ночь.)

— А что им сделается? — сказала Рина. — Во всяком случае, еще не ожили, когда я видела их в последний раз. — Все же она вскочила с места и пошла в дом.

— Вернешься? — спросил Роб.

— Когда найду луну, — ответила она на ходу.

— С нее станется, — сказала Ева.

Роб сильно оттолкнулся ногой, чтобы раскачать качели. Ева сказала: «Чудесно!» — и они с улыбкой смотрели друг на друга, пока качели не остановились, погрузив их снова в горячую духоту. Все было тихо — Хатч спал, Рина укрылась где-то далеко в кухне, Грейнджер — у себя в домике во дворе.

— Как ты? — спросил Роб.

— Как всегда.

— Значит, счастлива?

Ева коротко рассмеялась: — Тебе так кажется?

— Да, — ответил он. — За других не отвечаю.

— Кому-кому, а тебе положено знать.

— Почему именно мне?

— Потому что ты любишь меня. Ты последний, кто любит меня.

Роб не мог возразить ей, во всяком случае, сегодня. Прежде он сказал бы: «А Хатч? Ты забыла Хатча». Но после сегодняшнего утра, после настойчивой мольбы Хатча увезти его отсюда, оставалось лишь одно: пропустить ее слова мимо ушей. Он кивнул. — Моя любовь к тебе всегда давала мне радость, как бы я ни пил. — И тут он сказал то, что внезапно и отчетливо понял: — Да, ты счастлива и всегда была счастлива с тех пор, как я тебя помню.

— Разве? — сказала Ева. — Разве мне было легко?

— Безусловно, нет, — сказал Роб.

— Я бросила любящих родителей ради человека, которому понравилась. Родила тебя с опасностью для жизни, и моя мать наложила на себя руки. Оставила мужа, вернулась сюда и ходила за умирающим отцом, бросив тебя на попечение других, за что ты совершенно справедливо затаил на меня обиду.

— Но ты этого сама хотела.

— Из чего ты это заключил?

— Я искренне верю в это. А знаешь, мама, что обидело меня больше всего? Что ты с готовностью уступила меня Рине и Сильви. И папу тебе ничего не стоило оставить. Ты покорила Хатча, он отдал тебе целиком свое простодушное детское сердце. Тебе никто никогда ни в чем не отказывал, в этом я глубоко убежден. Да и вообще люди, как правило, получают то, что хотят; я не говорю о насилии или болезнях. Большинство людей умирают с улыбкой на устах или, по крайней мере, до конца дней чувствуют себя счастливыми. Большинство людей получают ту жизнь, которую выпросили у судьбы; их потребности удовлетворяются.

Ева, видимо, снова улыбнулась (она смотрела теперь перед собой, и он не мог разглядеть выражения ее лица). — Я не раз замечала, до чего ты хорошо все понимаешь, когда дело касается других.

— Может, и так, — подтвердил Роб.

— Не может, а совершенно точно, — сказала Ева, дотрагиваясь до его колена. — Ответь мне — если, по-твоему, большинство людей счастливы, — то как насчет тебя, моя радость?

Роб помолчал, они тихонько покачивались, обдуваемые прохладой.

— Сегодня я отдыхаю душой, и мне хорошо. Увы, это со мной бывает нечасто, особенно в последние годы.

— А чего тебе не хватает, что тебе нужно, сверх того что ты имеешь? — Она отняла руку и слегка отодвинулась от него, только-только за предел досягаемости света.

Роб затруднился ответить. Он решил рассказать ей о печальных событиях недавнего прошлого. — Видишь ли, я не хотел писать. Ждал, пока мне представится случай сесть с тобой рядом и рассказать самому. Дело в том, что я потерял работу в Роли и снова на мели.

— Но почему, милый? — не сразу спросила Ева.

— Смерть отца, — ответил он. — Это случилось так неожиданно; притом у меня и без того все не ладилось. Я засел дома, запил и не ходил некоторое время на работу. Мне заявили, что с них хватит.

— Когда это было?

— С неделю тому назад.

— И ты продолжаешь пить? — спросила она.

— Нет, уже все, — ответил Роб.

— Не надо бы вам с Хатчем ездить…

— Нет, мама, — сказал он. — Теперь за меня можно не беспокоиться.

