Василий Седугин - Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси

• Название: Всеволод Большое Гнездо. "Золотая осень" Древней Руси
• Автор: Василий Седугин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-57605-0

«Волгу может вёслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», — читаем в «Слове о полку Игореве» о дружине Всеволода Большое Гнездо, последнего великого князя домонгольской Руси. Десятый сын Юрия Долгорукого, ещё в детстве он был изгнан родным братом и семь лет прожил при императорском дворе в Константинополе, познав военное искусство византийской армии, на тот момент лучшей в мире, и тайны непревзойдённой цареградской дипломатии. Все эти навыки пригодились ему по возвращении на Русь — искусный политик и талантливый полководец, Всеволод Большое Гнездо одержал победу в борьбе за власть, усмирив смуту и приведя князей к повиновению. А своё почётное прозвище получил не только за многодетность (у него было восемь сыновей и четыре дочери), но и за отеческую заботу о Русской Земле — именно при нём Владимиро-Суздальская Русь достигла пика своего могущества и процветания.

НОВЫЙ роман от автора бестселлеров «Князь Игорь» и «Владимир Мономах» воздаёт должное одному из величайших властителей в нашей истории, чьё правление, ставшее «золотой осенью» Древней Руси, вспоминают добрым словом спустя многие столетия.

---

   — Но и купцов не щадят, — возражал ему Борис. — С них тоже крепко дерут.

   — Чего дерут, чего дерут? Это восемь процентов — «дерут»? У них мошна тяжела, с них можно! А вот чего с нас взять? А всё-таки вытягивают. Брать-то уж нечего, а всё равно выдирают, последние жилы готовы вытянуть!

Сепеос в сердцах бросил ложку на стол, порывисто встал, произнёс:

   — Вы тут оставайтесь, беседуйте, а я пойду, меня работа ждёт.

И ушёл.

Всеволод вздохнул свободно. Надо же такому случиться, своими вопросами Сепеос на чистую воду чуть его не вывел. Хорошо, Борис спас. Но в душе у него не было благодарности к избавителю. Спас-то спас, но вот к Виринее опять полез с разговором. Она повернулась к Борису, и они опять о чём-то стали тихо, но увлечённо говорить; Всеволод почувствовал себя никому не нужным. Он встал и тихонько вышел во двор.

Вечерело. Небо было чистым, ни облачка, но жара спала, с моря потягивала живительная прохлада. В сарае шумно вздохнула корова, возились куры, усаживаясь на насест. На душе у Всеволода было тягостно, тоскливо. Неясные предчувствия одолевали его, хотелось бросить всё и уйти куда глаза глядят.

Вышла Виринея, взяла его за руку, прижалась плечом:

   — Борис так много подсказал по игрушке! Всё-таки он такой талантливый, такое у него замечательное чутьё!

Всеволод молчал.

   — Он говорит, что если я завершу медведя с зеркалом, то фигурки будут покупать состоятельные люди и большие деньги давать. А я знаю, в столице есть много настоящих ценителей народных изделий!

Всеволод упрямо смотрел куда-то вдаль.

   — А ты чего такой хмурый? Может, отец обидел? Не обращай внимания, он иногда сгоряча наговорит, а потом тут же забывает. У него зла не бывает.

   — Отец аут ни при чём, — наконец разлепил губы Всеволод.

   — Тогда кто же? Я, что ли?

Он недовольно отвернулся.

Она некоторое время пристально вглядывалась в его лицо, наконец её осенило:

   — А, ты приревновал меня к Борису! Так, что ли?

У Всеволода обиженно дёрнулась голова.

   — Дурачок, да разве можно так? Мы с ним рядом росли, стали как родные. Я часто в его дом забегаю, и он к нам заходит, когда захочет. Мне и в голову не могло прийти, что у тебя в голове зародятся такие мысли!

   — А вот зародились! — непримиримо ответил он. Он уже сам чувствовал, что неправ, что зря приревновал Виринею, но какой-то бес внутри не давал успокоиться и покаяться, и он стоял на своём.

Виринея отстранилась от него, глаза её потемнели, она произнесла срывающимся голосом:

   — Не сметь меня ревновать. Я тебя никогда не обманывала. Я не имею привычки лгать. Не только тебе, но никому другому. Так что не оскорбляй меня подозрением, я такого не выношу!

И отвернулась, готовая уйти.

Тогда он понял, что где-то перелишил. Стал извиняться:

   — Прости меня, Виринея, я по-глупому веду себя. Но я, видно, по-настоящему люблю тебя, и мне было больно видеть, как ты всё внимание уделяешь не мне, а Борису...

   — Но у нас чисто творческие отношения! Ведь мы говорили только об игрушках, неужели ты не слышал?

   — Может, и слышал, но вы уединились, шептались о чём-то. И за столом тоже только с ним разговаривала, как будто меня не было рядом...

   — Ну, это ты привираешь, будто мы уединялись! — уже весело проговорила она. — Мы просто отошли в сторонку, чтобы не надоедать тебе разговорами. И за столом я к тебе тоже обращалась, ты забыл, видно...

Наконец помирились.

Когда стемнело, молодёжь пошла к морю. Виринея взяла Всеволода под руку, прижалась к нему, и так брели они, чуть в отдалении ото всех.

   — Знаешь, Даниил, — говорила она мечтательным голосом, — я бы так шла и шла рядом с тобой, не останавливаясь, чтобы забраться далеко-далеко и остаться совсем одним. Построить на берегу моря или реки какую-нибудь лачугу и жить в окружении природы, ни от кого не завися и никому не подчиняясь...

