Мордехай Рихлер - В этом году в Иерусалиме

• Название: В этом году в Иерусалиме
• Автор: Мордехай Рихлер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7516-1117-0, 978-5-9953-0214-8

Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.

Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.

---

— Бог, я думаю, наделяет людей разными талантами, дары это богоданные, голос, к примеру, — сказала миссис Джейкобс. — Так вот я рождена для гостиничного дела. За последние полвека я лучше всех воплощаю идеи Дженни Гроссингер. Меня здесь отождествляют с ней — какое вам еще нужно доказательство.

На всякий случай — буде дальнейшие доказательства все же потребуются — миссис Джейкобс предъявила письма гостей, возносящие ее таланты свахи, ее умение поднять настроение гостей. Вы, свидетельствует одно из писем, это что-то сверхъестественное. У вас прямо-таки атомная энергия.

— На нас работают наши традиции, — сказала миссис Джейкобс, — не говоря уж о дивной природе и прекрасных видах, а они здесь в изобилии. Так что мы отлично обходимся без Милтона Берла. В «Гроссингере» всего за семьдесят пять долларов в неделю любая стенографистка может запросто общаться с миллионером. И этой стороне нашей деятельности мы, знаете ли, придаем большое значение.

— Много к вам поступает жалоб от гостей? — справился я.

Миссис Джейкобс одарила меня чарующей улыбкой.

— Жалоба, — сказала она, — для нас — не проблема, а вызов. Я благодарю тех, кто жалуется.

Миссис Джейкобс устроила для меня экскурсию по дому Дженни, коттеджу «Радость», — он находится по соседству с Миллионерским коттеджем и напротив Папиного. На рояле стоит подписанная фотография Хаима Вейцмана, первого израильского президента, на столике рядом — фотография Джека Бенни, тоже с автографом. Одну стену с пола до потолка покрывают почетные грамоты и т. д. Адреса и дипломы, аттестующие Дженни «Женщиной года», включая и диплом — «Самая благородная женщина года» от Балтиморского общества помощи благородным женщинам. Имелся тут и диплом от журнала «Уиздом»[279], удостоившего Дженни титула Человека чести.

— Дженни, — поведала мне миссис Джейкобс, — на редкость скромна. Не было случая, чтобы она не уделила час в день изучению какого-нибудь предмета, а перед женщинами, у которых есть степень, она прямо-таки благоговеет…

У самой Дженни всего одна степень — почетного доктора гуманитарных наук, присужденная ей в 1959 году Уилберфорским университетом штата Огайо[280].

— Я никогда не видела, чтобы Дженни была так растроганна, как в тот день, когда ей присуждали степень, — поделилась со мной миссис Джейкобс.

Миссис Джейкобс поднесла мне коробочку печенья, чтобы я подкрепился, пока доберусь «дотуда» — «дортен» на идише, — в «Конкорд». Если Дженни Гроссингер — доктор Швейцер Катскиллов, то Артура Винарика можно считать их доктором Стрейнджлавом[281]. Винарик, в прошлом парикмахер, заработав состояние на тонике для укладки волос «Джерис», в 1935 году приобрел «Конкорд» за десять тысяч долларов и остается его водителем и вдохновителем и поныне. Ему за семьдесят. В первую нашу встречу я сморозил глупость, спросив Винарика: доводилось ли ему бывать на роскошных курортах?

— Гаражи с драпри — вот что это такое, — отрезал Винарик. — Склады.

Нашу беседу прервал гость в бейсболке и вздетых на нее темных очках.

— В чем дело, Винарик, неужели вы построили всего одно новое здание в этом году?

— Три.

Одно из них просто-таки двор Короля Артура, где «вас ждет волнующее рандеву в снегах… где каждый мужчина чувствует себя Галахэдом или Ланселотом, а каждая девица — Гвиневерой или прекрасной Элайн»[282]. Винарик — он одержимый строитель — как-то спросил комика Зиро Мостеля:

— Ну и что мне еще сделать? И чего еще тут не хватает?

— Застекленных джунглей, Артур. Чтобы охотиться на тигров в оранжерее. В шабат охотники надевали бы ермолки.

Однако вряд ли вероятно, чтобы хоть кто-то в «Конкорде» носил кипу: ведь переместиться из «Гроссингера» — дортен — означает перемахнуть через одно поколение евреев, а именно сменить хаймише (уютное), пусть и утопающее в патоке пристанище на хром и бетон. Обходительным и по должности человеколюбивым сотрудникам одного отеля далеко до компьютерной четкости служителей другого. Для «Конкорда», к примеру, одиночки тоже больное место, но здесь, по-моему, не лезут из кожи вон, чтобы пересадить их получше. Одиночки и брачные пары, молодые и старые обозначаются на карте военных действий в столовой разноцветными булавками.