Она внимательно посмотрела на него, ища доказательств, как будто на веранде было достаточно светло, чтобы определить степень самообладания, увидеть отражение внутренней силы в его глазах. — Никогда не понимала, зачем люди пьют, — сама она никогда ничего, кроме стаканчика хереса на рождество, не пила.

— Ну, для храбрости, оттого что стыдно.

— Стыдно чего?

— Разные люди разного стыдятся.

— Меня интересуешь ты.

— Я не оправдал ожиданий стольких людей; смерть отца лишний раз убедила меня в этом.

— Любая смерть могла бы убедить тебя. Таково назначение смерти. А чего ожидал от тебя Форрест?

— Того же, что и все вы. Чтоб от моей жизни была польза.

— Польза кому? — спросила Ева, понизив голос почти до шепота, по-видимому, очень заинтересованная.

— Богу и всем моим близким, — ответил Роб, не задумываясь.

— А в чем она заключается?

— В доброте, заботливости, порядочности. Если ни на что другое не способен, так являй собой хотя бы предмет восхищения для окружающих, ласкай им глаз, так сказать.

— Ну, тут тебе жаловаться не приходится, — сказала она, — я не знаю никого другого, кого бы любили так, как тебя, — Рина, Сильви, Грейнджер, Рейчел, по-видимому, твой отец, Мин Таррингтон, Хатч. И я — поверь в это наконец. В меру своих возможностей, я тебя любила. Я ведь и сама была довольно неуравновешенная, не забывай, что по матери я Уотсон. Но как только моя мятущаяся душа успокоилась, я полюбила тебя. — Она дотронулась до его прохладной руки, лежавшей на качелях рядом с ней ладонью вниз. Она медленно прочертила по мягкому пушку на тыльной стороне ладони восьмерку, словно цифра могла донести до него весть, запоздавшую на сорок лет. Его рука слегка шевельнулась, но положения не изменила.

Все же он сказал: — Я верю тебе.

Ева не отняла своей руки, слегка сжав его кисть. Немного погодя она сказала все так же тихо: — И что же теперь?

— Теперь спать.

— Я о будущем. О твоих планах.

— Я говорил ведь, что хочу переехать сюда, — сказал Роб.

— И что ты будешь здесь делать?

— Преподавать в школе. Труд. Я разговаривал с Торном сегодня утром. Он меня обнадежил.

— Когда это будет?

— Осенью. Но я собираюсь приехать раньше, чтобы устроиться здесь — как только мы вернемся из нашей поездки, как только я разделаюсь с Роли: за квартиру у меня уплачено по июль.

— А я было подумала, что ты просто дразнишь Рину.

— Нет, мама. Я помалкивал об этом, пока сам не пришел к окончательному решению, пока не убедился в вашем радушии.

— Кто еще знает об этом?

— Мин и Хатч, Торн и Грейнджер. Теперь ты…

— А ты убедился? — спросила Ева.

— Прости?

— Убедился, что тебя радушно примут?

— Понимать ли это как подтверждение?

— Я спрашиваю тебя — ты уверен? Ты уже не мальчик и не можешь позволить себе снова промахнуться.

— Что ты называешь промахом?

— Еще раз потерпеть неудачу на глазах у всей семьи.

— Ты же говорила, что это не имеет значения, прежде не имело значения.

— Не имело для нас, — сказала Ева. — Я отвечаю за Рину и за себя. За Хатча я не берусь отвечать. Речь о тебе. Тебя это будет заботить; ты себе жизнь отравишь этими заботами. Вот я и думаю — будешь ли ты рад себе? Сейчас ты дома, сможешь ли ты, поселившись здесь, принимать жизнь такой, какой принимаем ее мы?

— Нет, мама, — сказал Роб, — только не в этом доме. Здесь я и пробовать не стану. Найдется и для меня жилье — старый кендаловский дом. Поселюсь там со всем семейством: Хатчем и Грейнджером, а может, и с Мин. Возможно, мне придется жениться на Мин.

Не отводя глаз от пустынной улицы, Ева потрогала цепь от качели — старую, заржавленную коровью цепь. Она осторожно перещупала с десяток звеньев — теперь рука до утра будет пахнуть ржавчиной.

— А ты уверен, что Хатч захочет переселиться туда?

— Да.

— Ты уже спрашивал его?