Всеволод ей поддакивал, потому что и ему хотелось вырваться из этого запутанного положения, из которого он пока не знал выхода, и разом покончить с двусмысленностью, которую сам по нечаянности создал...

Компания остановилась на берегу. В молчаливое море опрокинулось звёздное небо, из-под обрыва доносился шелест прибоя. Ребята быстро наносили хворост, разожгли костёр. Зазвучали цитры, полились песни. Удивительная вещь — костёр, горит себе, разрывая темноту прохладной ночи, взмывает языками, брызжет мириадами искр в самое небо, и на душе становится веселее, и хочется петь, и песни кажутся какими-то особыми, значительными, словно они написаны про тебя.

А затем у костра было разыграно импровизированное представление, навеянное сценками, показанными на поле Ипподрома. Борис и парень по имени Гибреас, завернувшись в туники, стали представлять греческих героев.

   — О, презренный! — обращаясь к Гибреасу, густым красивым басом пропел Борис. — Зачем явился ты сюда?

   — Затем, чтобы тебя увидеть, — тенорком отвечал ему Гибреас.

   — Ха-ха-ха! Ужель не знаешь ты, что тебя ожидает?

   — Но что плохого вдруг тебе я сделал?

   — Ах, смеешь предо мной лукавить ты, несчастный?

   — Коль вред какой тебе принёс, готов за то ответить!

   — Не ты ли покушался, трус, на даму сердца моего?

   — Я? Ха! А кто она, скажи мне?

   — Она? Она моя богиня, чья красота сравнима только с солнцем, глаза её как эти звёзды. Любовь же наша — океан безбрежный. Вот она!

И он указал на какую-то девушку. Все захохотали, но девушка не растерялась. Гордо откинув голову, она произнесла:

— О, воин жалкий! Чтоб отдала тебе своё я сердце, достать ты должен мне вон ту звезду!

Смех, хохот, аплодисменты. И снова высоко-высоко в небо, в холодные звёздные пространства несутся слова всё новых и новых песен...

II

В июне после длительного пребывания в восточных областях, называемых фемами, в Константинополь вернулся дед Всеволода, Константин. Это был поджарый, с седой копной волос и небольшими бородкой и усами, весьма живой и подвижной старик шестидесяти пяти лет. Он сразу наполнил дворец разговорами и смехом, все забегали, засуетились. Ирина, счастливая от встречи, не знала, как угодить отцу. Увидев внука, Константин воскликнул восхищённо:

   — Ну ты и вымахал за эти три года. Встретил бы где-нибудь на улице, не узнал!

Он обнял Всеволода, повёл в трапезную, где Ирина распоряжалась слугами, какие любимые кушанья отца ставить на стол.

   — Дочь, ответь мне: наверно, у Всеволода невеста есть? — спросил Константин, весело поглядывая на них обоих.

   — Не заметила пока. Девушки вокруг него вьются, я бы сказала — отбоя нет. Но вот одной какой-нибудь вроде бы нет.

   — Это так, внучок?

Всеволод смущённо пожал плечами и ничего не ответил.

   — Эх, вовремя я приехал, будет чем заняться! Поищу-ка я среди знатных семейств хорошую невесту своему внуку! Самое время породниться с влиятельными семьями, укрепить наше положение среди константинопольской знати. Помнится, у Кантакузенов и Дуков были на выросте дочери, вот бы к ним посвататься. Хорошее приданое можно получить!

Эти слова задели Всеволода, он проговорил:

   — Дед, есть у меня девушка.

   — Это как же так, — забеспокоилась Ирина. — Ты встречаешься с девушкой, а я ничего не знаю. Кто же она?

   — Не из знатного рода. Вы её не знаете.

   — Уж не уличную ли девку подхватил? — забеспокоилась Ирина. — Ну нет, только не это!

   — О чём ты говоришь! Разве может отпрыск византийского императорского рода, русский князь связаться с какой-нибудь безродной?

   — Но вот он сам сказал...

   — Он пошутил. Не так ли, внучок?

   — Да так, дед.

   — Ну вот видишь, а ты беспокоилась. Всеволод умный и образованный юноша, и жена у него будет из знатной семьи. Но ладно об этом. Тут есть дела и посерьёзнее.

Константин откинулся на спинку кресла, глаза его сузились, взгляд стал жёстким, холодным. Теперь перед ними сидел совсем другой человек, привыкший властвовать и повелевать.

   — Заехал я сначала к императору. Так вот, приглашает он завтра на приём посла Венецианской республики. А всё это означает ни больше ни меньше как новую войну за Италию.

Ирина и Всеволод напряжённо смотрели ему в лицо.

   — Никак он не может успокоиться, что утеряли мы когда-то Италию и Рим, во что бы ни стало хочет вернуть исконные территории. Но разве это разумно? Надо смотреть не назад, а вперёд, в завтрашний день. Тогда ясно увидишь, какие опасности подстерегают твою страну, откуда исходит наибольшая угроза. А главный враг у нас сегодня — турки-сельджуки. Я управляю восточным фемом и прекрасно вижу, какая мощная сила скапливается на наших восточных границах. Они отобрали у нас Армению, Галатию, Каппадокию, их отряды появлялись уже чуть ли не у стен Константинополя. А император этого не видит, его тянет на запад, где настоящих-то врагов у нас нет!