«Конкорд» — самый большой и шикарный из Катскиллских отелей. «Сейчас, — написал на днях Уолтер Уинчелл, — он приносит тридцать миллионов в год». Фантастическое место. Роскошный лайнер, навечно поставленный в сухой док. Высотой в девять этажей, с огромным вестибюлем, плавно изогнутой лестницей, крытой красным ковром, с бесконечными коридорами, ведущими туда, сюда и куда только не, «Конкорд» легко управляется с двумя с половиной тысячами гостей, которые — как пить дать — отлично управляются с девятью тысячами латкес и десятью тоннами мяса ежедневно. С потолка главного вестибюля свисают затейливые люстры. Самый большой из здешних ночных клубов — «Имперский зал» вмещает две с половиной тысячи человек. Однако пытаться описать «Конкорд» в точных цифрах небезопасно. Потому что не успел я зарегистрироваться, как взамен главной столовой возникла еще более пространная, и не исключено, что со времени моего отъезда открылось еще пять соединенных между собой конференц-залов, а их, в свою очередь, переоборудовали в закрытый весенний тренировочный лагерь для «Метс»[283]. Тут нет ничего невозможного.

— Много лет назад, — поведал мне здешний служитель, — какой-то гость сказал Винарику: и это вы называете зал, да у меня дома уборная почище вашего зала. Винарик признал правоту гостя и — и давай строить. «У нас они за городом будут жить, как в городе, — возвестил он. — Как нам к этому подойти? Солнце — ну что солнце? — где его нет. А раз так, что нам предпринять?»

А предприняли они вот что: завели три поля для гольфа, последнее с восемнадцатью лунками, наняли пять оркестров, выступать в ночной клуб приглашали исключительно знаменитостей (Милтона Берла, Сэмми Дэвиса-младшего, Джуди Гарленд, Джимми Дуранте[284] и т. д.), поместили в один из вестибюлей штатного графолога (Ларри Хилтона не нужно представлять, всем известны его исполненные юмора Наглядные лекции…), в другом — перед хранилищем — на надувной подушке величаво восседал охранник с револьвером и патронташем, наняли как можно больше спасателей, распорядителем водного спорта поставили Бастера Крэбба[285] («По сравнению с этим великолепным открытым бассейном, — написал недавно Крэбб, — все другие бассейны смахивают на те лужицы, куда я водил бултыхаться Джейн и обезьяшек…»), купили машину, первую в Катскиллах, чтобы покрывать лыжню искусственным, разноцветным снегом («От цветного снега нам пришлось отказаться: у некоторых гостей он вызывал аллергию»), в нижнем вестибюле соорудили сводчатую торговую галерею, прозванную Малой Пятой авеню.

Мак Кинсбраннер, приветливый менеджер «Конкорда», устроил мне экскурсию, начал он ее с торговой галереи. Там я прочел объявление:

НЕ ЗАРЫВАЙ СВОИХ ТАЛАНТОВ

Создай картину сам!

В нашей арт-крафт студии

ты сможешь написать картину маслом

размером 12 х 17

всего за 50 центов

не вызывающими аллергии красками.

За следующей дверью Тони и Маршия сулили: зайдите к нам и по выходе вам не будет равных в твисте, боссанове, пачанге или ча-ча-ча.

— У нас в эту минуту ведется строительство стоимостью в пять миллионов долларов. Люди больше не ездят в горы отдыхать, — сказал Кинсбраннер, — туммель — вот что им нужно.

«Туммель» на идише означает «шум», и остривших без передыху катскиллских комиков прежних времен называли «туммлеры», буквально «шумовики».

— Прежде мы, знаете ли, много занимались ритмической гимнастикой, теперь — нет. К нам теперь приезжают люди постарше. Гольф — это да, но… словом, я вам скажу, кого мы обслуживаем в этих отелях, пищеголиков — так я их окрестил. Как бы там ни было, я вел занятия — я о гимнастике говорю, — и вот показываю я одно упражнение, «велосипед» называется, оно для толстяков, да вы знаете: крутите ноги туда-сюда, туда-сюда, и вдруг трах-бах — у нее живот лопается, кишки наружу. Дама в теле. Вот так вот — прямо-таки наружу. Прибыли за год как не бывало, гимнастике — конец.

Мы пошли посмотреть оздоровительный клуб. ЧЕРЕЗ ЭТОТ ПОРТАЛ, гласило объявление, ПРОХОДЯТ САМЫЕ ЧИСТЫЕ ЛЮДИ В МИРЕ.

— Это объявление распорядился повесить я, — сказал Кинсбраннер, — прежде я был школьным учителем.

Другое объявление гласило:

ФЕХТУЙ УДОВОЛЬСТВИЯ РАДИ

Мсье Октав Понше

Осанка, изящество, подтянутость

тебе обеспечены.

В клубе для одиночек Кинсбраннер сказал:

— Что и говорить, с ними хлопот полон рот. Если одинокая дамочка никого здесь не заарканит, по возвращении в Нью-Йорк она говорит, что у нас плохо кормят. Не скажет же она, что на нее никто не польстился. Поэтому я всегда им говорю: что бы вам приехать в прошлый уикэнд. Уф!