Анник Жей - Дьявол в сердце

• Название: Дьявол в сердце
• Автор: Анник Жей
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-7905-3690-5

Судьба бывает удивительно безжалостной! Это по ее прихоти Элка Тристан потеряла все или почти все — престижную, высокооплачиваемую работу, мужчину, к которому она на протяжении долгих лет испытывала более чем нежные чувства… Теперь ее жизнь — это убогие, наглухо застегнутые платья, лишенные даже намека на элегантность, прохладные, таящие в себе запах лекарств больничные простыни — вместо других, смятых в процессе жарких любовных игр, и удручающие размышления о том, что все уже позади. Но однажды случайная встреча подарила Элке единственный шанс. Он — католический священник, связанный обетом безбрачия. Ну и что! — решает она в надежде на обыкновенное женское счастье.

---

— Я думал, что вы не придете, — сказал он, будто извиняясь.

— Ну вот, вы видите, что мы тут.

Она укусила изнутри себе щеку, чтобы не разрыдаться. Он повернулся к ней с такой улыбкой, что осушил ее слезы.

— Самое важное — это любить, — сказала она себе.

— Вы видели Дютрона и Шнайдер в фильме Жулавского?

— Да.

— Тогда вы меня знаете.

— Да.

— Вас это не пугает?

— Нет.

— Но это все-таки довольно далеко от ваших проповедей.

— Да не так уж.

Он повернул по направлению к воротам Пасси. Булонский лес заявил о себе одним-двумя более или менее естественными озерами, велосипедными дорожками, несколькими аллеями для верховой езды и зеленью, большим количеством зелени. Вблизи каждого дерева было видно, что какие-то листья уже увядали: осень вила свое гнездо в зелени, и конец прекрасных дней рисовался уже в их начале. Острый глаз замечал тут пожелтевшую ветку, там опавший лист. Лето было еще прекраснее оттого, что ему угрожала осень.

На ней был бюстгальтер из «Бон-Марше», протез на ней сидел как влитой. Нравился ли ему черный цвет, который она все время надевала? «Балтазар» скромно торжествовал.

Фургончик «Смиренных» выехал на бульвар Сюше. «Не может быть, — сказала она себе, — мы проедем мимо того самого особняка!» Она посмотрела на Люка Вейсса. На нем были черный свитер, бежевые брюки и его «христовы» сандалии. С течением дней бледная кожа приобретала золотистый оттенок. Благодаря солнцу и опущенному стеклу она заметила трогательный пушок.

— Мы заедем сначала к Франсине, трансвеститу, «работающему» тут на углу. Мирей нашла ему место в приюте, и я надеюсь…

— Пожалуйста, остановитесь.

Люк Вейсс затормозил. Среди Элкиных знакомых попадались и умные мужчины, и услужливые, но редко и то и другое вместе. Вейсс обладал обоими этими качествами: он припарковался, не задавая вопросов.

— Приятно, что на вас можно положиться.

Люк Вейсс вышел из машины. Его покорность была удивительной. В такую прекрасную погоду Мелкий Бес, может быть, был дома? Тогда он был в саду, и Луиджи, если только не было Леа, расставлял послеобеденный кампари на ротанговом столе. Все проходит, все приедается, но люди не меняют привычек или почти не меняют.

— Здесь, — сказала она.

Вейсс пошел за ней до кованой железной решетки. Главный вход был надстроен, за оградой вилла хранила свои тайны.

— Я полагаю, что это важно, — сказал Вейсс, глядя на часы.

— Речь идет о моем прежнем отце.

Вейсс нахмурил брови. «У нового глаза бесподобные», — подумала Элка.

— Войти нельзя?

— Нет.

Они обошли вокруг ограды.

— Здесь, — сказала она, — смотрите, камней не хватает.

Они поднялись на цыпочки. Она почувствовала крайнюю близость тела Вейсса, потом ее внимание отвлеклось открывшимся зрелищем. За садовым столом, на котором выстроились несколько стаканов, ведерко для льда и серебряный шейкер, Мериньяк просматривал прессу. Перед тем как перейти к еженедельникам, он с поразительной скоростью листал газеты и в бешенстве бросал их на лужайку.

— Он под следствием, а биржевые показатели падают, — пробормотала Элка.

На менеджере был домашний пиджак в стиле обольстителей из пьес Эрнеста Фейдо. Волосы его поседели, он вжался в кресло, которое меньше пострадало от времени, чем его владелец. Долговечность вещей может сравниться только с силой их инерции. Садовые принадлежности и мебель противостояли непогоде: их фальшивое добродушие было обманчивым.

Предметы быта обладали той же жизнестойкостью. Несомненно, дома у Бертрана, уже после его смерти, по-прежнему оставались электрический чайник и пылесос, которые она ему купила, потому что он был не способен дойти до «Дарти». Между двумя пребываниями в больнице она воспользовалась распродажей, не задумавшись ни на мгновение, что техника с гарантией на два года может пережить ее друга.

— Не видно ничего, — пожаловалась она.

Люк прижал палец к губам. Мериньяк продолжал чтение, опустошал стакан, бросал лед. Вейсс казался зачарованным сценой, словно находил в ней что-то особенно интересное, как будто ничто, кроме читающего, не имело значения.

Способность священника вживаться в происходящее была одним из его немаловажных притягательных свойств. Он впитывал все, как губка, вибрировал от вашего волнения. Пока Вейсс изучал Мериньяка, она воспользовалась моментом, чтобы укротить укротителя. Профиль священника казался слишком красивым, чтобы быть правдой: ресницы, как черный лес, орлиный нос, девичий рот, волевой подбородок, почему надо было игнорировать эти сокровища под тем предлогом, что их обладатель служит мессу? Тайна традиций и догм, на которую никто не удосуживался посмотреть с новой точки зрения. Новое, нео: христианство — это ведь привнесение нового, новый союз, Новый Завет и tutti quanti[18]? Священник, без сомнения, был знамением Бога на Земле, но главным образом он был проявлением собственной жизнеспособности. Признать человечность священника — значит признать его сексуальность. Принять сексуальность — значит предполагать наслаждение.

— Церковь боится женщин, — вдруг вспылила Элка. — Под этим страхом скрывается ее ненависть к наслаждению.

— Может, поговорим об этом в другой раз?

Упершись в стену, Вейсс смог взобраться на ограду.

— Я долгое время был скаутом, — жизнерадостно объяснил он, залезая на камень.

Беззвучность, гибкость, бархатные лапы: священник был кошкой. Сиамка, которую вчера госпитализировали и держали под капельницей, ждала, когда люди наберутся храбрости положить конец ее страданиям. Существует ли кошачий рай? Сердце ее сжалось, когда она увидела, что Люк спрыгнул в сад, словно он всю жизнь проникал к чужим людям, как взломщик. Она услышала шуршание веток, восхищаясь его смекалкой. Поднявшись, как ни в чем не бывало, Вейсс протянул руки, чтобы помочь ей. Он схватил ее за талию и поставил на лужайку. «Он еще и сильный», — подумала она.

— В сутане такое проделать, должно быть, трудно, — сказала она, отряхивая пыль с рук.

— Спасибо Ватикану II!

Они пробирались вдоль ограды, приподнимая лавровые ветви, чтобы оценить ситуацию. Элка была рада увидеть Мелкого Беса, но присутствие экс-отца затмевалось наличием нынешнего. Пригнувшийся к траве, жующий веточку, Люк Вейсс давал ей лишнее доказательство своей преданности. Если бы сработала сигнализация, священник оказался бы в сложном положении.

Взгляд Элки пробежал от крыльца до окна с закрытыми ставнями прежде, чем зафиксироваться на хозяине дома. Менеджер заканчивал обзор прессы. Он скомкал последнюю страницу. Его лицо выражало усталость человека, который проиграл, но не может в этом себе признаться. Его состояние, очевидно, таяло как в биржевых бурях, так и под давлением судей. Даже если допустить, что имеются сбережения на черный день, зачем «быть самым богатым на кладбище», как говорила Мод?

На склоне жизни продолжая собирать в житницы зерно, король бетона не видел проходящие лета. В своем пиджаке жиголо на излете, Мериньяк казался скорее маленьким, чем хитрым. Вдруг он стал трогательным — старый малютка, которому жизнь перестала подчиняться как раз в тот момент, когда подводятся итоги. Опустошив последний стакан, тот, кто воплощал процветание недвижимости, посмотрел на свои руки. О ком и о чем думал Менеджер Года в июльских сумерках? Свет слабел, собираясь вокруг лавра, чья тень падала на гравий. Вилла погружалась в полумрак.

— Да я его знаю, — прошептал Вейсс.

Занятая своими мыслями, Элка не отреагировала, спрашивая себя, как настолько заурядный человек мог когда-то внушать ей такую страсть. Как и все его смертные братья, хозяин Франс-Иммо балансировал между величием каждого живущего, знающего, что он умрет, и «ничтожеством, полным тайн», как любил выражаться Мальро. Он не был ни цитаделью добродетелей, ни скопищем пороков; иногда радушный, но чаще неприятный, Мериньяк был похож на нее: человек со слишком человеческими слабостями. Словно чтобы доказать ее правоту, Менеджер стал ковырять в ухе мизинцем. Потом исследовал ею, перед тем как вытереть о шелк.

Франк встал, потянулся и направился к низкому столику, где стоял проигрыватель для компакт-дисков. Он присел на корточки. Вдруг в саду раздались первые такты танго Карлоса Гарделя «El dia que te quieras». Звук бандонеона напоминал определение, которое Сантос Диссеполо дал танго: «Грустная мысль, под которую танцуют».

«День, когда ты меня полюбишь» казался сгустком ностальгии, чем-то почти таким же прекрасным, как «Очи черные». Франк прибавил звук. Танго было рыданием души, и Мелкий Бес громко плакал. Он сделал несколько танцевальных па со стаканом в руке. Возил ли он Алису в Буэнос-Айрес? Предчувствовал ли он, что, вопреки уверениям танго, счастье никогда не возвращается?